Ирина Волкова - Человек, который ненавидел Маринину Страница 39

— Есть. Записывайте.

— Отлично. Я с вами свяжусь.

— Когда?

В трубке раздались короткие гудки.

— Кто это был? — подозрительно спросила Агриппина Тимофеевна. — О каком разврате и моральном разложении он говорил?

— Да так, — досадливо махнул рукой генерал. — Это по поводу одного из наших сотрудников. Вот ведь кобель! Женат, а связался с секретаршей.

Агриппина Тимофеевна неодобрительно поджала губы.

— Что же это творится с людьми! Где ж это видано, чтобы при живой жене и на сторону бегать! Слава богу, ты у меня не такой. А жене-то его каково! Даже не представляю, что бы я сделала, если бы ты на сторону пошел. Руки бы на себя наложила!

— Ну что ты, Грушенька! — сказал генерал, обнимая жену. — Ты же меня знаешь. Я человек строгих принципов. К тому же ты у меня единственная и неповторимая. Да и стар я уже на сторону ходить.

— Скушай пирожков, пупсик, а то они, того и гляди, совсем остынут. Отвлекли тебя так некстати со всеми этими дурацкими разговорами.

— Да в задницу твои пироги! — Генерал грохнул кулаком по столу, давая выход приближающемуся к точке кипения раздражению. — На диете я, поняла? На диете!

Схватив портфель и сотовый телефон с карточкой, Петр Ильич выскочил из квартиры, с шумом захлопнув дверь прямо перед носом оторопевшей от неожиданности жены.

Гоша Крестовоздвиженский вынул сотовый телефон из пластикового пакетика, в который он его засунул, чтобы исказить голос, и с облегчением вытер пот со лба.

— Ну вот я и стал шантажистом, — констатировал он. — Когда будем снова звонить Елагину по “чистому” номеру?

— Выждем немного, — усмехнулся Игорь. — Пусть генерал помучается. Нет ничего хуже, чем пытка неизвестностью.

— Надо позвонить Ивану Захаровичу, — напомнил Юра Демарин. — Узнаем о результатах экспертизы. Если чулок, найденный на месте преступления, и тот, что мы взяли в квартире Денисова, окажутся из одной пары, можно будет предъявить Тарасу обвинение. А это значит, что твоя сестра и стриптизе? вновь обретут желанную свободу.

— Не рано ли предъявлять обвинение Денисову? — нахмурился Игорь. — Я не верю, что это он убил Егора.

Юра нахмурился.

— Ну ты даешь! Мы освобождаем твою сестру, а ты еще и недоволен!

— Просто я не хочу, чтобы пострадал невиновный человек!

— Если он невиновен, он и не пострадает. Пока он только задержан по подозрению в убийстве. У нас еще есть время, чтобы покопаться в этом деле.

Сидя на жестких нарах, Марина Буданова нервно размазывала по лицу слезы ярости и бессилия.

"Уж лучше бы я действительно прикончила этого мерзавца, — думала она. — Хоть бы моральное удовлетворение получила. Вот ведь зараза! Даже мертвый ухитрился подложить мне такую свинью. Теперь все — прощай свобода, прощай карьера, прощай галерея “Экстази”. А Игорь? Что станет с Игорем? Пока я была с ним, я как-то контролировала его навязчивые идеи. Долго ли он без меня сможет “работать под прикрытием”, скрывая от всех, что на самом деле он — Анастасия Каменская? Он же и так чуть в суд на Маринину не подал, слава богу, адвокатша умная оказалась. В результате его упекут в психушку, имущество приберет какой-нибудь родственничек по опеке, а к тому времени, как я выйду из тюрьмы, врачи со своими лекарствами превратят его в полного идиота. А Мапота? Он-то тут вообще ни при чем. Я и ему сломала жизнь. Наверное, он должен меня ненавидеть”.

При мысли о Мапоте у Будановой уже привычно закружилась голова, а по телу начал растекаться приятный волнующий жар. Как ни странно, за дни, проведенные в тюрьме, больше всего Марина жалела не о разрушенной карьере, не об утраченных удобствах и даже не о брате. Она невыносимо страдала при мысли о том, что, возможно, никогда больше не увидит так не похожего на других мужчин чернокожего философа-стриптизера. Ну почему они не успели стать любовниками? Тогда у нее остались бы по крайней мере воспоминания — о его поцелуях, о тяжести его тела, о запахе его кожи, о словах, которые он ей говорил… Эти воспоминания помогли бы ей пережить долгие годы заточения.

Буданова снова всхлипнула, шмыгнула носом и, забыв о хороших манерах, вытерла его рукавом.

— Марина! — услышала она голос брата. Девушка подняла глаза. За решеткой стоял Игорь в компании двух милиционеров, которые арестовали ее у тела Егора.

— Ты свободна, сестренка! — широко улыбнулся Филимонов. — Я же говорил тебе, что все будет хорошо.

Селена Далилова достала из секретера резную нефритовую шкатулку и откинула крышку. На бледно-зеленой бархатной обивке мерцали матово-черным цветом два обсидиановых яйца размером чуть меньше куриных.

Положив шкатулку на софу, художница сняла одежду и встала в “позу всадника”, напоминающую стойку “кибодачи” в карате. Глубоко и равномерно дыша, она несколько раз сжала пальцами соски, а потом принялась мягко массировать груди, вызывая при помощи даосских психотехник мыслеобраз пробуждающейся в низу живота сексуальной энергии, великой “змеиной силы”, которая с каждым вздохом поднималась вверх по позвоночнику, а затем растекалась по телу, наполняя его мягкими оргазмическими ощущениями “внутреннего облака”.

Столетия назад в Древнем Китае упражнения с яйцом выполняли только императрицы и наложницы императоров. Секреты этих сексуальных техник в те времена были недоступны простым смертным. Женщины, овладевшие “тяжелой атлетикой для влагалища”, могли доставить мужчинам несказанное наслаждение, управляя интимными мышцами с такой же легкостью и силой, как они манипулировали руками.

Селена освоила психотехники, сопровождающие тренировку с каменными яйцами, настолько хорошо, что ей даже не нужно было предварительно стимулировать клитор. Мыслеобраза возбуждения в половых органах было достаточно для того, чтобы они почти мгновенно набухли и увлажнились.

С ритуальной торжественностью вынув обсидиановые яйца из шкатулки, Данилова ввела их во влагалище и, равномерно дыша, начала усилием мышц перемещать их вверх и вниз, в противоположных и во встречных направлениях, время от времени сталкивая их друг с другом, чтобы вызвать вибрации, стимулирующие внутренние органы.

Селена считала себя профессионалом. Ей нравилось учиться, и ей нравилось совершенствовать себя. Она совершенствовала свое художественное мастерство, но, что было гораздо важнее для ее карьеры, она непрестанно совершенствовала свое сексуальное искусство. Мужчины, платившие за ее картины по три тысячи долларов и больше, должны были чувствовать, что они потратили деньги не зря. Проведя ночь с Селеной, они понимали, что она стоила гораздо большего. Подобных переживаний они не испытывали ни с одной другой женщиной — даже проститутки высокого класса отдаленно не могли сравниться с ней. Разовые клиенты превращались в постоянных. Цены на ее картины неуклонно росли. Далилова была честолюбива. Она хотела стать самым высокооплачиваемым художником России.

Вибрирующие потоки сексуальной энергии, исходящие из половых органов, казалось, иррадировали в каждую клеточку ее тела, насыщая его и заставляя его трепетать от почти невыносимого наслаждения. Селена почувствовала, как ее руки и шея завибрировали под напором неконтролируемых аутодвижений, за которыми, как она знала, должен был последовать “тотальный оргазм” — совершенно неповторимое ощущение, когда сознание улетает ввысь, растворяясь в бесконечности, время останавливается, а все тело превращается в содрогающиеся в экстазе гениталии.

Художница выгнулась дугой и застонала. В этот момент послышался звонок в дверь. В измененном состоянии сознания, в котором она находилась, звонок казался физически ощутимым. Он булавочным уколом вонзился в ее тело, нарушая концентрацию и вырывая ее из блаженной нирваны предоргазменного состояния.

Далилова вздрогнула, возвращаясь к действительности, и, избавляясь от перевозбуждения, принялась растираться ладонями, чтобы равномерно распределить бурлящую внутри энергию по телу. Как некстати! Ее прервали в самый ответственный момент. Кто бы это мог быть? Сегодня днем она никого не ждала.

Звонок снова задребезжал настойчиво и протяжно.

— Сейчас! — раздраженно воскликнула Селена, напряжением мышц выдавливая обсидиановые яйца из влагалища и заворачивая их в салфетку.

Накинув прямо на голое тело короткий полупрозрачный пеньюар от Дольче и Габана, она подошла к двери и заглянула в глазок.

"Игорь Филимонов, — удивилась художница. — Как странно! Интересно, что ему здесь понадобилось? Неужели он тоже запал на меня?”

Соблазнить Филимонова Селена пыталась с самого момента их знакомства. На это у нее были две причины. Во-первых, Игорь был братом владелицы галереи, а во-вторых, он был просто невероятно красив. То, что Филимонов никак не реагировал на ее заигрывания, вначале даже породило у Далиловой легкий комплекс неполноценности. Утверждаясь в собственной сексуальности, она ухитрялась соблазнять даже “голубых” — просто так, для тренировки. Но Игорь вообще не реагировал на нее как на женщину. Впрочем, на других художниц он тоже не реагировал — ни на художниц, ни на художников. Это немного утешало.