Елена Логунова - В костюме голой королевы Страница 37

— А, так вы знаете про принца! — Оля посмотрела на Макса с сочувствием. — Мне очень жаль, я заметила, что Люда вам нравится.

— Мне тоже очень жаль, — Бобров вздохнул. — К сожалению, обстоятельства нашего с ней знакомства не располагают…

— Потому что вы не принц, а всего лишь помощник олигарха? Да бросьте! Это все…

— Нет, потому что Макс познакомился с твоей подругой не просто так, а по моему приказу.

Оля посмотрела на мужа.

Громов сделал крайне независимый вид.

— Андрей Петрович предположил, что общество Людмилы Александровны для вас чрезмерно утомительно, и отправил меня поработать громоотводом, — аккуратно подбирая слова, объяснил Бобров.

— Как жиголо?

— Как группа поддержки.

Оля злорадно заметила, что Макс покраснел.

— А как же газета «МК»? — вспомнила она. — Это была липа?

— Почему липа? Многотиражка «Михайловский кондитер», газета шоколадной фабрики, входящей в наш холдинг…

— Все ясно, — Оля решительно оборвала разговор. — В таком случае, так вам и надо!

Она со звоном скрестила приборы на пустой тарелке и с вызовом посмотрела на мужа.

— Должна сказать, что нахожу твою опеку гораздо более утомительной, чем общество подруги, и не собираюсь оставлять ее одну в такой важный вечер!

— Ну и куда ты? — окликнул разгневанную супругу Громов, когда она зашагала, печатая шаг, к входной двери.

— Как это куда? В спа-салон!

Грохнула дверь.

— Женщины! — дружным дуэтом пожаловались олигарх и его помощник потолочному светильнику.

Выпускники медакадемии Борисов и Бонга очень любили популярный телевизионный сериал «Интерны», хотя и отмечали, что он не показывает правду жизни в полном объеме.

К примеру, среди телевизионных интернов до сих пор не было ни одного уроженца черного континента, тогда как одна лишь кубанская медакадемия выпустила уже сотни аутентичных айболитов для работы на Занзибаре, в Калахари и Сахаре. Хотя практику и они проходили в медицинских учреждениях Краснодарского края.

Александра Борисова и Микеле Бонгу направили на стажировку в сочинскую горбольницу. И, хотя чернокожим был только один из друзей, на практике они оба пахали, как негры-стахановцы: и в травмпункте, и в хирургии.

Главным эксплуататором юношеского труда был завотделением Герман Анисимович Скориков — превосходный хирург с пагубной тягой к высокоградусному алкоголю. Зная свою предрасположенность к спиртному, коим благодарные пациенты неразумно одаривали доктора в количестве, достаточном для открытия собственного алкогольного бутика, Герман Анисимович назначал интернов дублировать его на каждом ночном дежурстве. Причем рассматривал он эту повинность как великое благо, добродушно приговаривая:

— Отшлифуем мы тебя, Мишенька, как черный бриллиант! А Сашеньку — как белый!

Будущие бриллианты, штатно приписанные к одной лишь травматологии, сердито сверкали глазами и в приватных беседах жаловались друг другу на то, что из-за Скорикова вынуждены делать двойную работу. При Германе Анисимовиче оба осмотрительно помалкивали, согласно кивали и записывали перлы завотделения в специальную тетрадочку. Плохо интегрированный в российскую действительность Бонга делал это сугубо для душевной разрядки, а продуманный Борисов лелеял пакостную мысль в один прекрасный день продать накопленный материал сценаристам «Интернов».

После трудной рабочей ночи Герман Анисимович сладко спал на кушетке в приемном отделении, а Борисов в травмпункте отпаивал Бонгу черным, как сам Бонга, чаем и терпеливо слушал эмоциональный рассказ об удалении желчного пузыря набожной семидесятилетней бабушке с панической боязнью чертей.

Саму пугливую старушку в настоящий момент отправили от греха подальше в кардиологию, а Бонга, который оперировал ее под наблюдением Скорикова, не рискнувшего взяться за скальпель, теперь живописал случившееся. У Германа Анисимовича тряслись руки, а бабушка при виде Бонги затряслась целиком и очень обидно шептала «Изыди, сатана!» до тех пор, пока не ушла в глубокий наркоз. Бонгу это сильно задело.

— Я плохой доктор? Я хороший доктор! — горячился он, поддерживая высокий градус негодования обжигающим чаем. — Я буду лучше доктор, чем Герман! Я уже сейчас лучше доктор, чем ты!

— А вот тут, мой бриллиант, ты не прав, — добродушно возразил Борисов. — Пока вы там потрошили одну старушку с пузырем, я тут принял пять новоприбывших с разными травмами. И сделал, между прочим, интересный вывод: кажется, в городе появился маньяк! Запишу это в тетрадочку, «Интерны» смогут добавить в сюжет детективную линию.

— Какой маньяк? Какие травмы? — профессионально заинтересовался Бонга.

— Черепно-мозговые, закрытые, однотипные: удар был нанесен округлым твердым предметом, обширная гематома справа.

— Справа? — повторил Бонга — в самом деле, многообещающий айболит. — То есть бил левша?

— Соображаешь! — похвалил Борисов и потянулся за тетрадкой. — Какая тема, а? «Интерны вычислили маньяка, терроризировавшего курортный город»!

— И много он тер… ударил?

— Как минимум, троих, — Борисов открыл тетрадь. — Сегодня за помощью обратились два парня, а вчера женщину госпитализировали. Интересно, когда спохватятся наши правоохранительные органы?

— Тук-тук, — вежливо сказали от двери, которая была гостеприимно приоткрыта на случай прибытия новых травмированных. — Это приемный покой?

— Я бы сказал, что это сплошное приемное беспокойство, поэтому не стесняйтесь, заходите, если можете, или заносите, если нужно, и показывайте, что там у вас, — пригласил Борисов, типичным докторским почерком строча в тетрадке со скоростью спятившего энцефалографа.

— У нас вот что, — сказал самоходный гражданин без видимых повреждений организма, опуская на стол перед Борисовым развернутое удостоверение. — И еще один простой вопрос: не обращались ли к вам за помощью в последнее время молодые люди с травмами головы?

— Как хорошо в России работает полиция! — восхитился Бонга. — Даже лучше, чем медицина!

— Но-но! — возразил Борисов, защищая честь халата. — Мы, интерны, первыми зафиксировали грозные симптомы!

Он потряс в воздухе своей тетрадкой, открыл ее и прочитал с листа:

— В ноль часов тридцать пять минут и в ноль часов пятьдесят минут интерном Борисовым приняты пациенты мужского пола с черепно-мозговыми травмами, идентичными той, с которой накануне была госпитализирована неизвестная женщина.

— Он хорошо пишет! — восхитился Бонга.

— Может, он и рисовать умеет? — спросил товарищ с корочками. — Мне нужны портреты и паспортные данные тех двоих.

Рисовать Александр Борисов, к сожалению, не умел, но на словах описал получивших первую врачебную помощь пациентов как «маленького худого блондина» и «высокого мускулистого брюнета».

Незатейливое описание полицейского товарища устроило, а обретение паспортных данных пациентов сделало его и вовсе счастливым.

— Полагаю, именно на такой случай травмпунктам в приказном порядке запрещено принимать пациентов без паспорта, — объяснил Борисов Бонге, продолжая адаптировать коллегу к российской действительности.

— Андрей Петрович, мы знаем, кто они!

Максим Бобров догнал шефа, хорошим брассом плывущего по дорожке открытого бассейна, и порысил по бортику параллельным курсом.

— Сегодня ночью оба обратились в травмпункт и предъявили там свои паспорта.

— Ну? — выдохнул Громов и с головой погрузился в воду.

Бобров дождался, пока он вынырнет, и бойко выдал еще порцию информации:

— На овощебазе у нас работали, уволены за прогулы, некие Трудин и Хоменко.

Громов снова погрузился в воду. Бобров успел перевести дух.

— И?

— Их возьмут уже сегодня, местная полиция сориентирована. Но…

Громов нырнул и вынырнул:

— Что?

— Есть еще какая-то женщина с такой же точно травмой, и привезли ее отсюда…

Громов нырнул, произвел касание, заканчивая дистанцию, вынырнул, фыркнул и спросил:

— Откуда?

— Отсюда, из этого самого отеля! — зачастил Бобров, обрадовавшись возможности излагать пространно. — Кто она такая, в больнице не знают, ее «Скорая» привезла, они могут и без документов принимать, а у пациентки провалы в памяти, она что-то помнит, а что-то нет.

— Короче, — попросил Громов.

— Короче, надо ли выяснять личность этой дамы? У нее такая же шишка, как у Трудина с Хоменко, и на том же самом месте, а доктор в травме сказал — нетипичное это место, бил левша. А ведь один из наших подозрительных соседей как раз леворукий, вот я и думаю…

— Правильно думаешь, — одобрил Громов и поправил на глазах очки для плавания. — Забота о дамах — это очень похвально! Действуй.