Иоанна Хмелевская - Убойная марка [Роковые марки] Страница 39

— Но Куба мог взломать заднюю дверь.

— Антоний не считает, что Куба взламывал дверь, у него могла быть при себе отмычка или поддельные ключи. Да может, там Кубы вовсе и не было. Из того, что показал Антось, у Кубы было намерение проникнуть в дом, что-то забрать и уйти, не оставив следов. Это Антосю очень хотелось поискать сокровища Вероники.

В конце концов Антоний потерял терпение, подкрался к дому сзади, и ему показалось, что дверь приоткрыта…

— Не могло ему так показаться, потому что этих дверей не видно. Дверь там сбоку. И чтобы убедиться, ему пришлось бы подойти к ней почти вплотную.

— Что он и сделал. Вошёл, увидел труп, но Кубы не было. Разумеется, парень воспользовался случаем — он не из нервных — и принялся за поиски. Тут его и застал Веслав. Это, разумеется, мы так вычислили, нам он об этом не сказал, промолчал, хотя, спасаясь от обвинения в убийстве, выболтал почти все, что знал. Но ведь должен был Веслав его там застукать, это стало ясно из дальнейшего развития событий.

— Ну хорошо, а Патрик? — нетерпеливо перебила я. — Что говорят о Патрике?

— Немало говорят, но ничего конкретного.

Антось, например, говорит, что видел его, точнее, кого-то видел, может, Патрика. В пустом доме, куда они с Весем приволокли ящики, он его уже не видел. Короче говоря, о Патрике все запутано, верить ничему нельзя, показания меняются на каждом допросе. Ведь Антось панически боится, что его обвинят в убийстве или даже в соучастии. Да мало ли ещё найдётся статей Уголовного кодекса, которые с лёгкостью можно применить в данном случае к Антосю: сокрытие от властей личности убийцы, недонесение о готовящемся преступлении, помощь в совершении преступления и так далее. И ещё он опасается мести — Веслава, Кубы, Патрика, бог знает ещё кого. Вот и доносит на всех, а сам при этом от страха трясётся, аж зубами стучит.

Жаль, что у меня нет последнего протокола допроса Антося с умными замечаниями на полях. Не стала упрекать в этом Януша — понимаю ведь, что предоставить мне такие документы — это значит пойти по меньшей мере на служебное нарушение.

— Ну, теперь расскажи о Патрике, — попросила я, не ожидая ничего хорошего.

Януш, видимо, решил, что заслужил передышку. Выпил свой чай, потом налил себе рюмку вина и тоже выпил.

— Во рту пересохло, — счёл нужным пояснить он. — Как я уже сказал, Патрик смылся. Самым что ни на есть наглым образом. Ему велено было сидеть в гостинице, запретили выходить, так сказать, посадили под гостиничный арест, а ему плевать. Взял и смылся. Когда — неизвестно. Думаю, что сразу.

— Неужели за ним не присматривали? — удивилась я.

— Присматривали, а как же. За его машиной. Она и до сих пор стоит в целости и сохранности на гостиничной стоянке.

Статуя в образе Гражинки вдруг оживилась.

— Как же так? Тогда на чем же он… смылся?

— Вряд ли пешком, — предположила я. — Подвернулась оказия, он и воспользовался.

— Совершенно верно. Мог проголосовать, добраться хотя бы до Вроцлава, а уж оттуда проще всего ехать в любом направлении. И на поезде, и на рейсовом автобусе, и машину арендовать. Мог и за границу рвануть…

— Лично я сомневаюсь, что рванул за границу. Со своей нумизматической коллекцией… хлопотно. К тому же такая коллекция имела ценность скорее у нас, а не за границей, ведь состояла в основном из старинных польских монет. В каждой стране ценятся свои старинные монеты.

Януш согласно кивнул.

— Я тоже полагаю, что он уехал в Варшаву. Теперь тебе понятен смысл обыска в его варшавской квартире?

— Как сказать, — возразила я. — После всего случившегося надо совсем ума лишиться, чтобы прятать коллекцию у себя в доме. И вообще, хотелось бы знать его намерения. Смылся… ну и что? Не будет же он до конца жизни находиться в бегах.

— Сбежал… — пробормотала Гражинка. — Раз сбежал, значит, виновен. Не бежал бы, если бы не чувствовал за собой вины. Признаюсь, что я-то до сих пор ещё надеялась, дура набитая.

Хотела ещё что-то сказать и выдохлась, сил не хватило. Потом вдруг лихорадочно схватила свой чай, выпила, налила вина, тоже выпила.

Я не вмешивалась, хотя неплохо было бы ей посоветовать хоть что-нибудь съесть. Да, с таким Патриком спокойной жизни не жди. Если бы он в состоянии аффекта прикончил кого-нибудь постороннего, а не собственную тётку… Так сказать, в нумизматическом амоке. А тут… Никаких смягчающих вину обстоятельств. Да ещё и смылся… Неужели эта дурёха последует за ним и в Сибирь? Тьфу, что это я. Её поколение о Сибири вряд ли слышало, ну да я другое имею в виду — в тюрьму. Надо бы предварительно провести с ней работу, отговорить от такой глупости.

А если она и не думает о такой глупости? Тогда, выходит, я сама же её и натолкну. Ох, и не знаю, что делать. А тут ещё несчастный болгарский блочек, из-за кретина Патрика и я пострадала.

Из-за желанной марки я позабыла о благом своём намерении никогда не делать людям зла и решила — нет, в данной ситуации я сделаю все возможное, чтобы снять подозрение с Патрика, пусть обвинят кого угодно, пусть человека совершенно невиновного, мне плевать, лишь бы наследник остался на свободе. Ну и ради несчастной девушки постараюсь. Надо сделать так, чтобы Патрик сумел-таки получить своё наследство и успел продать мне блочек, а я уж так его спрячу, что никакая полиция не найдёт, если выяснится, что Патрик не имел права продавать. А там, глядишь, и срок давности истечёт.

Сколько лет должно пройти? Надо заглянуть в кодекс.

Чуть не сорвалась с места, да вспомнила, что в комнате я не одна. Как назло, имею дело с исключительно честными людьми — что Януш, что Гражинка. Те не дадут мне соврать и придумать что-нибудь оправдательное для Патрика.

Затолкав болгарский блочек в самую глубину своего естества, я заставила себя вернуться к расследованию.

— Без Кубы они ничего не сделают! — гневно заявила я. — Сам Антось показал, что Вероника была жива, а потом он обнаружил её уже мёртвой. А когда она была ещё жива, по его показаниям, Куба был в доме. И это может быть ложью, кто докажет, что самого Антося в этот момент не было в доме и он собственной рукой не прикончил женщину? Они могут сваливать друг на друга, и сам дьявол в этом не разберётся, а тут ещё дело осложняет брактеат Яксы из Копаницы. То теряется, то находится. Если бы вёл себя так в обычной ситуации — черт с ним, но когда совершается похищение и убийство… Нет, я отказываюсь быть тактичной и благородной, оставлю это на потом, а пока пусть кто-нибудь прижмёт к стенке пана Петшака, у него он, в конце концов, или нет?

— Кто он? — не поняла Гражинка.

— Да брактеат же!

— А он тут при чем? И как связан с Патриком?

— Ты не могла бы подоходчивее объяснить, что имеешь в виду? — попросил Януш.

Во мне все кипело, аж бурлило, чтоб этой Гражинке с её письмом в тартарары провалиться, но им не было слышно. Ну ладно, раз я такая отвратительная личность, какой она меня описала в своём письме, пока ещё побуду такой!

— Нумизматику, — сквозь стиснутые зубы прошипела я.

— А если поподробнее? — попросил Януш.

Тяжело вздохнув, я рассказала им все, вмешав в наше дело заодно и Того Пана, только не называя его фамилии. Вы заметили, что я вообще пока нигде его фамилии не сообщила? На полпути моего рассказа Гражинка вроде бы очнулась и стала внимательно слушать. Значит, надежда не умерла в ней до конца.

— Интересно! — промолвил Януш, и это было все, что он сказал.

А я разрабатывала свою концепцию.

— К черту ваши допросы, ведь осталась невыясненной куча проблем. Бегали они вокруг дома, глядели на него издали… В дом вломились через запасной выход. А кто же открыл главный?

Посудомойка уверяла, что, придя утром за миской, застала дверь открытой. Что конкретно они делали в доме Баранека или как там его… Что именно переносили Веслав с Антонием, пустые ящики или ящики с монетами? Или только с подносиками от монет? Один такой подносик я лично нашла в пустом доме. На пачке из-под сигарет был номер сотового телефона. Чей? Никого из них не спросили?

— Двоих спросили, — ответил Януш.

— И что эти двое ответили?

— Ничего. Но об этом ещё будут спрашивать. На то, о чем ты прочла в протоколах, и без твоих упущений потребовалось три дня. Каторжная работа.

— А нельзя было проверить, чей это сотовый?

— Проверили. Номер записан на некоего Ежи Стемпняка.

— И кто такой этот Стемпняк?

— Пока его не нашли, завтра будет известно.

— А не проще было бы позвонить и поговорить с владельцем?.

— Ты хоть представляешь, что он может ответить?

— Представляю, вариантов множество. Но хоть бы начать разговор… Постой, а почему бы мне самой этого не сделать? Совсем думать перестала, повесилась на тебе, во всем полагаюсь на тебя, да ещё тебя же упрекаю. Хороша! Молчи, ну почему мне не позвонить? Я же не обязана называть свою настоящую фамилию. Скажем, из мастерской по очистке ковров…