Елена Логунова - Хижина тети Томы Страница 35

Она явно имела в виду штанги с натянутыми на них веревками для сушки белья. Такое полезное приспособление имелось под окном и на моей стороне, и на противоположной, только там в качестве несущих опор использовались узкие деревянные брусья, а здесь – отрезки железных водопроводных труб. Не похоже было, что Аскер частенько занимается постирушками, единственная посеревшая от старости бельевая веревка болталась на дальнем конце штанг, и кольца, которыми она крепилась, приржавели к трубам. Я подумала, что это совсем неплохо, ведь труба круглая, скользкая, а вот ее соединение с кольцом даст более или менее надежную опору моей ноге. Надо только рассчитать, чтобы первый шаг пришелся точно на этот узел, а вторым шагом я ступлю уже на гораздо более удобный деревянный брус. Всего два шага – и я окажусь в хижине на другой стороне! Пусть тогда Аскер с Мухом ломают головы, куда я подевалась!

Я встала ногами на подоконник и подвинулась к левому краю, чтобы оказаться на одной прямой с трубой и брусом. Никогда прежде я не бегала по проволоке, и даже в раннем детстве, когда дедушка водил меня в цирк, моими кумирами не были канатоходцы. Впрочем, в нежном возрасте семи лет я две недели отзанималась в секции спортивной гимнастики и раз пять или шесть прошлась по бревну, которое носило весьма подходящее для этого снаряда название «бум». Если быть точной, я прошла по нему пять раз, а на шестом конкретно бумкнулась, сильно ушибла ногу, и Нюня моя решила, что впредь ни этой, ни другой моей ноги в гимнастической секции не будет.

– Я же не знала, что данный опыт может пригодиться! – сказала теперь моя трусиха в свое оправдание.

– Давайте считать, что бегать по бревну – все равно что ездить на велосипеде: это совершенно незабываемый навык! – предложила моя отважная оптимистка. – Ну, чего мы ждем? Появления публики в лице любвеобильного господина Ачмизова? На старт!

– Внимание! – подхватила осмелевшая Нюня.

А потом они в один голос скомандовали:

– Марш!

И я прыгнула. Водопроводная труба под моей ногой загудела, как музыкальная. Взмахнув руками, как лебедушка, я удержала равновесие и с трубы перепрыгнула на брус. Балалаечными струнами тренькнули проволочки, натянутые на деревянные палки вместо веревок. Третьим шагом я столкнула с подоконника цветочный горшок и загремела следом за ним в темноту чужого жилища.

В ответ не послышалось ни окрика, ни какого-либо иного шума, если не считать громыхания горшка, который прокатился по полу через всю комнату и затих в дальнем ее углу. Я перевела дух. Слава богу! Тут никого нет. Вломиться в чужую комнату среди ночи, разбудив мирно спящих граждан топотом и шумом падения предметов интерьера, было бы по меньшей мере невежливо. Папа и мама учили меня являться с визитом в более традиционной манере.

– Нашла время думать о приличиях! – фыркнула Тяпа. – Лучше посмотри, какой тут замок в двери. Хорошо бы английский! Тогда можно будет открыть его изнутри и тихо – опять же по-английски – удалиться.

Света из окна на противоположной стороне «улицы» хватало, чтобы кое-как ориентироваться и в этой комнате. Она не производила впечатления жилой. Во всяком случае, я не заметила явных признаков, что в ней кто-то обитает в данный момент, хотя все необходимое для скромного проживания имелось: широкая кровать, аккуратно застеленная шерстяным пледом, стол, стул, тумбочка. К декоративным излишествам относились чеканное панно «Ахтамар» с изображением кудрявой девы с непропорционально длинными руками, в коих она держала раскочегаренную спиртовку, и поруганный цветочный горшок. Я решила, что данный номер категории «половинка звезды» в настоящий момент свободен от постояльцев, но моя радость по этому поводу улеглась сразу, как только я выяснила, что дверь заперта на замок – и это не благородный английский замок, а отечественный, навесной, широко распространенной в сельской местности модели «Амбар Царя Гороха». Открыть его изнутри нечего было и мечтать.

– Ничего страшного! – успокоила меня Тяпа. – Подумаешь, небольшая проблема с выходом! Графу Монте-Кристо было не в пример труднее, а он все-таки справился! Посидишь тут часок-другой, пока Мух уберется из гаража Аскера, а потом вылезешь в окно. Если боишься прыгать просто так, можно сделать веревку из простыни.

Таясь за занавесками, я выглянула в окно, но Муха не увидела: он забился в глубь Аскерова гаража. Зато мне открылся превосходный вид на только что покинутую комнату. Пустая, она выглядела таинственно и зловеще, как палуба корабля, экипаж которого повально сгинул в Бермудском треугольнике. Ветерок раскачивал створки открытого окна. К ночной бабочке, самоубийственно кружащей вокруг лампы, присоединилось еще несколько суицидально настроенных насекомых, их увеличенные тени метались по стенам. А на белом подоконнике чернел четкий отпечаток рифленой подошвы.

– Козел-собака! – расстроилась я. – Проклятый мазутный след выдает меня с головой! Мух с Аскером, как только увидят его, сразу поймут, что я удалилась через окно!

– Главное, чтобы они не поняли, куда именно ты удалилась! – дельно высказалась Нюня. – С этой целью я предлагаю срочно задраить люки и лечь на дно.

Я не стала пренебрегать этим разумным советом: плотно закрыла окно, задернула шторы и даже спряталась под кровать, но вскоре вылезла из-под нее, потому что там было невыносимо душно и пыльно. В ортогональной проекции (так называется вид сверху, я помню, мне дедушка-математик рассказывал) просторное двуспальное ложе нравилась мне гораздо больше. Решив, что нет никакого смысла лишать себя минимального комфорта, я не раздеваясь залезла в кровать, с головой укрылась пледом и забылась тревожным сном гонимого и преследуемого беглого негра, что вполне соответствовало и моему положению, и внешнему виду.

Глава 12

Крестики-нолики

Спала я недолго и очень беспокойно. Снилось мне, будто я пребываю в узилище, представляющем собой что-то среднее между замком Иф и дощатой тюрьмой, в которой томился славный негр из «Приключений Гекльберри Финна»: где-то рядом было море, в своей темнице я слышала слабый шум его волн, на фоне коего особенно пронзительно звучал тонкий крысиный писк. Наяву ему соответствовал скрип открываемой двери, но я узнала это с большим опозданием – много позже того, как меня покинуло одеяло.

Как оно сползло с меня, я не заметила, но в какой-то момент почувствовала, что мерзну, пошарила вокруг себя в поисках блудного пледа, ухватила краешек ворсистого полотнища и потянула на себя. Одеяло подчинилось с большой неохотой и буквально через минуту вновь меня покинуло.

– Что за черт?! – Моя Тяпа окончательно проснулась и рванула строптивое одеяло с мощью волжского бурлака.

Плед живо вернулся ко мне, да не один, а с содержимым. В него, на манер блинчика с начинкой, было туго завернуто какое-то крупное тело! Поскольку Тяпин рывок был сильным, тело в пледе по инерции наехало на меня, после чего я, естественно, заорала и пинками сбросила гигантский «блинчик» на пол.

– Кто здесь?! – испуганно спросило тело, беспомощно трепыхаясь в одеяле.

Я захлопнула рот, соскочила с кровати, распласталась по стеночке и бочком-бочком приставным шагом двинулась к двери. Где она, черт ее побери?! Слабого света, пробивающегося сквозь щелочку в задернутых шторах, было недостаточно, чтобы быстро сориентироваться в незнакомом помещении. К тому же спросонья и после пережитого шока я была изрядно дезориентирована.

Тем временем тело в одеяле в характерной манере ползущей гусеницы подобралось к стене, воздвиглось, выпростало из обмотки руку и дотянулось до выключателя. Вспыхнула голая лампочка под потолком. Я зажмурилась – отчасти от того, что резкий свет меня ослепил, но больше от страха.

– Ой, батюшки!

В голосе, который это произнес, звучало нездоровое веселье. Я опасливо открыла один глаз, потом второй, потом вытаращила оба и заморгала, не зная, в чем мне больше сомневаться – в остроте своего зрения или в крепости рассудка.

– Ты кто, прелестное создание? – изящно драпируясь в плед, спросил меня Рома.

– Козел-собака! – беспомощно выругалась я. – Опять ты?

– Это кто? – Рома тоже округлил глаза, как персонаж японского мультика-анимэ.

Плед сковывал его движения. Семеня, как гейша (что очень шло к японским мультипликационным глазам), он пересек комнату, остановился передо мной и потянулся к моей физиономии.

– Но-но! Руку убери! – Я отстранилась.

– Танька? – недоверчиво спросил Рома. – Танька!

Он сначала захихикал, а потом откровенно заржал.

– Не вижу ничего смешного! – гордо сказала я.

– Танька! – отсмеявшись, сказал Рома. – Ты самая наглая девица, какую я знаю! Опять ты залезла в мою постель! Не помню, чтобы кто-нибудь еще приставал ко мне так откровенно и беззастенчиво!

– Это я пристаю? Я?!

– Но я не ропщу! – с напускным смирением торжественно заявил он. – Я мужественно терплю твои приставания. Несу, так сказать, свой крест!