Иоанна Хмелевская - Чисто конкретное убийство Страница 36

— Анджей? — спросила Эва Гурская, и слышно было, как ужасно она волнуется. — Нашелся сын Бартоша, его зовут Адам Барницкий, он тебе позвонит, я дала ему твой номер телефона и надеюсь, что ты меня за это не отчехвостишь… Или отчехвостишь?

Не успев сделать третий шаг, Возняк увидел мысленным взором не одну жемчужину, а целое жемчужное ожерелье вперемежку с бриллиантами. По непонятным причинам ожерелье украшало шею Марленки…

— По радио сказали, что завтра дождя не будет, — сообщила мне Баська в трубку, как потом оказалось — именно в тот момент, когда сияющий Возняк покидал дом Феликса — Я тебя предупреждаю, что хочу занять завтра твое время, ты вроде как не протестовала раньше… Может, ты нам завтра поможешь от восхода до заката? Что ты скажешь?

Я поспешно выключила двигатель: мобильник я уже держала возле уха, а рядом со мной медленно проезжала патрульная машина. К счастью, я еще не успела отъехать от магазина.

— Если ты не имеешь в виду уборку, особенно всяких документов, так я с удовольствием. Все остальное — пожалуйста.

— Все остальное, — торжественно заверила Баська. — Что не означает, что вообще все, нам достаточно тебя с машиной. Нашелся покупатель на участок двоюродной бабушки, и мы хотим за один раз перевезти домой все, что хотим себе оставить на память. В две машины это точно поместится.

О да, такая помощь была мне очень по сердцу.

В глубине души я похвалила комиссара Возняка, который явно не поверил в участие пани Амелии в убийстве жертвы и сокрытии головы в колючей чащобе. Он в рекордные сроки разгреб в беседочке весь хлам, который мог заинтересовать следствие, и выдал соответствующее разрешение на продажу участка. Мы с Баськой договорились на завтра.

Насчет восхода — никто этою слишком строго не придерживался, поехали мы туда в нормальное время, а закат проявил вежливость и наступил в надлежащий момент. Нам удалось уехать с делянки в набитых доверху машинах еще до сумерек. Наработался в основном Патрик, потому что кто-то же должен был перенести Баськину часть наследства из беседки до ворот. Перенести или перевезти на тачке. Ясное дело, речь не шла о садовом инвентаре — грабли, пилы, топоры и прочие подобные инструменты были Баське до лампочки, а уж лопаты вызывали у нее решительное омерзение. Но, например, огромный почерневший поднос, который оказался старинным и серебряным, она очень хотела иметь. Самоваров было два. Один, по мнению Патрика, — настоящий, из Тулы. Теперь он бегал рысью — Патрик, конечно, а не самовар — и снова носил вещи, только теперь по лестнице, из машин в квартиру.

— Надеюсь, он не надорвется, — заметила я вежливо, с ноткой сомнения.

— Ничего с ним не станется, — раздраженно ответила Баська. — Недаром же…

И осеклась. Я подумала, что наконец-то она хотя бы о чем-то проговорится. Она все время была на нервах, в напряжении и полная постоянного раздражения. Я выждала минутку и продолжила.

— Ну? — спросила я ободряющим тоном. — Что тебя изнутри гложет? Выплюнь это.

— Ртом не получится, — буркнула она и села у стола, на котором постепенно росла новая внушительная груда. Она оглянулась на дверь, за которой скрылся Патрик. — Пока его нет… Недаром я на него решилась, только сначала проверила, на что он способен. Соломинкой его не перешибешь, но дело не в этом.

— А в чем?

Бася протянула руку к сумке, висевшей на спинке ее стула, вытащила сигареты и закурила. Я подсунула ей пепельницу на край стола, потому что хлам посреди стола показался мне очень горючим.

— Во мне, — вдруг решившись, ответила она. — И я тебе скажу, потому что ты меня сама об этом когда-то предупреждала, и я только теперь поняла, что ты очень умная. И еще я нашла две странички, даже не могу решить, чего в них больше — элегантности или помятости, но они неимоверно старые.

На миг я решила, что она внезапно тронулась умом, потому что эти странички пришлись ни к селу ни к городу, но тут услышала, как в дверь квартиры входит Патрик, и успокоилась. Он обернулся с вещами моментально, Баська услышала его раньше и безошибочно сменила тему, продолжив тем же тоном, чтобы возникло ощущение непрерывной беседы. Не нужно было быть Эйнштейном, чтобы понять: она не хотела открывать при Патрике какую-то леденящую кровь тайну.

Черт бы с ней, с тайной, но, бога ради, где же, когда и в чем я оказалась такой умной?! Меня это страшно заинтриговало, однако я могла быть уверена, что узнаю об этом не скоро. Ладно, что поделаешь, странички тоже вещь важная.

— Исписанные?

Баська снова принялась копаться в сумке.

— И как исписанные! Сенсация! Правда, они чем-то залиты…

— Конец выгрузки, — объявил Патрик и положил на стол ключи от машин. — Погоди, чтобы не ошибиться: это твои, а это наши, правильно? Машины я запер. Может, хотите кофе или чаю?

— Хотеть-то хотим, но у меня, кажется, совесть все-таки есть, — поморщилась Баська. — Ладно, я сделаю кофе, а ты пока ополоснешься. Скрепя сердце, могу признать, что ты это заслужил.

Она отодвинула стул и поднялась из-за стола. Я тоже обнаружила в себе рудименты совести, усиленные любопытством, и пошла за ней на кухню. Патрик скрылся в ванной, излучая ауру явного довольства жизнью.

— Он радуется, что сможет отреставрировать этот железный хлам, — мрачно объяснила Баська, хотя я ни о чем не спрашивала.

Она вытряхнула на поднос чашки и стаканы и сыпанула кофе в кофейник. Я зажгла газ под чайником.

— Пока его нет, может, поделишься со мной, когда, где и каким чудом я оказалась такой умной, потому что меня это страшно интересует, — потребовала я. — Может, я сама у себя чему-нибудь научусь.

Баська смутилась. Она явно мечтала поделиться какой-то сенсацией, но что-то ее сдерживало. Тогда она попробовала подобраться к этой сенсации с другой стороны. Так сказать, надкусить сверху.

— Когда ты говорила об этой там… физиологии. Или, может, биологии. Ботанике, анатомии и прочих там естественных науках. Я как раз убеждаюсь, что ты была права, хотя я тебе совершенно не верила и надеялась, что ты преувеличиваешь. Или что ты вообще ошиблась. А ты мне свинью подложила, потому что вовсе не ошибалась.

Я саркастически извинилась, поскольку немедленно стала догадываться о сути дела. Баська еще минуту помолчала. Потом пододвинула кофейник поближе к шумящему чайнику и покачала головой.

— Нет, не сейчас. Не могу я открывать душу на кухне в такой нервной атмосфере. Всюду полно Патрика, а он у меня в планах во вторую очередь. Давай сперва разберемся с этими двумя страничками, потому что мне кажется, что это фрагмент дневника какой-то замшелой прабабки. Я успела прочитать только самое начало.

Странички действительно походили на дневник молодой барышни давно минувших дней. Бумага была такой элегантной, что даже попавшая на нее местами жидкость (это могли быть кофе, чай, томатный сок, подкормка для цветов или что-нибудь похуже) не смогла ее окончательно испортить.

Даже чернила не размазались, только они были странно бледными. Текст начинался со слов: «…я видела этот охотничий домик в чаще леса, дедушка меня уже давно привозил туда и все показал…»

Описание домика занимало больше половины страницы. Из него следовало, что строение было каменным, с мезонином, и я сомневаюсь, что сегодня кто-нибудь осмелился бы назвать его «домиком», коль скоро одна только кухня занимала площадь средних размеров амбара и была оборудована камином, в котором наверняка можно было зажарить кабана, оленя или даже вола целиком.

Жилой частью явно пренебрегли, потому что в салоне помещалась от силы дюжина охотников, которые спали вповалку на мраморном полу, а в гостевых спальнях дамам было очень тесно.

Хотя дамы туда приезжали не часто и в малых количествах.

Остальную часть истории, вплоть до конца второй страницы, занимали тревоги как дедушки, так и внучки. Дедуля очень беспокоился, чтобы немцы случайно не набрели на этот домик, хотя прошел уже третий год войны, а они еще этот домик не обнаружили. Пожара никто не боялся, камень так легко не горит, но тайник могли найти, и тогда страшное количество добра могло пропасть. Внучка беспокоилась, глядя на дедушку.

Видимо, из-за своих тревог она точно и подробно описала расположение загадочного тайника. В салоне тоже был камин, чуть поменьше, но в нем мясо не жарили. Зато, если вынуть из него решетку, можно было потом снять целый слой таких особых кирпичей (мы с Патриком с легкостью угадали, что это шамотовый кирпич), лежащих на такой большой железяке. А под железякой была дыра. Глубокая. В подробное описание дыры хозяйка дневника не вдавалась, возвращаясь к дедушкиным тревогам. Дедушка утешался только тем, что единственный слуга, еще из прошлого века, который знал тайну дыры, взял да и умер. И уже никому не мог ничего сказать про эту дыру, поэтому сокровище в дыре имело шанс уцелеть.