Маргарита Малинина - Мертвые тоже скачут Страница 38

– В чем дело? – Я отвела глаза. – Я угадал, это он?

– Да, это он, но не тот, о котором ты думаешь.

– О, вижу, у меня много соперников… – опечалился новостью Мертвицин и вздохнул.

– Больше, чем ты можешь вообразить! – вышедши из себя, воскликнула я, не понимая зачем, и выбежала из комнаты.

Поднявшись к себе, разрыдалась. Боже, что я делаю? Зачем я это делаю? И что я собираюсь делать дальше? Я не понимаю, я ничего не понимаю! У меня есть парень, я его люблю, главное его достоинство – он живой, зачем мне какой-то мертвый Валера?

В то же время я осознавала, что изменю себе, если не разгадаю его тайну до конца. Меня сгубила страсть к расследованиям и загадкам. Но ведь, помогая ему, я не обязана крутить с ним роман! А я, к несчастью, хотела этого – вот что убивало больше всего. Я не знаю, кто он и откуда. Кого он любит и ненавидит, кто его родители и друзья, какую он ведет жизнь, где живет, откуда пришел и куда уйдет. Самое интересное, что он сам ничего этого не знал. Я знаю только то, что на местном кладбище в свежую могилу воткнута табличка с его фотографией и именем. Самое интересное, что он-то этого не знает. Еще я знаю то, что мне нужно найти ожерелье, спрятанное дедом. И что оно как-то связано с Кириллом, моим милым, нежным другом. Самое интересное, что Валера, не зная всего выше перечисленного, твердо знает лишь то, что, отыскав ожерелье, я ему его отдам. А я знаю, что он это знает. Вот такие у нас пироги с пряниками.

– Быстрее бы, быстрее отыскать, отдать и уехать. Уехать обратно, зажить привычной жизнью, помириться со всеми, выйти замуж за Женьку и больше никогда не видеть Валеру… Быстрее бы…

Но, только подумав об этом, о том, что больше его не увижу, я зарыдала еще сильнее.

Больше часа пролежав на кровати, тупо глядя в потолок, я случайно обратила лицо к часам и поняла, что уже десять, а я сегодня практически ничего не ела, не считая вермишелевого супа. Потянувшись было к сумке, где лежала подаренная Кирюхой шоколадка, я передумала и, поднявшись, направилась вниз, в кухню, чтобы полноценно поужинать.

Так, что у нас там? Ого, Мертвицин нажарил картошечки, чудо, а не мужчина! Обрадованная, я сварила пару сосисок и, разогрев сковороду, получила очень дельный поздний ужин.

Потом я отправилась в ванную и совершила абсолютно непостижимую вещь – не стала запирать дверь. На что я надеялась? Что он придет ко мне потереть спинку? И все остальные части тела? Что он разденется, и мы вместе примем душ, как пара воркующих голубков? Так или иначе, ничего не произошло. Я спокойно вымыла тело под упругими струями воды, почистила зубы электрической щеткой, смыла косметику и легла спать.

Я долго ворочалась, размышляя над этой таинственной связью между домом Кирилла, его прабабушкой и дедовым секретным хранилищем и уже почти пришла к тому, что надпись на качелях сделал сам Кирилл, когда был маленьким (допустим, познакомился с ребятами, они вместе играли, тут ему срочно понадобилось уйти, и он оставил для них свои координаты), как тут некое несоответствие, совершенно не относящееся к тому, о чем я до этого думала, взорвало мой мозг. Просто я вдруг отчетливо поняла, что Валера не мог не прийти. Там, в ванной… И сейчас, здесь. Стало быть… Что? Его нет? Но я ведь не слышала, чтобы хлопнула входная дверь.

Я поднялась с кровати и спустилась с лестницы, прошла до его комнаты и неожиданно постучалась, хотя раньше входила по-свойски. Никто не отозвался. Тогда я без зазрений совести толкнула дверь и вошла.

Внезапно меня пронзил страх, что Валерий все-таки здесь и он расценит мое появление как нечто другое, чем это было на самом деле. Страшнее было то, что я, наверно, не смогла бы сопротивляться и тоже сделала бы вид, что за этим и пришла.

Быть может, я за этим и пришла? Быть может, я втайне надеялась, что он здесь?

Как бы то ни было, в комнате его не было. Его не было во всем доме. Дверь он за собой закрыл, но у меня имелись запасные ключи, и это очень хорошо: выйти-то я могла, но все же не хотелось оставлять дом не запертым.

«Зачем? Зачем я иду?» – мучилась я вопросом, выходя на дорогу. Удивительно, но не стоял вопрос «куда». Я чувствовала каким-то внутренним чутьем: Мертвицин сейчас на кладбище. И я боялась даже думать о том, как он станет реагировать на то, что увидит за оградой. Вдруг в мою голову закрался дикий испуг за него: а что, если потрясение оказалось настолько сильным, что… Что? Я не могла, мне было невыносимо думать дальше о том, что могло с ним случиться там, на кладбище, возле его собственной могилы с выкопанным гробом. Но стоит признать, если он ушел еще до того, как я села ужинать, то его уже нет довольно долго. Ужасно долго.

Ступив на мост, под которым я и купалась, выйдя с кладбища, и на котором был пойман убийца лжепапаши, я заметила впереди луч света, движущийся в моем направлении. Это был не автомобиль, потому я замерла на месте. Через полторы минуты источник света приблизился достаточно, чтобы его разглядеть: им оказался фонарик в руке Валеры. Сам он был весь перепачкан землей (опять мне стирать придется), плечи понуро опущены, ноги еле передвигаются – совсем как я тогда.

– Валера! – не удержавшись, крикнула я.

Заметив меня на пути своего фонаря, он зашагал быстрее, и я, наконец, смогла увидеть его лицо.

Его лицо… Лицо… Оно было исполнено такой боли, что я не могла не броситься к нему в объятья, чтобы пожалеть.

– Как же это, Катя? Как это возможно? – взывал он ко мне, опустив голову на мое плечо, совсем как недавно. С одной стороны, я была невыносимо счастлива, что момент единения наших тел и душ повторился, и я могла гладить его по длинным черным волосам и шептать успокаивающие слова на ушко, с другой же, мне было дико больно за него, его боль стала и моей болью, я была за него ответственна, я должна была помочь, но сердце разрывалось, мешая сосредоточиться на способе решения этой проблемы. Поэтому я просто гладила его, бормоча:

– Я понимаю, тебе больно, я чувствую, как тебе больно, но мы должны справиться с этим. Знай, что я всеми силами пытаюсь перетянуть на себя твою боль. Знаешь, ведь у меня дар, я это умею. Ты только дай мне время, и я смогу все исправить, я смогу вернуть тебя туда, где тебе будет хорошо.

– Разве есть такое место? – отвечал он мне. – Разве теперь мне может быть где-то хорошо?

– Да, конечно. Ты только верь мне, и я помогу тебе попасть туда.

– Куда, Катя? – Он поднял свое лицо, и я… О боже!.. Я увидела у него слезы. Зомби тоже плачут? Насколько мне известно, нет. Они же лишены чувств. Значит… Значит, он не зомби? Значит, он излечился, он стал человеком? Или просто еще не успел перевоплотиться в нечеловека? А может, мне удастся вернуть его? Разбудить в нем чувства – вот что я должна сделать. – Куда? На… небо?

Он спросил это так испуганно, что я не поверила своим ушам. В первую нашу встречу это был самоуверенный, насмешливый, строгий и даже, можно сказать, жестокосердный человек. Теперь это маленький ребенок, боящийся неизвестности, боящийся конца. В другую секунду мне это уже не показалось странным. Как бы вы, читатель, среагировали, узнав, что вы мертвы? Попав на кладбище и увидев там свою могилу, с венками и памятником, но выкопанным гробом, в котором пусто? Возможно, вы сейчас читаете эту замечательную книгу и совсем не думаете, даже одной своей извилиной не допускаете подозрений относительно того, что вас уже нет. А вдруг это не так?

Я глубоко вдохнула и решила задержать дыхание до тех пор, пока не пойму, что мне действительно жизненно необходим кислород. Просто в тот миг мне показалось, что я, может статься, тоже мертва, совсем как любимое мною создание, прижимающееся ко мне своим холодным, забывшим о тепле бегущей по жилам крови телом.

Я выдержала лишь минуту. После этого начала жадно глотать воздух. Что ж, вынуждена признать, что я пока жива. Уж не смею утверждать, к добру это или наоборот.

– Катя, – отстранив лицо от моего плеча, сказал Валерий, глядя мне в глаза. – Ты видела, что там?

Не имело смысла врать, потому я сообщила:

– Да, видела. Я сожалею, – зачем-то прибавила.

– Я тоже, – сказал он с какой-то странной усмешкой, печальной, но ироничной. – Что мне делать?

– Для начала уйти с моста. Вдруг какой-нибудь ночной гонщик вздумает тут покататься, и вместо одного мертвеца станет двое.

– Не смешно, – насупился Мертвицин, но тут же простил мне эту глупую шутку.

– Извини, я, когда нервничаю, болтаю глупости.

– Да, я понял.

– Пойдем?

– Куда?

– Домой.

– У меня нет дома.

– Теперь есть.

Его устроил этот ответ, и мы медленно, под ручку, осторожно ступая по высвеченному фонариком пути, добрались до дома.

Мертвицин, включив свет, приблизился к большому зеркалу. Глядя на свое отражение, спросил такое, что меня пробрало до костей:

– Катя… Меня ведь нет?

Я долго не могла ответить.