Катарина Ингельман-Сунберг - Кофе с ограблением Страница 39

Священник, который тайком читал всю их переписку, приходил во все большее недоумение, и Гений сразу объяснил ему, что заключение явно сказалось на Марте не лучшим образом. А в двух последних стихотворениях она взяла быка за рога.

Пусть станет богатствоДля всех подмогой,Пусть жаркое солнцеДаст счастье для всех.

То есть Марта хотела, чтобы они отдали деньги другим, но сохранили какую-то часть для себя, для поездки в жаркие страны. А потом им требовалось запустить в работу Воровской фонд и поддерживать его функционирование каким-то образом.

Если фонд хористов дружныхБудет в жизни оставаться,Станет Божья благодатьНа всех распространяться.

Марта, похоже, строила грандиозные планы, но была, пожалуй, слишком оптимистично настроена. Ведь даже если им удалось украсть ценные вещи и две знаменитые картины, это вовсе не означало, что они справятся с любой кражей. Преступники жили непростой и опасной жизнью, и, попробовав себя на новом поприще, их пятерка в каком-то смысле утолила эмоциональный голод и получила хорошую встряску, но если тюрьма напоминала следственный изолятор, они, похоже, стали жертвой рекламы. И тогда, решившись на новое преступление, им следовало все идеально продумать, чтобы не попасться в руки правосудия снова.

Гению вспомнились жуткие типы, с которыми он встречался во время предварительного заключения. Юро, большой и сильный югослав, шептал что-то о крупном ограблении банка. Он говорил на хорватском, но владевший несколькими языками Гений все понял. Его отец был столяром в бывшей Чехословакии, а мать родом из Италии. Когда родители переехали в Швецию и оказались в Сундбюберге, они общались на самых разных языках, и Гений многое усвоил. Он стал интересоваться языками и часто слушал иностранные радиостанции, когда работал в мастерской, поскольку так в его понимании человек учил язык, излишне не напрягаясь. И до сих пор это работало: даже хорватский он мог разобрать.

Югослав, вероятно, увидел, как Гений делал наброски своих изобретений, поскольку несколько дней спустя на прогулке в крошечном дворике он незаметно приблизился к нему и прошептал:

– Ты понимать техника, не так ли?

– Ну, я не знаю. В детстве увлекался конструктором «лего», вот и все.

– Нет, нет, ты есть изобретатель. Я знать. Ты просто дьявол в замки и сигнализация.

Черт, подумал Гений.

– Ах, я просто штудировал Польхема в юности, а его замкам уже триста лет, – сказал он.

– Банки, ты знать, – продолжил югослав. – Они плохие, очень плохие. Берут государственные деньги, когда дела идут плохо, но не делятся с ним, когда у них все хорошо. Я должен разобраться с ними, ты помогать…

– Вот как, нет, есть другие способы, – перебил его Гений. – Государство вправе потребовать бонус. От этого обычно богатеют. – Он попытался говорить на светский манер, он ведь следил за прессой и считал, что бонусы делали человека богатым. И сам уж точно немного разбирался в экономике. Югослав от души рассмеялся и положил руку ему на плечо.

– Ты знать здесь, в Стокгольме, контора Хандельбанка на площадь Карлаплан, да? Около Валхаллавеген, и оттуда прямая дорога до аэропорта Арланда. Но замки там очень мудреный…

Гений с сожалением развел руками.

– Подобных замков я совсем не знаю.

Его меньше всего прельщала перспектива оказаться вовлеченным в дела югославской мафии, и в будущем он воздерживался от прогулок. Но он видел, как Юро пытался контактировать с другими в их дворике и, помимо всего прочего, выпытывал информацию у одного бывшего банковского служащего. Того обвиняли в экономических преступлениях, он в течение многих лет опустошал счета, пока его не сдала жена.

Неделю спустя югослав покинул следственный изолятор, и Гений вздохнул с облечением. Юро постоянно поглядывал на него, и ему стоило большого труда делать вид, что он глупее, чем есть на самом деле. Молчаливый получает информацию, глупый болтает сам – так он обычно говорил. Но в любом случае ему стало ясно, что Юро и его находящиеся на воле друзья планируют большое ограбление.

– Иногда человек попадаться, ничего страшного. Просто отдыхать немного в тюрьме. Потом забирать деньги, – объяснил ему югослав.

Гений долго размышлял над этим и задался вопросом: а не взять ли снова на вооружение такую философию? Совершить еще одно преступление, исключительное по своей сути, и все равно стать богатым. Но чтобы все решить, ему требовалась Марта. Вместе они, конечно, нашли бы подходящий вариант.

44

– И почему ты в Хинсеберге? Таким, как ты, место в богадельне!

Марта повернулась. Она находилась на кухне и как раз налила себе стакан молока, когда вошла девица с курчавыми волосами, маленьким ртом и острым носом. На вид ей было где-то тридцать пять лет, и она демонстративно жевала резинку, стоя руки в боки. Это вместо «добро пожаловать», подумала Марта. Она ведь могла, по крайней мере, попытаться выглядеть приветливой.

– В богадельне – ну нет. Я же не динозавр. В противном случае я не стояла бы так спокойно, а съела бы тебя.

У девицы задрожали ресницы.

– Ты, значит, из строптивых. Берегись. Не забывай, у тебя первая ходка, а я – чалая.

Чалая? Марта задумалась. Это означало, конечно, что девица бывала здесь ранее.

– Подумаешь, чалая. Разве запрещено нормально относиться к новым заключенным, – сказала Марта, сделала большой глоток молока и поставила стакан на мойку. – Кстати, меня зовут Марта Андерсон.

Девица продолжила демонстративно жевать резинку.

– За что ты здесь?

– Ограбление, – ответила Марта коротко.

– Такая, как ты? Поэтому и пьешь молоко – набираешься сил для следующего дела? Посмотрите на нее – божья коровка.

Две девицы помоложе, которые только что вошли на кухню, громко расхохотались. Марта покосилась на надзирательницу за стеклянной перегородкой, и ей стало интересно, слышит ли та их. У обладательницы жевательной резинки был жесткий и холодный взгляд. Скорей всего, именно она верховодит среди заключенных, подумала Марта. До нее уже докатились слухи, как обстоят дела в Хинсеберге. Кое-кто из известных персонажей, как она слышала, брал бразды правления в свои руки, и надзиратели успели просветить ее, что существует множество неписаных правил, которым лучше всего следовать.

– Вот как, ты называешь меня божьей коровкой, – сказала Марта.

Девица кивнула.

– Если ты обзовешь меня так еще раз, получишь ролятором промеж ног. Просто, чтобы ты знала.

Сначала стало очень тихо, потом послышались сдержанные смешки со стороны вошедших девиц. Обладательница жевательной резинки посмотрела на Марту угрожающе и сделала шаг вперед.

– Послушай, ты, старая шлюха. Моли Бога, чтобы тебе не попасть на экскурсию в баню!

– В баню? – Марта не поняла, о чем идет речь, и это было явно видно по ней.

– Там мы решаем свои дела. В ней хорошая звукоизоляция и нет окон.

– Ага, так, значит, – сказала Марта и догадалась, о чем говорила девица. Она решила изменить манеру поведения и попробовала дружелюбный тон.

– Хочешь? – спросила она и протянула пакет молока.

– Шутишь?!

– А ты за что сидишь здесь?

– Убийство и ограбление.

Марта поперхнулась молоком и закашлялась.

– А кого ограбила ты? – поинтересовалась девица.

– Это была кража картин. В Национальном музее. – Марта пожала плечами, словно дело касалось какой-то безделицы.

– Вот черт, дело с произведениями искусства, я читала о нем. И картины все еще не нашли?

Марта кивнула.

– Да, именно так. Они исчезли.

– Ничего себе… А где вы их спрятали? Я не собираюсь стучать.

– Ни мы, ни полиция их не нашли.

– Ладно, меня не проведешь, выкладывай. Здесь все мы держимся вместе, понятно тебе? Если ты не поделишься, то… – Девица взяла стакан Марты и вылила молоко в раковину.

– Само дело удалось, но потом… Все не может быть идеально, – сказала Марта и наполнила стакан снова.

– Кончай нарываться, заносчивая стерва. Ты здесь не одна такая. У нас хватает грабителей пенсионного возраста. Да и тех, кто специализировался в той же области, что и ты. Послушай моего совета. Сбавь немного обороты. – Девица снова вылила молоко Марты. – И еще одно. Поскольку ты очень старая, мы не хотим видеть тебя на производстве, будешь трудиться на вспомогательных работах. Мы начинаем в восемь утра, так что приготовь завтрак к семи.

– Подобное решаешь не ты, а надзиратели.

– И мы, и они. Тому, кто ходит к ним и ноет, здесь трудно живется. Понятно? Тебе следовало бы устроить прогулку в баню уже сейчас.