Дарья Донцова - Букет прекрасных дам Страница 36

Я побарабанил по рулю и закурил. Но Раечка-то преспокойно жила в достаточно обеспеченном доме Яковлевых. Конечно, их достаток и сравнить нельзя с доходами Норы, но все же девочка не голодала, имела игрушки, наверное, ее даже баловали, ведь для Валентины она была родной кровью, внучкой. Надо же, у нее, оказывается, имелся голос и слух, Риточка начисто была лишена этого дара. Если говорить честно, то никакого таланта, кроме как к выпивке, у Маргоши не наблюдалось. И еще одно. Девочки выросли очень похожими, но Зоя мигом подметила разницу. Уходя, я задал женщинам еще один вопрос:

– И вы так сразу поняли, что на снимке не Рая, а другая? Почему?

– Ну, – засмеялась Зоя, – может, кому и не видно, но мне сразу заметно, брови другие, взгляд совсем иной. Нет, я моментом сообразила. Не Раюшка это, а та, вторая. Хотя похожи невероятно.

Ну, брови, положим, Рита выщипала, превратив их в настоящее безобразие, а вот взгляд! Я молча смотрел, как синеватый дым начинает наполнять салон. Взгляд, это уже серьезно. Кстати, и фотограф, снимавший Раю под фамилией Кисина, тоже отметил, случайно увидав фотографию Риты:

– Нет, эта не та девушка, что приходила ко мне, взгляд совсем другой.

Значит, близким людям и профессиональному фотографу сразу стало понятно, что к чему.

Я врубил первую скорость и медленно покатил к Москве. Честно говоря, ничего не понимаю. Одна из сестер совершенно точно мертва, но кто она? Рита или Рая? Если моя догадка верна и некто, стоящий пока за кадром, «поменял» Маргошу на Раечку, то погибла последняя. Но какова цель этого спектакля? Что рассчитывал получить сей таинственный индивид? Какую цель преследовал? Если думал посредством подобной рокировки подобраться к миллионам Норы, то скорее всего его поджидала сокрушительная неудача. Элеонора бы вмиг раскусила обман, пусть не сразу, так через час точно. Но ведь, и кроме Норы, имелось полным-полно общих знакомых, в конце концов, я. Ну ладно, я, предположим, очень невнимательный, но у Риточки были любовники.

С одним из них, Леонидом, у девушки только-только начался роман. Его-то как собирались обвести вокруг пальца? Или я все придумал? Никто не собирался никого обманывать. Рая просто-напросто решила «удлинить волосы», а Рита купила в подземном переходе свитер. Как ее занесло на «Первомайскую»? Да куда ее только не заносило! Каким образом разорванный свитер Маргоши оказался в квартире, где жила Рая?

Я миновал автодорогу и плавно вкатил в Москву, потянулись светофоры. Поджидая, пока красный свет сменится зеленым, я вздохнул. Да все очень просто. Произошел совершенно невероятный случай. Девчонки столкнулись, ну, предположим, в магазине, подивились на невероятное сходство, с удивлением узнали, что родились в один день, причем в одной и той же больнице… Нора никогда не скрывала от Риты, что та появилась на свет в Красномосковске. Девицы сделали выводы и решили обдурить Элеонору. Зачем? Да просто так. Представляю, в какой восторг пришла Рита, большая любительница всяких розыгрышей.

Не успел я додумать интересную мысль до конца, как ожил телефон:

– Вава! – сердито рявкнула Николетта. – Ты где?

– Почти у дома, мама.

– Хватит, – вконец обозлилась Николетта, – прекрати звать меня мамой, понял, Вава?

– Понял, мама.

Сообразив, что на этот раз я настроен серьезно и не собираюсь сдаваться, Николетта сбавила обороты:

– Ну, ну, не дуйся. Значит, заезжаешь за мной в шесть.

Я чуть было не спросил:

– Зачем?

Но, слава богу, вовремя прикусил язык, потому как вспомнил, что сегодня мы званы в мало кому известный театр с диким, на мой взгляд, названием: «В корзинке». Внучка Коки, весьма странная особа примерно двадцати пяти лет, получила главную роль в спектакле «Не будите спящую собаку». Калерия Львовна разослала всему свету приглашения на премьеру. И уж поверьте мне, она зорким глазом будет следить за присутствующими, примечать, кто явился с букетом, кто с коробкой конфет, а кто с пустыми руками. Проигнорировать приглашение значит нанести смертельное оскорбление Коке, а она не тот человек, с которым следует ругаться.

– Не забудь помыть машину, – тараторила Николетта, – и убедительно тебя прошу явиться в подобающем виде. Хорошо?

– Конечно, – пробормотал я, – естественно.

– Вот и умница, не опаздывай, Вава, – сказала маменька и быстренько отсоединилась, чтобы не услышать в ответ: «Да, мамочка».

Николетте нравится злить окружающих, и она считает, что последнее слово всегда должно оставаться за ней. Дома я распахнул шкаф и выудил из него костюм, предназначенный для выхода в свет после шести вечера, отметил, что он изрядно измят, и пошел на кухню.

Горничная Лена и кухарка Туся преспокойно пили чай.

– Уж извините меня, – пробормотал я, демонстрируя вешалку, на которой болтался пиджак, – сам бы погладил, да не умею.

– И зачем вам, Иван Павлович, утюгом махать? – улыбнулась Леночка. – Сейчас в момент сделаю.

– Спасибо!

– Так не за что, – засмеялась прислуга и спросила: – Иван Павлович, Элеонора Андреевна скоро выйдет из больницы?

– Думаю, нет, она пока в реанимации, а что?

– Да так, – протянула Лена, включая утюг, – просто интересно.

Но Туся была попроще, поэтому раскрыла рот и сообщила:

– Жалованье нам не заплатили, вчера расчетный день прошел.

– Ничего, ничего, – быстро влезла Лена, – ерунда, с голоду не дохнем, вот Элеонора Андреевна вернется…

Я вздохнул.

– Простите меня, я совершенно забыл. Хозяйка велела с вами расплатиться, а у меня все из головы вон. Напомните только, о каких цифрах идет речь?

Женщины назвали суммы. Я сходил наверх, вытащил из сейфа деньги, отдал им, забрал у них расписки, вновь полез в сейф и вновь уронил на пол плоский конверт со словами «Мое завещание». Положив его в самом дальнем углу, я пошел одеваться.

К театру мы с Николеттой подкатили за пять минут до спектакля. Маменька обожает опаздывать на подобные мероприятия. Приехать первой и скромно жаться возле колонны – это не для нее, Николетта привыкла быть в центре внимания, поэтому применяет совсем другую тактику. Вот зрители расселись, гаснет свет, и тут, одновременно с актерами, появляется моя маменька и начинает пробираться к своему месту, не забывая при этом хорошо поставленным громким голосом вещать:

– Ах, простите, наступила вам на ногу, так неловко. Ой, извините, подвиньтесь, пожалуйста. О-о-о, Натали, привет! А-а-а, Элен, и ты пришла…

Взгляды девяти зрителей из десяти прикованы в этот момент к ней, а не к несчастным лицедеям, пытающимся изобразить нечто на сцене. Естественно, Николетта шикарно одета и, ощущая завистливые взгляды женской половины зала, чувствует себя совершенно счастливой.

Но сегодня меня ожидал сюрприз. Очевидно, Кока, увидав, что народ задерживается, велела начать спектакль чуть позже. В гардеробе, маленьком, тесном, толпилось много зрителей. Добрых три четверти из них я великолепно знал. Завсегдатаи салонов, тусовок, вернисажей и премьер. Так называемый высший свет. Когда-то, в прежние времена, вход в него был открыт немногим. Конечно, богатство хорошо, но не оно являлось критерием принятия человека в узкий круг избранных. У дворян имелось Дворянское собрание, у купцов – Купеческое. Вы могли иметь в кармане дырку от бублика, но, являясь Голицыным, Вяземским или Оболенским, спокойно присутствовали на балах.

Сейчас ситуация слегка изменилась. Высший свет перестал быть единым. Ныне он распался на отдельные части. Есть круг, где проводят время политики мира сего, имеется артистическая тусовка, салоны, где резвятся художники, манекенщицы, писательско-поэтический клуб… Словом, перечислить все времени не хватит. Границы между этими группами людей потеряли свою четкость. Купцу в Дворянское собрание попасть было затруднительно, если не сказать невозможно. Теперь же девочка из модельного агентства спокойно войдет к политикам, и никто не станет корчить при виде ее гримас, скорее наоборот.

Но Николетта и ее подружки – это нечто особое. Эти дамы создали свой мирок, разработали свои правила и крайне неохотно впускают в него парвеню.[6] Причем сами охотно принимают приглашения, ходят в гости, но на свою территорию допускают лишь достойных. Кстати, подобная тактики сделала салоны Николетты и Коки весьма желанными, народ так и рвется на файф-о-клоки и журфиксы, но дамы тщательно следят за тем, кого приглашают.

Я хотел было помочь маменьке снять длинную, в пол, шубу, как услышал сзади мягкий голос:

– Добрый вечер, Ванюша, давай поухаживаю за Николеттой, а ты подержи пока мой букет.

Я обернулся и увидел профессора Водовозова с роскошными розами, завернутыми в хрусткую бумагу с золотыми бантиками.

– Давай, давай, – улыбнулся Лев Яковлевич и сунул мне букет.

Затем он ловко снял с Николетты манто, и я не сдержал возгласа удивления. Маменька предстала в совершенно невероятном виде. Снизу на ней были ярко-фиолетовые джинсы, расшитые стразами и бусинами. Сверху красовалась нежно-сиреневая шелковая водолазка и жилетка в тон джинсам, сплошь разукрашенная искусственными каменьями. Стоит ли упоминать, что обувью служили сапоги-казаки?