Елена Логунова - Джип из тыквы Страница 37

О Маргарите Цюрих я могу сказать только одно: она не так красива, как ее фамилия, потому что выглядит старше своих лет, и сама же в этом виновата. У Маргариты одутловатое лицо, мешки под глазами, неудачно выщипанные брови и претенциозное каре в египетском стиле, нелепо «обрубающее» лицо с трех сторон. В жесткой черной раме блестящих волос невыразительная физиономия выглядит особенно блеклой и какой-то помятой. Я бы настоятельно рекомендовала Маргарите Вадимовне сменить стилиста.

А вот у студента Полыванова с чистотой художественного образа все в порядке. Ему не хватает только плетеной повязки на лбу, чтобы выглядеть типичным юным хиппи. На месте родителей блудного Виктора я бы искала его в таборе длинноволосых парней с бакенбардами и босоногих дев в браслетах. Этого юношу очень легко вообразить скитающимся по городам и весям в старом микроавтобусе, расписанном персидскими огурцами.

Впрочем, это всего лишь мои домыслы.

Окорачиваю разыгравшееся воображение, складываю и прячу в карман распечатки, сосредоточенно съедаю принесенное мне рагу и возвращаюсь в санаторий.

В дневном повторе вчерашний выпуск программы «Полицейский участок» выйдет в тихий послеобеденный час. К этому времени я намерена быть на посту перед телевизором.

Но выехать из Кипучеключевска у меня получается только со второй попытки.

Мешает телефонный звонок, из-за которого я пропускаю нужный поворот.

Зная, что говорить по мобильному за рулем – это нарушение правил, и не собираясь ничего нарушать в отсутствие у меня хоть каких-нибудь документов, дисциплинированно сворачиваю на обочину.

Звонит Андрей Ильич.

– Привет, Машуня, – говорит он, и я отмечаю, что голос у участкового смущенный. – Ты как там?

– Я нормально, а вы там как? – отвечаю я, настораживаясь.

Если мужчина суровой профессии называет вас уменьшительно-ласкательно, это не к добру. Не зря полицейские товарищи зловеще говорят «документики» и «гражданочка» – в их устах это слова-буревестники.

– У нас все в норме, с женишком твоим проведена еще одна воспитательная беседа, у него была претензия к Жозефине Георгиевне, но свидетели из числа мирных граждан факт разбойного нападения не подтвердили.

– Свидетелями были вы с Кларой Карловной? – понятливо хмыкаю я. – Андрей Ильич, а мне же теперь, кроме водительских прав, еще и паспорт понадобится! Он в сумке был, а ее у меня украли!

– Вот я как раз насчет документов и прочего, – участковый откашливается. – Мария, ты в курсе, что тобой интересуются?

– Кто?!

Первая моя мысль: «Ура, ура, я не зря надеялась, что любящие родственники меня разыскивают!»

Но в голосе участкового нет и намека на радость, зато присутствует тревога:

– Смежники.

– В смысле? – мое ликование увядает. – Какие еще смежники? Чьи? Ваши?! Спецслужбы, что ли?!

«А вот теперь все стало ясно: ты шпионка! – чрезвычайно возбуждается мой внутренний голос. – Точно, точно, ты же типичный человек без прошлого!»

Я успеваю вообразить пикирующий на меня с подоконника цветочный горшок. Закадровый голос печально произносит: «Пастор Шлаг не заметил условного знака!», затем следует звук удара, и цветную картинку сменяет бескрайнее темное поле.

«Это провал! – резюмирует мой внутренний голос и снова уныло затягивает: – Не думай об эмпатах свысока…»

– Фигня какая! – возмущенно обрываю я эти фантазии.

– Не скажи, Маня, это не фигня, это очень серьезные люди, – не соглашается со мной участковый. – Я тебе так скажу: будь готова к непростому разговору, я тебя предупредил.

– А чего они хотели-то? – спохватываюсь я, что предупреждение получила, а информацию – нет.

– Тебя хотели, – Андрей Ильич не раскалывается. – А раз хотели, значит, получат.

Я делаю еще одну попытку:

– А что вы им рассказали?

– Обязательный минимум: мол, да, есть такая, но живет у нас недавно, так что никак пока себя не проявила, поспрашивайте-ка в другом месте.

– В каком? – я мрачнею, догадываясь, куда переадресовал «серьезных людей» осторожный участковый.

– По прежнему месту пребывания, разумеется, – подтверждает он мои подозрения. – В больнице!

Закончив разговор, я сижу в машине и нервно барабаню пальцами по рулю. Интерес ко мне «смежников» Андрея Ильича – обстоятельство пугающее.

Что я такого сделала, а?

Несмотря на то что я не помню за собой никаких серьезных грехов, если не считать таковыми хронические угоны автомобилей марки «Рено», нельзя исключить вероятность того, что я действительно что-то натворила.

«Может, устраивала антиправительственные демонстрации? Или плясала голышом в церковном храме?» – перебирает варианты мой внутренний голос.

– Не знаю! Не помню! – рычу я расстроенно.

А потом вдруг понимаю, что в бочке дегтя вполне может помещаться ложка меда. Если меня разыскивают за черные дела, совершенные в прошлом, значит, мое темное прошлое – не сплошная тайна хотя бы для спецслужб!

– Задержат – расскажут, – говорю я себе в утешение.

И немного успокоившись, выворачиваю с обочины на дорогу.

Еду, а мысли крутятся вокруг любительского сыска посредством СМИ.

Надо мне, пожалуй, самой дать в эту программу объявление типа «Кто видел? Кто знает?» со своей собственной фотографией. И не только на телевидение, но и в печатные издания.

– У вас есть газеты с криминальными новостями? – заглянув в санаторский киоск «Роспечати», спрашиваю я меланхоличную киоскершу.

– У нас других нет, – пессимистично, но бойко отвечает она. – Вас что конкретно интересует? Ограбление шоумена, убийство бизнесмена, подмена наследника олигарха в роддоме, изнасилование пожилой монахини группой сатанистов или похищение с целью продажи на органы глухонемых инвалидов?

– Э-э-э… – озадаченно тяну я.

– Экономист-мошенник? Эксгумация трупа предполагаемой жертвы серийного маньяка? Экстрасенс, расследующий преступления? – добросовестно озвучивает «меню» на букву «Э» хорошо подготовленная киоскерша.

– Про экстрасенса я бы почитала, – признаюсь я.

Нужно же расти в профессиональном смысле!

Пока киоскерша шуршит газетами, формируя подборку, уточняю формат нужных мне публикаций:

– А еще меня интересуют издания с короткими сообщениями о чрезвычайных происшествиях и преступлениях, предупреждениями правоохранительных органов, объявлениями о розыске пропавших и так далее.

– Остренького захотелось? Надоело манную кашку кушать? – киоскерша понятливо хмыкает и выталкивает в окошко подобие слоеного торта из сложенных стопкой газет. – Приятного вам аппетита!

Аппетитным это чтиво не назовешь, и позже, расположившись с газетами на диване, я испытываю дурноту, как будто и в самом деле съела что-то далеко не диетическое.

Бульварные листки, со знанием дела подобранные для меня киоскершей, не просто информируют читателей о криминогенной обстановке в регионе, но с наслаждением смакуют шокирующие подробности. Не понимаю, кому в здравом уме хочется знать, на сколько конкретно частей расчленил тело гражданки-наркоманки А. ее сожитель и по совместительству убийца Б.? И вполне ли нормальны сами издатели, подверставшие к этой заметке рекламу швейцарских самозатачивающихся ножей?

Ежась и вздрагивая, перелистываю желтые страницы и нахожу еще одну людоедскую рубрику. Она называется «Последний путь» и рассказывает о дорожно-транспортных происшествиях со смертельным исходом.

Стиль повествования, спасибо автору хотя бы за это, лаконичен, но меня очень раздражает отчетливо ощущаемая нотка недоброй насмешки над жертвами катастроф. Об их фатальных неудачах или роковом невезении повествуется с таким чувством морального превосходства, как будто один тот факт, что автор и читатели данного материала еще живы, делает их людьми более высокого сорта.

– Вот уроды! – бурчу я, сердясь на журналистов редакции.

Возможно, во мне говорит обида: я ведь тоже побывала в аварии, только мне повезло остаться в живых, а иначе и обо мне написали бы в такой вот газете в таком же тоне.

«А может, уже написали, – говорит мой внутренний голос. – Авария-то была ого-го какая, тебя с того света еле вытащили, и ушлый автор колонки мог опубликовать информацию раньше, чем стало известно, что ты еще сколько-нибудь поживешь».

А ведь это мысль!

Я барабаню пальцами по коленкам.

Что, если и мою июньскую аварию упомянули в скорбной летописи местных ДТП? Авария и в самом деле была впечатляющая, вполне заслуживающая того, чтобы леденящий душу рассказ о ней украсил газетные страницы.

«В той заметке могли быть какие-то подробности, – торопливо подсказывает внутренний голос. – Что-то такое, что поможет тебе вспомнить прошлое или найти людей из прежней жизни!»

Я заинтригована.