Анна Ольховская - Право бурной ночи Страница 37

Первое время, когда я появилась здесь, в мою каморку по ночам скреблись местные санитары, да и некоторые из врачей пытались в укромном уголке объяснить мне теорию зарождения Вселенной. Врачам – по возможности вежливо, а санитарам – доходчиво я постаралась растолковать, что шлейф слухов, который я приволокла с собой, абсолютно не соответствует действительности, и коллекционировать самцов я не собираюсь. Для особо настырных и непонятливых пришлось первые дни таскать с собой вилку в кармане. Замечательное оружие, между прочим! Убить – не убьешь, а аргумент весомый. Как-то парочка самых непонятливых санитаров захотела добиться своего силой. Так над ними потом долго вся больница ухахатывалась, уж очень живописно я их вилкой истыкала. И сидеть они долго не могли. Зато теперь все поняли и оставили меня в покое.

Ну ладно, хватит валяться, пора вставать. Впереди обычный нудный день.

Глава 27

Кое-как собрав в кучку разбросанные по кровати части своего тела, я наконец смогла подняться. Отвратительно, что умываться приходится в общем туалете. Отвратительно, что нет возможности принять душ. Хотя какой душ, Уля, опять интеллигентку из себя строишь? Когда это ты по утрам плескалась, совсем тебя заглючило! Пришлось брести в сортир, где, как обычно, радовали глаз местные постояльцы. Сегодня солировала Лизок. Славная такая дивчина 56 лет от роду. Но ощущает она себя пятилетней девочкой со всеми вытекающими из этого последствиями. Иногда последствия вытекают в прямом смысле, но на этот случай Лизок носит памперсы. Она у нас из счастливчиков, ее не бросили родные, навещают часто, покупают все необходимое, например, такие вот гигантские подгузники. А еще одежду, банты, заколки, фенечки всякие, в общем, все, чем живут маленькие девочки, включая игрушки. Лизок у нас тихая, безобидная, немножко приставучая, но это не очень напрягает, куда ей за тем же Пупырем с его рыбенками!

Сегодня Лизок оккупировала единственный умывальник. Она пустила воду на полную мощность, так, что вода брызгами летела во все стороны, и чистила зубы. Делает Лизок это весьма своеобразно – она зубную пасту ест. А потом, после поедания очередной порции пасты, жует зубную щетку. Почему она это делает – никто не знает, да особо и не интересуется. Если попытаться показать Лизку, как чистить зубы правильно, она начинает рыдать и биться в истерике, в точности как капризная девчонка, требующая у мамы новую куклу. Во всяком случае, со мной было так, когда я, горя энтузиазмом целителя, захотела обучить дитя правильной методике обращения с зубной щеткой. О, какую образцово-показательную истерику закатила мне Лизок! Она даже бухнулась на залитый ею же пол и начала колотить руками и ногами, вопя и тряся головой. Я перепугалась до икоты, метнулась за врачом, но тот не пошел, отправил санитаров, которые, мило матерясь, с веселыми шутками и лихими прибаутками, словно грузчики шкаф, подняли вопящую дитятку и отволокли в ее палату, где и швырнули ее, словно мешок с картошкой, на кровать. По пути они объяснили мне, пользуясь незамысловатыми народными выражениями, чтобы я не пыталась изображать из себя врача и не лезла к пациентам. Без меня обойдутся. Я поняла, больше не лезу. Вот и сегодня я терпеливо дождалась, пока Лизок слопает очередную порцию пасты, зажует ее щеткой и уберется восвояси. Прежде чем я смогла умыться, пришлось убирать свинство, учиненное «малышкой».

После завершения утренних процедур я отправилась в столовую. Есть по утрам мне особо не хочется, но кофейку бы выпила. Правда, то, что здесь подают под видом кофе, можно еще найти в привокзальных буфетах, где такой же божественный нектар наливают из гигантских кастрюль половником. А кому надо всяких там каппучинов да гляссев, те пусть и катятся в ресторан. Вот.

В столовой было пусто, время кормления контингента еще не пришло. Сначала питался персонал, выбирая самые съедобные куски, а уж потом остатки подъедали пациенты. За столиком у окна сидела наша сестра-хозяйка, королева постельного белья и владычица халатов и мыла. С Марией Анисимовной я сталкивалась по работе чаще всего, поскольку она выдавала мне все необходимое для работы. Я взяла булочку и кружку кофе и подсела к тете Маше. Она тетка неплохая, мне с ней нормально работается, не занудничает, не ноет по поводу большого расхода чистящих средств, а еще она большая жизнелюбка. Об этом говорит весь ее облик. Я не знаю, кто она по национальности, но у меня она ассоциируется с настоящей хохлушкой. Крепкая такая женщинка, тугая вся и упругая, как мячик. Большой мячик, не скрою, килограммов на 120, но все эти килограммы живого и резвого веса, дряблых телес вы не найдете. Мощная грудь размера эдак 10-го плотно упакована и торчит строго вперед, монументально так. Мне кажется, при желании тетя Маша могла бы ставить на грудь тарелку с едой, но она использует свое богатство весьма необычно. Кушает Мария Анисимовна всегда с большим аппетитом, куски любит большие, во время еды обожает поболтать и похохотать, и естественно, очень часто изо рта у нее выпадают фрагменты того, что она потребляет в данный момент. Но! У тети Маши не пропадает ни грамма ценных продуктов! Все, что упало, не пропало, поскольку все попадает в сейф, то есть исчезает в складках богатырского бюста. Я предполагаю, что набирается там приличный перекус для тети Маши, запас на долгое время до следующей раздачи пищи. Видите, как здорово все продумано: проголодался, раз – руку в лифчик, два – достал, что первое попадется, три – подкрепился, и можно жить дальше!

Хорошо, что я взяла только кофе и булочку, ничего другого на столе уже не поместилось бы, поскольку Мария Анисимовна вкушает всегда обстоятельно, заботясь, чтобы в любимый организм попало достаточное количество белков, жиров и углеводов. Вот и сегодня она выгребла все, что было в скудном утреннем меню, предполагавшем на завтрак две скрюченные от отвращения к себе сосиски и пшенную кашу, а еще цилиндрик сливочного масла и лепесток батона. Это для пациентов, тетя же Маша такой ерундой не ограничилась. Сосисок она накидала штук шесть, кашки тоже взяла в отдельную глубокую тарелку, маслице и хлебушек не были обезображены делением на убогие цилиндрики и лепестки, нет, это были полноценные кусищи, как и положено для работающей женщины. Ну и кружечкой кофе тетя Маша не ограничилась, а взяла сразу три. А что, нормально, так и надо!

Мария Анисимовна подняла на меня глаза и радостно прогудела:

– Ну что, Уля, опять тебя Пупырь разбудил, я слышала, как он ныл у тебя под дверью!

– И не говорите, тетя Маша, достал он меня, если честно, – тяжело вздохнула я, усаживаясь за стол.

– А он всех достал, ты просто недавно у нас, свеженькая, так сказать, на его нытье еще реагируешь, подкармливаешь, вот он тебя теперь и долбит.

– Ладно, черт с ним, пусть долбит, совсем замучает, пошлю, а пока жалко его.

– Ну-ну, жалей больше, никакой жалелки не хватит.

– Теть Маш, вы мне лучше скажите, у нас все в порядке?

– В каком смысле?

– Ну, ничего из ряда вон, никаких эксцессов?

– Что-то больно ты заумно выражаешься, и где только слов таких нахваталась, не пойму!

– Я и сама не пойму, но это неважно. Я просто интересуюсь, не было ли буйства какого у наших орлов, не разбили ли чего, не изгадили, мне же тогда лишняя работа убирать за ними.

– А, вот ты о чем! Нет, все вроде тихо. Кстати, тебя старшая медсестра искала зачем-то, позавтракаешь – зайди.

– Спасибо.

Со своей булочкой я справилась очень быстро и оставила Марию Анисимовну наслаждаться едой и делать запасы на день, а сама отправилась разыскивать Аделаиду Васильевну, нашу старшую медсестру. Что там еще она для меня придумала, почему-то эта мадам меня невзлюбила. Придирается постоянно, шпыняет и смотрит так снисходительно и презрительно. А пару раз я видела, как она звонила кому-то по мобильному телефону, но почему-то, заметив меня, разговор прекращала и окрысивалась потом на меня еще больше. Или мне это только кажется?

Искать старшую медсестру долго не пришлось, она шла по коридору мне навстречу. При виде меня барышню опять перекосило, словно лимон съела, но тем не менее она подошла ко мне и сухо прошелестела:

– Где тебя носит, Уля, позволь тебя спросить?

– В столовой была, завтракала, от щедрот ваших вкушала, – не удержалась я. Аделаиду Васильевну перекосило еще больше:

– Ты не умничай тут особо, ишь ты, грамотная дебилка какая нашлась!

– В семье не без урода! – бодро отрапортовала я, преданно пожирая начальство взглядом. Начальство окончательно взбеленилось, ей, бедняге, много для этого не надо, очень уж она меня любит.

– Прекрати издеваться, не забывай, кто ты и кто я!

– А как же, помню – вы образованная и умная женщина, высококлассный специалист, работающий в престижном лечебном учреждении, а я дура, олигофренка с уклоном в дебильность, гожусь только горшки мыть! – со счастливой улыбкой на лице проорала я. Образованная женщина посинела от ярости, ведь наше захолустье, по большому счету, являлось ссылкой для не очень умелых специалистов. Судя по нежному взору Аделаиды Васильевны, будь ее воля, я на своей шкуре испытала бы методы святой инквизиции, но увы, воздать мне должное она пока не могла. Со свистом втянув воздух и, похоже, досчитав в уме до десяти, старшая медсестра прошипела: