Пьер Сувестр - Месть Фантомаса Страница 36

И девушка бросила на журналиста долгий взгляд, в котором читалась, несмотря на испуг и волнение, глубокая признательность и, возможно, что-то похожее на нежность…

Комиссар с серьезным видом выслушал показания мадемуазель Элизабет, записывая их в блокнот.

По окончании допроса он заявил:

— Странно, весьма странно! Настолько странно, мадемуазель, что с трудом веришь в ваши слова… с большим трудом…

В то время как комиссар произносил свою речь, Жером Фандор говорил про себя:

«Да, именно так, именно то, что я и предполагал, все ясно, как божий день…»

И он отказался, впрочем, очень вежливо — власть нужно уважать, — сопровождать комиссара, который, в свою очередь, отправился наверх, в комнату девушки, чтобы приступить к официальному осмотру места происшествия…

Глава XIV. Кто звонил?

Пользуясь особой милостью, объясняемой, однако, нескончаемостью совершаемых по отношению к страдающему человечеству благодеяний, монахини ордена святого Августина не были изгнаны вследствие принятых декретов.

Их обширный монастырь на улице Гласьер служил пристанищем и убежищем так для монахинь, так и для больных, которых они у себя принимали. Вот уже более века сменяющие друг друга поколения жителей близлежащих кварталов постоянно слышали важный голос монастырского колокола, звонящего часы днем и ночью, а также сухой бой курантов часовни, который должен был напоминать верующим о ежедневных богослужениях, регулярно посещаемых монахинями конгрегации.

Расположенный на улице Гласьер, в этом пространном квартале, насыщенном больницами и тюрьмами, монастырь августинок предстает в форме высокой неприветливой стены черного цвета, тянущейся на несколько сотен метров.

Большие ворота с пробитым в них зарешеченным окошком являются единственным выходом приюта во внешний мир. Приоткрываются они редко, полностью же не открываются никогда. Это — теоретическая и фактическая стена между суетой современной жизни и существованием монастыря, наполненным миром и отдыхом.

Около половины одиннадцатого утра Жером Фандор, слегка запыхавшийся от быстрой ходьбы от станции метро до входа в монастырь, незаметно позвонил в ворота.

Раздался звонок, как эхо отражающийся под далекими сводами. На несколько мгновений наступила тишина. Зарешеченное окошко приоткрылось и, не имея возможности увидеть говорящего, журналист услышал:

— Что вам угодно, месье?

— Я хотел бы поговорить с настоятельницей, — ответил Жером Фандор.

Окошко закрылось, на несколько секунд снова воцарилась тишина. Затем тяжелая дверь медленно приоткрылась. Жером Фандор прошел в монастырь. Под первым сводом монахиня встретила его едва уловимым приветствием и, тут же разворачиваясь, тихо произнесла:

— Следуйте, пожалуйста, за мной.

В течение некоторого времени Жером Фандор следовал за своей собеседницей по узкому коридору, с одной стороны которого располагались кельи, а с другой стороны сквозь широкие проемы можно было видеть совершенно безлюдный прямоугольник монастыря. Одна застекленная дверь, выходящая на коридор, была приоткрыта. Монахиня остановилась и, указывая Жерому Фандору на эту дверь, сказала:

— Соблаговолите подождать в этой гостиной и будьте любезны дать мне вашу визитную карточку. Я сейчас предупрежу настоятельницу.

Жерому Фандору представилась возможность спокойно осмотреть комнату, в которой он находился. Там царил строгий порядок — белые стены, большое распятие из слоновой кости с расположенными по бокам скромными религиозными картинками в рамках из красного дерева. Несколько расшитых кресел были расставлены вокруг овального стола, на натертом до зеркального блеска паркете несколько ковриков, казалось, хотели внести нотку буржуазного теплого комфорта в ледяную гармонию этой гостиной для официальных приемов.

Будучи привычным к разного рода лишениям, сопровождающим человеческую жизнь, Жером Фандор, не мог не содрогнуться при мысли о том, что видели и слышали эти безучастные стены. Его размышления были прерваны приходом старушки с блестящими глазами.

Жером Фандор низко поклонился. — Госпожа настоятельница, — тихо произнес он, — позвольте засвидетельствовать вам свое почтение. Я пришел за новостями о вашей воспитаннице.

Настоятельница сразу же ответила веселым тоном, который не соответствовал ее холодному и сдержанному внешнему виду:

— Значит, у вас не хватило терпения дожидаться ответа у телефона и вы предпочли прийти. Представьте себе, что, пока мы искали монахиню, занимающуюся этой девушкой, разговор был прерван, вот почему мы не смогли вам ничего сообщить.

Жером Фандор озадаченно слушал:

— Я не понимаю, мадам?..

Настоятельница продолжала:

— Уж не хотите ли вы сказать, что это не вы звонили около девяти часов утра и справлялись о мадемуазель Доллон?

— Никоим образом.

— В таком случае я сама больше ничего не понимаю! Однако это не важно. Вы сейчас сможете навестить вашу протеже.

Настоятельница нажала на кнопку звонка.

— Отведите, пожалуйста, сестра моя, — сказала она вошедшей монахине, — господина к мадемуазель Доллон. Только что она гуляла в парке. Должно быть она еще там. Месье, я прощаюсь с вами.

Быстро и бесшумно скользя по натертому паркету, настоятельница исчезла, оставив Жерома Фандора одного с монахиней, которая должна была провести его по лабиринту монастыря. Она уже приглашала его, любезным жестом указывая путь. Жером Фандор последовал за ней, глубоко потрясенный тем, что он только что услышал от настоятельницы.

Как кто-то уже мог знать, где скрывается девушка?

Кто же мог звонить, чтобы справиться о ней?

Монахиня провела молодого человека через большой прямоугольный двор, затем по коридорам и под сводами, расположенными в форме лабиринта, и вдруг они вышли на террасу, расположенную над огромным парком, простирающимся насколько хватает глаз. Справа от него — густой лес с вековыми деревьями, грабовая роща и густая чаща. Слева — настоящие луга с несколькими коровами вдалеке, мирно жующими жвачку в тени цветущих яблоневых деревьев. Можно было подумать, что находишься в сотне лье от Парижа в настоящей нормандской деревне.

Жером Фандор не смог сдержать своего удивления, выдохнув длинное «а — а!», которое монахиня прекрасно поняла.

— Нашим воспитанницам здесь очень хорошо, — сказала она, — уж свежего воздуха им хватает… Девушка, которую вы ищете, месье, прогуливается по этой аллее. Кстати, вот она направляется сюда. Я вас оставляю.

Действительно, Жером Фандор тоже заметил элегантный силуэт Элизабет Доллон, который вырисовывался на залитом солнцем сельском пейзаже. Девушка, узнав журналиста, торопилась к нему.

В скромном черном платье, которое так дивно контрастировало с ее сверкающими золотистыми волосами, она казалась еще более красивой, более очаровательной, чем когда-либо.

Элизабет Доллон взяла руки молодого человека и пылко сжала их в своих руках.

— Ах, спасибо, — сказала она, — спасибо месье, что вы уже сегодня с утра пришли проведать вашу протеже. Я знаю, как мало свободного времени оставляет вам ваша работа. И я почти сержусь на себя за то, что причиняю вам столько беспокойства из-за своей несносной персоны. Но дело в том, что, понимаете, — рыдания сжали горло девушки, — я сейчас чувствую себя такой одинокой, такой потерянной… Я никому больше не доверяю, кроме вас. Я словно потерпевшее кораблекрушение судно, которое волны бросают во все стороны, мне кажется, что я окружена врагами, противниками, я живу в каком-то кошмаре… Что бы я делала без вас?

Молодой человек, взволнованный так просто и где-то даже наивно изложенными невзгодами, также в ответ сжал руки девушки.

— Знаете, мадемуазель, — тихо произнес он, взволнованный более, чем ему хотелось бы казаться, — вы можете полностью положиться на меня. Я считаю, что правильно сделал, что предложил вам отдохнуть здесь несколько дней и гарантировать таким образом полную безопасность на тот случай, если у вас существуют какие-либо враги, во что я почти не верю. Кстати, давали ли вы кому-нибудь свой адрес?

— Никому, — ответила девушка, — а что?…

На ее лице вырисовалась тревога.

Жером Фандор, думавший о загадочном утреннем звонке, не захотел ее пугать.

— Нет, я спросил просто так, мадемуазель. Вашего ответа мне достаточно.

Он тут же перевел разговор на другую тему:

— Успокоились ли вы после того… потрясения, перенесенного на днях?

— Ах, месье, — воскликнула Элизабет Доллон, — подумать только, что это вам я обязана жизнью! Я уверена, что кто-то хотел, чтобы я исчезла. Меня хотели убить или отравить. Ведь вы тоже так думаете, правда? Должно быть, перед тем, как я потеряла сознание и упала в своей комнате, я была усыплена каким-то загадочным наркотиком. Так же было и с моим братом, так как теперь я абсолютно уверена в том, что и он тоже был усыплен, отравлен…