Корреа Эстрада - Золотая сетка Страница 36

И никаких компьютеров.

Так что Маурисио тут же, не утруждая маму застиланием постелей, подыскал для нас жилье.

До сих пор упрекаю себя в том, что поддался на провокации и не настоял на скором отъезде из Гаваны. Тихо подозреваю, что если бы мы на другой день убрались бы куда-нибудь в Гуаму или Виньялес, в нашем повествовании можно было бы ставить точку. Макс, правда, в ответ на мое ворчание похлопывает меня по плечу и говорит снисходительно:

– Абак, дружище, ведь все обошлось!

Это он, как все хохлы, задним умом крепок! По мне, трагикомедия хороша только в кино. В жизни балансировать на грани между героем анекдота и жертвой преступления не так уж и забавно. И практически всех неприятностей можно было избежать, не задержись мы в этом сумасшедшем городе. Но эти, черт их подери, неженатые стоялые жеребцы! В Гаване начинались карнавальные действа с почти голыми танцующими девчонками и всеобщим весельем. Предприятия города переходили на особый график: четыре дня работы, три – круглосуточное светопреставление, чтоб все успели поучаствовать, поскольку длилось это в течение месяца. Кувалда как настоящий кубинец был от этого мероприятия без ума. А Максим столько наслушался от друга про всяческие карнавальные проказы, что и у него свербело в одном месте поучаствовать. И никак я не мог втолковать им, что не веселиться мы приехали, а прятаться, что карнавал и на другой и на третий год будет тем же карнавалом, – куда там! Парням загорелось развлекаться "здесь и сейчас".

– Абак, – доказывали они мне наперебой, – здесь нет никого, кто зарегистрировал бы наше прибытие и пребывание. Нет машины, по которой нас засекут. Мы носа не показывали ни в одно официальное учреждение. Как нас будут искать в двухмиллионном городе, который к тому же весь на ушах стоит? Где та зацепка, по которой нас могут выследить? Да и вообще, будут ли следить? Встретить нас могут только случайно, и шанс на это – почти никакой.

Напрасно я напоминал шалопаям, что уж им-то следовало бы по-иному относиться к случайностям. Куда там!

А самое главное, из-за чего я уступил, было видимо изменившееся лицо Марии. Она не настаивала ни на чем, нет. Она сама и не принимала участия в разговоре.

Хохотала до упада, когда мальчишки соблазняли меня всякими прелестями карнавального времени. А когда я серьезно и местами даже резко стал им возражать, пригорюнилась, нахохлилась, как московский воробушек зимой, а потом и вовсе отошла к окну, глядя сквозь жалюзи на темную, плохо освещенную улицу.

И я дал себя уговорить. Дурак Иван, одно слово.

Маурисио снял для нашей компании меблированную квартиру в районе Плайя.

Собственно говоря, хозяйка приходилась ему какой-то родней, и как родным нам и обрадовалась, несмотря на то, что мы вались с чемоданами в час куда как не ранний.

Социализм социализмом, но в это время режим Фиделя начал давать кое-какие поблажки и уступки частнособственническим инстинктам. Уйма открылась маленьких ресторанчиков и кафе – "Паладар", и очень много жителей стало зарабатывать, сдавая жилье туристам, не желавшим по тем или иным причинам остановиться в гостинице.

У нас особенная причина не светиться по гостиницам состояла в том, что в них обитало большое количество русских, и наши преследователи (а что они отстанут, я даже не надеялся, несмотря на разуверения друзей), появившись, неизбежно остановились бы в одной из них. Куда им деваться!

Будь Марик побольше калибром, его бы наши относительно скромные доходы не заинтересовали. Будь он поменьше калибром, ему бы оказались не по зубам поиски за границей. А так ему кажется, что мы добыча вполне аппетитная и доступная. Да к тому же обидели мышку, написали в норку – какой-то еврейского замеса интеллигент из-под носа увел кусок. А все везение – оно до поры.

Но до поры бог миловал.

Квартира была просторная: огромная гостиная, три спальни, на кухне можно в футбол играть. С одной стороны – вид на Флоридский пролив с высоты четвертого этажа. Ветерок гонял по волнам белую пену, продувал насквозь воздушное, открытое жилище, избавлял от зноя. Он проникал за кедровые жалюзи только к обеду, когда солнце стояло над самой макушкой.

Колька сказал, ныряя на крахмальные простыни:

– Спать буду, пока морда опухнет!

Не вышло у него это дело. Ни девяти не было, когда возник на пороге Кувалда в сопровождении младшего брата Сирила. Братец, лет восемнадцати, паренек побелее на кожу и полегче сложением, был украшен отменным синяком. На пороге, завернутый в покрывало, стоял тот самый телевизор.

– Представляешь, – бушевал Кувалда, – приспичило кому-то так, что в дом полезли!

В черном, рожи завязаны – прямо черепашки ниндзя! Ну, Сиро не той закалки, чтоб отдать за здорово живешь новый мамин телевизор! А потом и я подоспел. Им мало не показалось. Но мама сказала, чтоб пока он постоял у вас. А то первый этаж, и решеток нет. Так что будете сегодня просвещаться: смотрите "Меса редонда".

И установил "Панасоник" на тумбочке, положив рядом все бумаги к нему. Дотошная донья Лаура даже багажный корешок вложила в инструкцию. Посмотрели мы "Меса редонда", невозможно подхалимскую и ужасно "р-революционную" передачу. Все дружно плевались, кроме меня: им осточертело, а я-то слушал "на новенького".

Любопытно было послушать вживую Коня, как называла за глаза Фиделя вся Куба.

Честно, не впечатлил. Много демагогии и мало логики.

Пришла тетушка Хеновева, хозяйка. Опрятная темнокожая толстуха под шестьдесят, похожая на добрую кормилицу из бразильского сериала. За совсем небольшие не то что по американским, но даже и по московским меркам деньги она брала на себя уборку, стирку, готовку и все прочее, что составляло пансион. Жила она в том же доме, но на первом этаже, переехав к дочери "в тесноту, да не в обиду", чтоб сдавать свою туристам и являться по первому зову при необходимости. Ее булочки и кофе были бесподобны, в чем мы убедились немедленно, а также вся прочая стряпня, в чем убедились немного позже.

Вечером того же дня я позвонил Ивану Ивановичу по мобильнику. Удобную эту вещь надо было раньше иметь всем, тогда Кольке не пришлось бы ломать комедию с переодеванием в газетчика. При побеге из гостиницы он тоже не помешал бы, только вот заботливая сестренка положила дорогую игрушку себе в сумочку. Но лучше поздно, чем быть окончательным дураком, и теперь каждый компаньон имел свой при себе, а чтоб не заморачиваться с платежами, сразу положил каждому на счет по изрядной сумме.

Иван Иваныч выслушал внимательно про все наши приключения и решение пересидеть тихо одобрил.

– Я вот тише воды, ниже травы, и пока бог милует нас со старухой.

И пошли дни, в общем, бездельные. Стоял тропический июль. Спасаться от зноя можно было разными способами. Например, не вылезая из воды на пляже. Или за пивом болтая о чем-нибудь приятном в подвальном баре с кондиционированным воздухом. Или сидя дома, где в любую жару гулял прохладный сквознячок. Слушали музыку или смотрели телевизор, тот самый.

По нему не только политическую дребедень передавали, но и кино показывали, и новости случались. Одной из самых громких была – взрыв в гостинице "Ривьера", через несколько дней после нашего прибытия. Событие из ряда вон, и ничего хорошего в таких происшествиях не бывает. Потом еще несколько дней подряд шли "разборы полетов" следствием.

Но, разумеется, главным балаганом для меня оставалась "Меса редонда" и поддакивающий всем начальникам шут, который ее вел, с постоянно кивающей, как у фарфоровой собачки в машине, головой. Она шла в разное время, и если мы оказывались дома, я этого развлечения не пропускал.

И вот на другой или третий день после взрыва гостиницы Макс, хуже всех говоривший по-испански и потому не вслушивавшийся в текст передачи, обратил внимание на то, что музыкальная заставка перед ней стала звучать чуть-чуть иначе.

– Они, что ли, в трауре? Говорили, что взрыв произошел как раз в момент начала передачи, и что будто бы бомба была как раз в телевизоре запрограммирована на этот сигнал.

Сказал и забыл. Но Колька обратил внимание и на следующий день подтвердил: изменился звук, добавились какие-то писки и шорохи.

Опять не придали значения этой ерунде, но на другой день были в гостях, и уже я сам прислушался: по-разному звучали музыкальные заставки на "Рекорде" бывшей сослуживицы Марии, кубинки Долорес, и нашем "Панасонике".

Как есть ерунда. Но что-то меня заставило на другой день внимательно слушать все звуки из телевизора. На заставке "Меса редонда" он как-то странно свиристел, будто играл одновременно две мелодии.

Я в этой технике не особенно силен. Но тут, почесав репку, я решил, что не побоюсь выставить себя в случае чего подозрительным маньяком, и попросил у Кувалды, днюющего и ночующего у нас (благо, не особо обременен был делами аспирант и младший преподаватель), отвертку.

Удивился, но сбегал к тетушке Хеновеве и принес просимое.