Сергей Нуриев - Идолов не кантовать Страница 38

— Куда же вы? — настиг его Мамай. — Вы больше не хотите приобрести у меня открытки?

— Таких открыток, как с вашими голубями, полон город.

— Вам разонравились птички? Возьмите с цветочками! Есть чудные незабудки, — благодушно улыбнулся колдун.

— Вы мошенник, — задохнулся коммерсант. — Вы меня обманули. Такие открыточки продаются на каждом углу по десять тысяч за штуку!

— Не отрицаю. Но я вам продал не просто картинки, а носители положительной энергии. И уступил, между прочим, по сносной цене. Здоровье нынче дорого стоит. Так что сядьте, — в голосе пророка послышался металл. — Сядьте, у меня к вам будет дело. Потом.

— Я с вами дел иметь не желаю-м, — проговорил Брэйтэр, покорно опускаясь на табурет.

Пересчитав собравшихся по головам, Мамай перекрыл выход и выразил чувство глубокого удовлетворения. Чувство же это у него возникло от того, что в одной скромной хижине собрались такие почтенные люди, как господин Брэйтэр, директор центрального колхозного рынка, господин Куксов, президент страховой компании "Боже упаси", господин Харчиков, начальник отдела сбыта завода им. Котовского, господин Коняка, крупный производитель продуктов питания, господин Сидорчук, местный гений, и, наконец, господин Цап, вольный животновод и вообще радушный хозяин данного помещения. Видя в лице собравшихся цвет городской общественности, великий маг Абу-Малаку и его верный последователь сочтут за честь показать уважаемому собранию совершенно бесплатный сеанс ясновидения. Последователь еще раз выразил удовлетворение и на том прелюдию закончил.

Гости тревожно переглянулись. Они смутно чуяли, что предстоящее действо связано не столько с их принадлежностью к цвету общества, сколько с их прошлой общественной деятельностью.

— Все готово, учитель? — обратился Мамай к Эфиопу, примостившемуся на диванчике.

Мудрец кивнул и передал Потапу загадочный предмет величиной с голову, накрытый черным платком. Последователь поставил предмет на стол, сделал руками магическое движение и, зачем-то щелкнув пальцами, сорвал с него покров. Проделав этот нехитрый трюк, Потап одарил присутствующих таким надменным взглядом, будто только что вытащил из рукава удава.

— Некоторые дураки думают, что это банка с водой, — нахально заявил иллюзионист.

Зрители друг друга застеснялись, ибо представленный на их суд предмет действительно смахивал на трехлитровую бутыль.

— Да? А что это? — не удержался Коняка.

— Призма времени. Призма, в которой я вам покажу все, что захотите. Точнее, вы все увидите сами, а я только буду комментировать… Ну-с, что желаете увидеть, господа? Какая эпоха вас интересует? Давайте обратимся к прошлому, скажем, к событиям двадцатипятилетней давности, которые разворачивались неподалеку от нашей с вами конспиративной квартиры. Ну? Хотите? Все хотят? По глазам вижу, что хотите. Это у меня привычка такая: угадывать по глазам. Итак, напрягите внимание. Сильней напрягите, сильней. Панорама вот-вот развернется перед вами. Ну, что мы видим в призме времени? О, воспетая в поэмах сцена: муж хладнокровно изменяет жене…

Потап говорил монотонным голосом, неспешно прохаживаясь вдоль серванта с фаянсовыми тарелками. В призму времени он поглядывал редко. Собравшиеся бросали искательные взгляды то на банку, то на пророка и терпеливо ждали прозрения.

— …Стоит ночь. Огородами, трусливо приседая и останавливаясь, крадется мужчина в кепке и с портфелем в руках. Это и есть наш неверный супруг, видите? В портфеле у него — еще теплая котлета, пара белья и поддельное командировочное удостоверение. Белье он наденет сам, котлету съест с любовницей, а удостоверение предъявит для отчета доверчивой супруге, этому ангелу во плоти, этой безвинной жертве похотливого Адама. Но это случится позже. А пока наш лазутчик движется по направлению к дому своего соратника, своего боевого коллеги. Почему, вы спросите, ночью, и почему огородами? Нет, он не подпольщик, он обычный грешник. Все очень просто: боевой коллега покинул семейный очаг и отбыл в срочную командировку; дома осталась не очень красивая, но не старая его супружница. Она утирает луковые слезы и дожидается нашего героя в кепке… Вот какую картину мы с вами видим в призме времени. А кто же он? Кто этот отчаянный Адам? — Потап остановился и внимательно посмотрел на стадо фарфоровых слоников, выстроенных на полке. — Этого я не знаю. Могу лишь сказать, всмотревшись в призму, что он носит рыжие волосы и не дурак выпить, хотя после этой процедуры у него прогрессирует косоглазие. Большего я, как и вы, не могу рассмотреть.

— Нету там такого, — угрюмо вставил Мирон Мироныч.

Все посмотрели на него. Пристальнее всех посмотрел Куксов.

— Ну как же нету, барин? — весело сказал Мамай. — Там даже название улицы можно прочитать: Ста-ди-он-ная. Вот. Но что мы видим! По темной Стадионной улице, трусливо приседая и останавливаясь, пробирается еще один гражданин, причем в противоположную от семейного очага сторону. Он также прижимает к груди портфель, в котором также котлета, белье и поддельная командировка. Наш второй герой часто озирается, хихикает, и на его толстом безбровом лице можно увидеть самые пошлые намерения в отношении супруги своего сослуживца. Незнакомец стучится именно в ту дверь, из которой недавно выпорхнул наш старый знакомый Адам… Все! Обмен визитами состоялся!

— Нет! — крякнул Куксов.

Мирон Мироныч и Владимир Карпович обменялись враждебными взглядами. Общественность тесно сомкнулась вокруг содержательного сосуда, в стекле которого тотчас же отразились искаженные преломлениями лица.

— Ну! Ну, поднатужьтесь! — убеждал Мамай. Разве вы не видите?

— Вижу, — процедил баптист, прозревший первым. — Вижу… Чью-то безбровую ряху там вижу… — Недобро ухмыляясь, он посмотрел поверх банки на сидящего напротив дворянина. — Ах, это вы, Владимир Карпович! А я вас сразу и не узна-ал.

— А-а, это вы, Мирон Мироныч, — В тон ему ответил Куксов. — А я думаю, чья это там харя косоглазая из банки зырит?

— Перестаньте паясничать, — осадил обоих ясновидец. Кулачный бой между ревнивыми мужьями в его программу не входил. — Если вас так возбуждают древние события — обратимся к более свежим. Лев Аронович, какую эпоху вы выбираете?

— Я в вашу дурацкую банку смотреть не собираюсь-м, — напыжился директор базара. — Чепуха какая-то-м.

— Ну еще бы! По сравнению с тем, что там еще можно увидеть, это просто чепуха. А увидеть там можно многое. Можно, к примеру, увидеть, как один партийный деятель едва не упек в сумасшедший дом своего соратника, воспользовавшись слабостью его здоровья. Вы хотите спросить: почему едва? Нет, не потому, что таинственный душегуб передумал; не надо надеяться, что сердце его тронула жалость к сослуживцу. Свой черный замысел он осуществил полностью и довел коллегу до нужной кондиции. И единственная причина, по которой соратник не угодил в психушку, та, что на больных такого ранга не принято было надевать смирительную рубашку. А сейчас в этом просто нет необходимости. Так он и остался, бедолага, на свободе и со съехавшей крышей. А действия нашего душегуба, между прочим, квалифицируются как причинение тяжкого телесного повреждения другому лицу. Попросту говоря, лишение свободы от двух до восьми лет. Ну, как вам моя призма времени, Лев Аронович?

— Дам-м, баночка стоящая, — нехотя согласился Брэйтэр и, предчувствуя недоброе, засобирался в путь.

Мамай учтиво склонил голову.

— Прикажете завернуть?

— М-м, нет, спасибо-м, у меня, знаете, и без того товару много скопилось. Недавно прикупил-м.

— Как хотите. Тогда мы продолжим. Время, как известно, безгранично, особенно в своей призме. Только что мы там наблюдали какую-то чепуху, сущий пустяк, цветочки, так сказать. Сейчас будут ягодки.

— Сколько? — зарычал Лев Аронович. — Сколько за банку? Вот, получите. Больше у меня нет. Возьмите и бумажник, он кожаный. До свидания.

— Куда же вы без баночки? Пардон, без призмочки. А мелочь свою обратно заберите. Я сюда не за подаяниями приехал, — говорил Потап, чеканя слова и напирая на магната грудью. — Банку можете взять даром. Воду можете вылить, у вас в кране такая же. Ваше будущее я могу предсказать и без нее. И оно мне видится довольно мрачным, товарищ секретарь райкома. Торжественную часть объявляю закрытой, добавил прорицатель, обращаясь ко всем присутствующим. — Перейдем к существу вопроса.

Дело принимало неожиданный оборот. Афанасий Ольгович робко привстал, намереваясь немедленно удрать, но, вспомнив, что ужасные события разворачиваются в его доме, был вынужден сесть на место. В животе свиновода раздалось тревожное бурчание. Если раньше будущее рисовалось ему исключительно в черном цвете, то теперь оно исчезло вообще. "Пропал", — понял Афанасий Ольгович.