Дарья Донцова - Клетчатая зебра Страница 38

Собеседница закашлялась, я терпеливо ждала, пока она справится с приступом. На мой взгляд, более чем неразумно ходить по Москве, сверкая бриллиантами, ведь среди преступной братии есть не только домушники, но и грабители, нападающие на людей в транспорте, в магазине, на улице. Людмиле Николаевне следовало бы арендовать банковскую ячейку и спрятать там ценности. Хотя, вероятно, она не знает о существовании такой услуги, вот и решила, что безопаснее не расставаться с украшениями, чем топить их в варенье, прятать в банках с крупой или в морозильнике.

Людмила Николаевна вытерла слезы, выступившие от кашля.

Я нашла момент подходящим и задала вопрос:

– Кольцо у вас отняла дилер фирмы «Фрим»?

Она кивнула. Я не скрыла своего удивления:

– Но почему вы не заявили в милицию? Были свидетели, ваши сотрудницы Катя и Оля. Девушки видели, как вы убежали, а коробейница рванула следом.

Вдова Вадима Петровича прижала ладони к щекам.

– Та тетка сказала: «Немедленно верните мне кольцо. Оно не ваше, являлось семейной ценностью, принадлежало другой женщине, и теперь это единственная память о ней. Вы пособница убийцы».

– И вы испугались, – констатировала я. – Сбежали, чтобы дилер не затеяла публичный скандал, а та вас догнала, побила и отняла перстень?

– Нет, не так, – прошептала Людмила Николаевна. – Я увидела у нее на левом запястье уродливый шрам и сразу сообразила: ко мне явилась Алена, дочь Светланы, она хочет получить семейную реликвию назад. Больше-то никто не знал о драгоценности! Но я же за нее заплатила, выполнила все просьбы сообщницы маньяка, а Вадим Петрович костьми лег, чтобы Алене сменили документы и отдали ее родственнице… Вот я и побежала! Но меня никто не бил. Да, та женщина меня догнала, схватила за плечи, стала говорить про какого-то мальчика, чью жизнь она спасает. Я ничего не понимала, просто сунула ей в руку перстень и понеслась от нее как угорелая. Споткнулась, упала лицом на скамейку, расшиблась. А вы правда вернете мне перстень?

Глава 24

Я почти не помню, как оказалась в своей машине. В голове, словно чугунные шары, перекатывались мысли. Вера никогда не рассказывала мне ни о своих детских годах, ни о школьной поре. Она вообще не любила воспоминаний. Савельева всегда повторяла:

– Прошлого уже нет, будущее еще не наступило, давайте наслаждаться здесь и сейчас. Какой смысл рыться на заваленном старьем чердаке, когда можно выйти в сад и восторгаться цветущими растениями?

Я слышала, что родители Астаховой погибли на пожаре. Девочку подняла на ноги тетя, теперь покойная. И у Верушки на левом запястье есть некрасивый рубец. Подруга несколько раз обращалась к врачу, но ей сказали: «Если хотите привести руку в порядок, потребуется операция, ее делают под местным наркозом». Вера испугалась и оставила все как есть.

К хирургу подруга ходила много лет назад, а сейчас, наверное, придуманы другие методики, чтобы сгладить косметический недостаток, но Савельева приняла решение забыть об отметине. Однажды я бесцеремонно спросила:

– Где ты поранилась?

Вера замялась:

– Так, детская глупость.

– Резала вены от несчастной любви? – предположила я.

В ответ последовала неадекватная реакция.

– Я никогда не возьму в руки бритву! – заорала всегда спокойная Астахова. – Чего пристала?

Я, пораженная неожиданной грубостью, промямлила какие-то извинения и умчалась домой. На следующий день Вера пришла ко мне с повинной головой.

– Дашута, прости! – забормотала она, стоя на пороге. – В детстве мы с приятелями полезли в чужой сад нарвать яблок. И нас застал хозяин, все убежали, а мне не повезло, я упала и наткнулась на колючую проволоку. Кровь хлестала фонтаном. Меня даже никто не отругал за попытку воровства, так взрослые перепугались. В деревне имелся медпункт, местная фельдшерица наложила швы, да, видно, плохо обработала рану, началось нагноение. Мама отвезла меня в Москву, положила в больницу, там сделали операцию. Я натерпелась боли и страха, рана заживала плохо, поэтому рубец остался. А еще в то лето погибли мои родители. Понимаешь, почему я психанула?

Я обняла подругу.

– Это ты меня прости, я проявила хамское любопытство!

И мы с Верочкой забыли о мимолетной размолвке, но сейчас я тряслась в ознобе, сопоставляя факты, казавшиеся мне ранее незначительными. У Савельевой нет детских фотографий. Ни одной! В ее доме отсутствуют и снимки ее покойных родителей. Ира ничего не знала о своих дедушках и бабушках. Ладно Андрей – он воспитывался в приюте и при всем желании не мог ничего рассказать о своих предках, его мать отказалась от сына сразу после родов. Но Вера! Она-то счастливо жила до десяти лет в хорошей семье. Почему же ничего не говорила о своих родственниках? И я не помню, чтобы Вера ездила к ним на кладбище.

Теперь посмотрим на проблему с другой стороны. Олимпиада Борисовна, пустившая в квартиру своей соседки Зинаиды Семеновны некоего Кима Ефимовича, является матерью Валентины Палкиной, одной из жертв маньяка Фурыкина и его жены Светланы. Если предположить…

Мне стало душно. Я опустила боковое стекло машины и поняла, что воздух исчез не только в салоне, на улице тоже нечем дышать. Как же быть? И тут я вспомнила. Год назад, делая мне массаж от радикулита, Андрей показал точку на мизинце и сказал:

– Если вдруг ты станешь терять сознание, моментально воткни сюда зубочистку, иголку, булавку, любой острый предмет, который попадется на глаза. В крайнем случае укуси себя за палец.

И сейчас я вцепилась зубами в руку, ощутила резкую боль, но в голове просветлело. Савельев прав – наше тело сложный механизм, люди пока мало знают о нем. Ну почему, чтобы прогнать дурноту, надо цапнуть свой мизинец, а не коленку?

Я подняла стекло, завела мотор, включила кондиционер на полную мощность и вернулась к своим размышлениям.

Ким Ефимович никакой не экстрасенс, он, скорее всего, актер, который был кем-то нанят для того, чтобы отомстить Вере. Что плохого сделала моя подруга? Она была дочерью маньяков, убивших многих детей. Кто-то из родственников узнал, что Вера Савельева, ранее Астахова, первые десять лет своей жизни прожила под именем Алена Фурыкина, и решил ее наказать. За что? Алена ведь не причастна к преступлениям. А за то, что живет счастливо и обеспеченно с мужем и дочерью. Не надо искать другого повода, одного этого для безутешного родителя хватит.

Злоумышленник не стал действовать наобум, он дотошно изучил биографию Веры, узнал о смерти Сережи и придумал дьявольский план: пообещал ей вернуть мальчика. Более того, продемонстрировал ребенка матери, довел несчастную до высшей точки психического напряжения, а потом убил Ирину. Теперь Вере предстоит жить, зная: Сережа не вернется, а Ирина умерла из-за того, что мать согласилась на условие колдуна: пусть кто-то скончается, чтобы малыш ожил.

Я схватилась за руль. Поехать к Андрею и сообщить ему правду? Но Верушка, вероятно, не открыла мужу семейной тайны, Савельев ничего не слышал о Фурыкине, я не имею права выдавать чужие секреты.

Стоп! Надо успокоиться и попытаться рассуждать трезво.

Ира мертва, помочь ей я не в силах. Убийства Веры мститель не планирует, наоборот, ему надо, чтобы Савельева поправилась, встала на ноги и прожила еще долгие годы, мучаясь мыслями о погибших детях. Так пусть злодей пребывает в уверенности, что его план удался. Я должна хранить сведения о Вере за семью печатями и искать этого графа Монте-Кристо, который решил наказать ни в чем не повинного человека. Но я теперь точно знаю, в какую сторону бежать за разгадкой.

Сделав пару глубоких вдохов, я обрела ясность мысли и поехала на встречу с Овсянкиным.

– Нужны сведения о детских годах Веры Олеговны Савельевой, прежде Астаховой, – заявила я, отдав помощнику деньги.

– Что именно? – уточнил Валерий.

– Все! – потребовала я. – Где родилась, номер детского сада, школы, судьба родителей. Рой глубоко и широко.

– Йес, босс! – гаркнул Овсянкин.

Но я не останавливалась.

– Можешь найти список жертв маньяка Фурыкина?

– Попытаюсь, – кивнул помощник.

– И еще нарой имена их родственников, тех, что живы или умерли в этом году, – добавила я.

Валерий не испугался большого объема работы, наоборот, в глазах новоиспеченного отца тройняшек мелькнула радость. Очевидно, решив проблему с детскими кроватками, капитан сейчас озабочен приобретением сверхвместительной коляски. Он лишь спросил:

– Сколько у меня времени?

– Мало! – Я подпрыгнула и демонстративно посмотрела на часы, висевшие на стене кафе, где мы пили чай.

Овсянкин встал и со словами: «Ускоряюсь!» – быстро вышел.

– Пожалуйста, счет, – пропела официантка, выкладывая на столик чек, – с вас двести рублей. Чайник цейлонского, и молодой человек съел чизкейк.

Я полезла за кошельком, невольно вспомнив слова вдовы следователя Филиппова о «современных мужиках, которые совсем и на мужчин-то не похожи». Конечно, я не разделяю потребительской позиции Людмилы Николаевны, мне никогда не приходило в голову выдавать ни одному из своих супругов точно отсчитанные шестьдесят восемь копеек. Но, согласитесь, Овсянкин мог хотя бы предложить оплатить выпитый нами чай. Сумма в двести рублей никого не разорит. Хотя у него же родились тройняшки, небось любая мелочь у Валеры на счету…