Елена Логунова - Везет как рыжей Страница 4

– Мяу! – обиженно сказал кот из-под стола.

– Сам такой! – отозвался Колян, протягивая руку к завопившему телефону. – Слушаю.

– Доброго вам утречка! – ласково произнес незнакомый мужской голос с легкими старческими хрипами. – Мон ами, ради бога, извините за беспокойство, я только хотел бы узнать, вы котика не продаете?

– Миль пардон, самим мало, – любезно, в тон звонившему, ответил Колян.

Вежливый старичок тихонько кашлянул.

– Простите великодушно, мон шер, но вы совершенно уверены, что не хотели бы продать вашего зверька? Я предложил бы вам за него сотню американских долларов!

– Да вы что, сто долларов за Тоху?! Наглость какая, – искренне возмутился Колян, моментально утратив светский лоск. – Да он на развес дороже стоит! Мех, мясо! Шкварок нажарить!

– Милый юноша, вы только соблаговолите сказать свою цену, – ласково предложил собеседник.

– Не продается, – подытожил Колян и положил трубку.

Кот вопросительно мявкнул.

– Правда ведь, хамство, – продолжал громко негодовать Колян. – Сто баксов за кота! Персидского, с паспортом, с родословной! Да за него нужно брать сто баксов в час!

Тут он живо вообразил себя в роли кошачьего сутенера: на панели у «Интуриста», с толпой разномастных котов и кошек на сворке. Картинка вырисовывалась живописная, но домыслить ее Колян не успел, потому как телефон опять настойчиво зазвонил.

– Ну-ка! – Колян решительно взял трубку. – Ага, это опять вы? Знаете что, мон шер, вы мне своими фантазиями весь бон жур портите! Я своего кота никому не продам! – громко заявил он, косясь на Тоху. – И не только за сто, а даже за тысячу долларов! Ву компрене, мон ами?

– Тыща сто, мон шер! – еще громче сказала трубка.

Колян поперхнулся словом.

– Тыща двести! – вкрадчиво сообщил звонивший, расценив затянувшуюся паузу по-своему.

Колян надолго замолчал, глядя на кота как-то по-новому: отстраненно, оценивающе.

– Пардон, месье, но, по-моему, торг здесь неуместен! – кашлянув, заявил он наконец. – Зверь у нас непродажный, и на этом закончим! Шерше ля кот где-нибудь в другом месте!

Он снова положил трубку и вернулся к мойке. Выплескивая свое раздражение, энергично вытер тарелки.

– М-ма? – опасливо поинтересовался Тоха.

Колян обернулся и посмотрел на кота, прищурив глаза.

Тоха забеспокоился, прижал уши, невнятно буркнул и на всякий случай скрылся под диваном.

– А вот если кошачью ферму завести? – задумчиво обронил Колян, мечтательно глядя вослед Тохе. – Что, если размножать таких милых животинок и продавать задешево, по демпинговой цене – баксов по пятьсот за морду? Это какой же капитал можно сколотить?

Он аккуратно поставил в сушку последнюю тарелку и решил вечером поднять на семейном совете вопрос о размножении Тохи. Вполне совершеннолетний кот, а у него никакой личной жизни!

– Очень мило, – саркастически произнесла я, оглядевшись.

И тут же оглушительно чихнула: у меня аллергия на пыльцу растений, иногда распространяющаяся и на бытовую пыль, а пол, на котором я лежала, был преизрядно грязен. Плюс к тому же осыпающаяся известковая побелка на стенах, плюс роскошная паутина под потолком и по углам – в самом деле, премилое местечко!

Я села, потянулась рукой к гудящей голове и тут же влипла в монументальное творение паука, способного посрамить брабантских кружевниц. Спугнутый членистоногий автор поспешно удалился к потолку, украшенному тусклой лампочкой. Интересно, зачем мне оставили свет, если я все равно валялась без сознания?

Сбоку от меня что-то зашуршало, в испуге я подпрыгнула сидя: мало мне пауков, может, тут и змеи водятся?!

– Спокойствие, все остаются на местах, – сказала я сама себе: говорят, змеи нападают, как только потенциальная жертва шевельнется. Фигушки, не дождетесь, замру как истукан.

А может, это мыши? Мышей я не боюсь, даже люблю, они такие милые и потешные! Не поворачивая головы, я скосила глаза влево. Ага, вот и дверь обнаружилась! Запертая, конечно, иначе зачем кому-то просовывать бумажку в щелочку у пола.

Я машинально ухватила вползающий в каморку лист бумаги, вытянула его, потом встала на четвереньки и попыталась одним глазом заглянуть в узкую щель под дверью. Выскочившая оттуда шариковая авторучка едва не превратила меня в циклопа.

– Сдурели, что ли! – возмутилась я, перехватывая стило в миллиметре от своего глаза.

– Вы уже проснулись? Очень хорошо! – искренне обрадовался человек за дверью.

– Не уверена, – проворчала я. – Итак, я проснулась, и что дальше? Завтрак, кофе в постель?

– Завтрак вы проспали, – с укором сообщил мне мой собеседник. Подумал немного и добавил: – И обед тоже.

– Экономите на питании узников? А как же Женевская конвенция? – незлобиво попеняла я. – Ладно, бог с ним, с завтраком, будем считать, что у меня была сиеста. Теперь-то что?

– Теперь подпишите, пожалуйста, бумагу.

– Бумагу? Какую бумагу? – я огляделась, подобрала отложенный листок, посмотрела и нахмурилась: черным по белому в заголовке текста на полстранички было напечатано неприятное слово «завещание».

– Чтоб я сдохла! – ляпнула я, не подумав, и тут же прикусила язык: не ровен час накаркаю!

Ну-ка, почитаем… Вооружившись ручкой, я погрузилась в чтение, попутно машинально правя текст: не чье-нибудь завещание, мое собственное, стыдно будет, если останутся ошибки.

– Дорогой мой, у вас с пунктуацией проблемы, – закончив, злорадно заметила я. – Деепричастные обороты, чтоб вы знали, выделяются запятыми! А слово «шиншилла», между прочим, пишется с двумя «эль». Нет, такую безграмотную чушь я подписывать отказываюсь!

Я сунула исчерканный листок под дверь.

– Перепишу, – виновато сказал мой похититель.

Я прислушалась: шаги удалились прочь от моей тюрьмы и затихли. Так, сумка моя при мне или нет? Я огляделась: на полу вдоль стены сиротливо лежит сломанная швабра, длинной шеренгой стоят пустые винные и водочные бутылки, в углу каморки жалкой кучкой горбится несчастное пончо. Поворошив его, я обнаружила под ним свою сумку, мокрую и грязную. Ну-ка, ну-ка, где-то тут была у меня круглая стеклянная баночка от йогуртницы, а в ней котлетка на обед… Надо же, все цело!

Торопливо затолкав в рот омерзительно холодную котлетку – заодно и пообедала, – я освободила баночку, наскоро протерла ее выуженной из сумки бумажной салфеткой, приставила донышком к двери, приложила к отверстию ухо и прислушалась.

В некотором отдалении раздавалось характерное негромкое клацанье, похожее на цоканье маленьких коготков. О, это очень знакомый мне звук: его издает недорогая, а потому плохая – жесткая – компьютерная клавиатура. Потом натужно, как взлетающий самолет, взвыл матричный принтер, его я прекрасно слышала и без акустического прибора типа «баночка». Переписал, выходит, мое завещание, негодяй, сделал работу над ошибками, теперь распечатывает. Значит, сейчас снова мне на подпись принесет.

Я наклонилась, чтобы убрать стеклянную тару в сумку, и внезапно застыла как истукан: гениальная, хотя и несколько запоздалая мысль пронзила меня, словно приступ радикулита. Дура я, дура! У меня же сотовый телефон в потайном кармашке!

Жутко боясь, что в толчее одного из тех общественных мест, где я то и дело бываю по роду службы, у меня украдут во всех смыслах дорогой для меня телефон, я однажды не поленилась и собственноручно вшила в боковое отделение для складного зонтика маленький эластичный кармашек, в котором очень уютно размещается трубка мобильника. Правда, вытаскивать его оттуда страшно неудобно, и, пока я сражаюсь с тугой тканью, звонящие мне порой теряют терпение и отключаются, так что плюсы мобильной связи подчас теряются.

Трясущимися от волнения руками я расстегнула застежку двойного отделения, нащупала в потайном кармашке трубку мобильника и снова замерла. Надо бы сначала спровадить куда-нибудь моего стража, а то ведь не даст спокойно позвонить, зараза!

– Я все поправил, как вы сказали, подпишите, пожалуйста, – под дверь вползла новая бумажка.

Я профессионально быстро пробежала глазами текст: на этот раз ошибок вроде нет, ни грамматических, ни фактических. Надо же, похоже, все мое имущество перечислено: квартира, компьютер, бытовая техника, мебель, библиотека, даже персидский кот – и тот в списке! К чему бы еще придраться? Ага, придумала!

– Не годится, – громко сказала я. – Не буду я подписывать бумагу, отпечатанную как попало! Сами посудите, картридж в вашем принтере совсем сел, иные буквы едва видны. К примеру, вот тут справа вертикальная полоса, она явно светлее остального текста, и в результате кот персидский, шиншилла моя серебристая, еле-еле читается! Это завещание или что? Извините меня, но такую бумагу раз в жизни пишут, надо же серьезно подойти к процессу! Не хочу матричный принтер, хочу лазерный!