Валентина Мальцева - КГБ в смокинге. Книга 2 Страница 36

Боясь шевельнуться, не мигая, я смотрела на смутные очертания двух безжизненных тел. О своих спутниках, как сказано, я просто забыла. Как и о том, впрочем, кто такая я сама и что привело меня в это страшное место. Единственная мысль связывала меня с реальностью и не давала отключиться окончательно: где мой пистолет? Почему я не чувствую в ладони его влажной рукояти? Что я буду делать без своей единственной защиты?

Пистолета не было.

Он исчез.

Сообразив наконец, что оружие, скорее всего, отлетело в сторону, когда, схватившись за ветку, я пыталась сохранить равновесие, я тихонько опустилась на колени и стала шарить по рыхлому снегу, то и дело натыкаясь на сучья и колючие сосновые иглы. От напряжения и страха я вся взмокла. Отбросив слипшиеся волосы назад, я посмотрела вверх, на небо, но ничего не увидела. Темнота в моем природном укрытии стояла практически такая же, как в могиле. Больше всего мне хотелось отползти от этого места как можно дальше, чтобы, не дай Бог, не наткнуться на чью-нибудь обледенелую руку или нос. Но куда? В какую сторону?..

— А я думал, вы начнете стрелять, — прошептал за моей спиной Пржесмицкий.

От неожиданности я вздрогнула.

— Я потеряла пистолет…

— Где?

— Здесь.

Пржесмицкий коротко мигнул фонариком, нагнулся и протянул мне оружие рукояткой вперед.

— Спасибо.

— Пожалуйста.

— Вы их убили? — я кивнула в сторону двух тел.

— А их надо было угостить сигаретами?

— Но…

— Что у вас там треснуло?

— Ветка.

— Вы понимаете, что такое солдат в боевом оцеплении?

— Судя по вашему прокурорскому тону, нет.

— Это значит, что оружие снято с предохранителя, что палец на спусковом крючке, а огонь открывается по любой подозрительной цели. Плюс нервы и эффект темноты, когда за каждым деревом мерещится враг. Так что, не подсуетись мы, эти парни изрешетили бы вас. И только потом стали бы разбираться, в кого стреляли, — по кабану, юркой белочке или живому человеку…

Я поставила пистолет на предохранитель, сунула оружие в карман дубленки и посмотрела на Пржесмицкого:

— Куда теперь?

— Побудьте здесь еще несколько минут.

— А вы?

— Я же сказал: несколько минут…

Они действительно вернулись через несколько минут — совершенно неузнаваемые в зеленых солдатских шинелях польского образца и с «Калашниковыми» на груди.

— Прекрасно выглядите, — мрачно констатировала я, думая в тот момент совершенно о другом. Все эти фокусы с загробной жизнью, убийствами и маскарадным переодеванием начинали действовать мне на нервы. Я вдруг разуверилась в успешном исходе нашего предприятия. Возможно, сказывалась нечеловеческая усталость и колоссальное психологическое напряжение, но в тот момент мне уже было совершенно безразлично, чем все кончится. На меня навалилась страшная, какая-то ватная апатия.

— Порядок немного изменился, Вэл, — Пржесмицкий взглянул на ручные часы и поморщился. — Мы впереди, вы — за нами. Чуть что не так — сразу падайте. Поняли? И пожалуйста, Вэл, поосторожнее с пистолетом…

Я кивнула и поплелась за своими спутниками, с трудом переставляя распухшие ноги. Сколько мы так шли, я не помню.

Вокругбыло тихо. То ли охотники за нашими скальпами притомились за день и решили дать себе отдых до утра, справедливо рассудив, что деваться нам в общем некуда, то ли нас уже вели несколько сотен пар зорких глаз и просто давали возможность выйти на открытое и хорошо простреливаемое место, чтобы спокойно, без хлопот, как в тире, перещелкать всю нашу троицу.

А потом неподалеку раздался ровный гул мотора тяжелого грузовика — так близко, точно мы стояли у дверей гаража. Не оборачиваясь, Пржесмицкий махнул рукой, и я послушно, как робот, рухнула в снег.

Судя по всему, Пржесмицкий прекрасно ориентировался, в его действиях не было даже намека на хаос. Я увидела, как он схватил водителя за плечо и потянул его куда-то в сторону. Команду следовать за ними я не получила, но почему-то подумала, что так будет лучше. Тихонько поднявшись, я обогнула толстую сосну, причем больно оцарапала щеку, и увидела в некотором отдалении смутные силуэты. Я осторожно прокралась к ним и пробормотала:

— Нехорошо бросать девушку в лесу.

— Нехорошо нарушать приказы, — не оборачиваясь (он, по-моему, вообще никогда не оборачивался), ответил Пржесмицкий.

— Куда это вы так пристально смотрите?

— На шоссе.

— Шоссе в лесу?

— Разуйте глаза, Вэл. Мы в пятнадцати метрах от трассы.

— Но я ничего не вижу.

— Когда ваши глаза привыкнут к темноте, увидите. А теперь тихо, ни звука!..

Он был прав: через пару минут я уже довольно отчетливо разглядела и черно-бело-серую ленту шоссе, и, главное, здоровенный армейский грузовик с урчащим мотором. Он стоял с погашенными фарами и работал вхолостую, должно быть, для обогрева тех, кто сидел в кабине.

— Вы думаете, получится? — мой вопрос уткнулся Пржесмицкому куда-то между лопаток.

— Возможно.

— А чего мы тогда ждем?

— Еврейская жена молила Бога, чтобы он принес удачу ее мужу в лотерее. Знаете, что ответил этой наивной женщине Бог?

— Что?

— Он сказал: «Ну как я могу помочь твоему мужу, если он даже не покупает лотерейные билеты?»

Я захихикала.

— Понравилось?

— Очень.

— Так вот, Вэл, чтобы сыграть в эту игру, нужно приобрести лотерейный билет. Подождем…

30

Москва. Лубянка. КГБ СССР

7 января 1978 года

…В Лодзи было четверть четвертого утра.

Чтобы перебросить скованного по рукам и ногам стальными браслетами Вшолу из здания Воеводского управления контрразведки к военному аэродрому, понадобилось двадцать минут. Еще тридцать пять минут занял полет в тесном отсеке сверхзвукового МиГ-23. И столько же — дорога в серой «Волге» с наглухо задраенными, несмотря на непроницаемую морозную ночь, черными шторками, в которой трое молчаливых мужчин в черных плащах и с незапоминающимися лицами доставили скрюченного Вшолу на Лубянку.

За те полтора часа, в течение которых «ценный груз» находился в пути, эксперты Первого главного управления перелопатили и проанализировали значительную часть гигантской компьютерной картотеки, выполняя личное распоряжение генерала Юлия Воронцова: срочно идентифицировать личность схваченного в Польше человека, выдающего себя за уголовника из Амстердама.

Поиск велся в святая святых советской контрразведки — в обшитом звуконепроницаемыми панелями и свинцовыми листами операционном зале, где благодаря мощной системе кондиционирования постоянно поддерживалась температура +19° и категорически запрещалось курить даже самым высокопоставленным визитерам. Именно здесь функционировал «супермозг» КГБ — гигантская ЭВМ с объемом памяти на миллиарды бит информации — точная копия суперкомпьютера, созданного американской фирмой IBM специально для центра космических полетов НАСА на мысе Канаверал. Его технология была выкрадена два года назад благодаря дерзости, прекрасным связям и фантастической предприимчивости одного швейцарского нелегала, расиста по убеждениям, даже не подозревавшего, что фотокопии четырех томов технической документации суперкомпьютера попадут в итоге не в ЮАР, а в помпезное здание на Ленинградском шоссе, неподалеку от Москвы-реки, где размещался основной корпус Первого управления КГБ СССР.

Именно этот компьютер, а вернее, та информация, которая бесконечно вводилась в его поистине бездонную память, представляла собой настоящую сокровищницу, в сравнении с которой якутские алмазные копи и платиновые рудники Боливии представлялись сущей безделицей, мелочью, не заслуживающей серьезного внимания. Все — от шифровок глубоко законспирированных нелегалов до безграмотных дворничьих доносов, от аналитических выкладок и прогнозов профессуры Института США и Канады до восторженных наблюдений провинциальной советской туристки, очутившейся в награду за ударный труд где-нибудь в Швейцарии или на Мальте — вносилось в память компьютера, чтобы затем, после тщательной обработки, эта информация в предельно сжатом виде улеглась в надлежащую ячейку памяти и могла быть востребована в любой момент, когда это понадобится.

После того как переданная в Москву по закрытому кабельному каналу фотография Вшолы прошла несколько «прокруток» через десятки сличительных программ, операторы получили ответы на все вопросы. Затем старший офицер вложил их в продолговатый синий конверт с грифом «Совершенно секретно. Напечатано в одном экземпляре. Тов. Воронцову. Лично в руки», опустил его в жерло пневмопочты и набрал цифровой код.

Таким образом, когда Вшолу ввели в кабинет Воронцова, на столе у начальника Первого управления уже лежали два сколотых листка перфорированной бумаги с плотно напечатанным текстом.