Елена Бреус - Отравленные воспоминания Страница 4

Вечерние прогулки по понедельникам и средам были любимым развлечением старушки, и в эти дни она с особым нетерпением ждала Олиного прихода с работы.

–Дай ей поесть, мам. И сама поужинай, – добродушно произнесла Ольгина мать, про себя вздохнув с облегчением.

Бабушка не пропустит прогулку, то есть привычный уклад жизни остается в силе. Значит сегодня ничего плохого не произошло, и тягостные мысли об ухудшении здоровья старушки можно отбросить. Хотя бы на время.

–Я не хочу есть, – гордо возвестила Нина Ефимовна. – Иди, Оля, ужинай. Я подожду.

Быстро покончив с едой, Ольга выкатила тяжелую инвалидную коляску из квартиры. Благодаря стараниям домоуправления, в их подъезде был и пандус и удобный въезд для колясок, но тягать увесистый агрегат маленькой пухленькой Ольге все равно было тяжеловато.

–Куда сегодня едем? – спросила девушка, когда они выбрались на улицу.

–Давай через парк к Оперному Театру, – решительно объявила бабуля. Маршрут она всегда обдумывала заранее.

–Чебуреки? – Оля понятливо усмехнулась. – Вот почему ты от ужина отказалась!

Чебуреки входили в список запрещенных удовольствий Нины Ефимовны. Маленькая сухонькая старушка, у которой после аварии осталась одна четверть желудка, обычно питалась кашами и протертыми супами, но изредка баловала себя вредной-запретной едой.

– Если ничего себе не позволять, то на черта жить вообще? – твердо заявила она доктору, пытавшемуся ее образумить.

Оля бабушку образумить не пыталась. Несмотря на слабое тело, Нина Ефимовна осталась сильна духом, и домашние давно оставили бесполезные попытки заставить ее делать то, чего та не хотела. Да и половинка чебурека (целый старушка осилить не могла) раз в месяц явно не наносили ей ощутимого ущерба.

–Поехали, – согласно кивнула девушка и развернула коляску в сторону Оперного театра, возле которого в киоске продавали чебуреки.

Они неспешно продвигались по слабо освещенным дорожкам парка, болтая о всяких мелочах. Как это часто бывает, с бабушкой у Ольги были более доверительные отношения, чем с матерью. К примеру, Оля никогда не рассказывала матери о проблемах на работе или о симпатичном начальнике смежного отдела, зато бабушка была полностью в курсе всех Олиных дел. Жадная до жизни, но лишенная возможности в этой жизни участвовать, она с искренним интересом слушала рассказы внучки о зловредной начальнице Осинской, хороших подругах Тамаре и Маше, и даже о самом сокровенном: о замечательно умном, красивом, благородном и прочая-прочая-прочая коллеге из соседнего отдела, Сергее Луговом.

Оля как раз заканчивала рассказ о сегодняшней гадости Аллы Игоревны, как та подло подставила девушку перед этим прекрасным человеком, когда они подъехали к площади перед Оперным театром.

–Нет, ну какая же змея! – возмущалась бабуля, гневно сжимая маленькие ладошки. – Да я б ее!…

–Ага… – грустно согласилась девушка, останавливая коляску возле скамейки.

–Жди здесь, никуда не уходи, – привычно пошутила она.

Киоск с чебуреками находился почти у входа в театр, и к нему надо было подниматься по широкой лестнице. Ольга быстро прошагала наверх и купила три чебурека: один бабушке, один маме и один себе вместо бутерброда на завтра.

Спектакль уже начался, и мимо нее к высоким дверям пробегали редкие последние зрители, опаздывающие на представление. Оля проводила завистливым взглядом юную парочку, со всех ног бегущую ко входу. Молодой человек проскрипел что-то вроде “давай быстрее” сквозь зубы, в которых он держал билеты, на ходу снимая свою куртку и пытаясь помочь раздеться спутнице. Он так неуклюже и энергично дергал ее за шарф, что у той имелись все шансы быть придушенной до того, как они доберутся до театрального гардероба.

“А когда я в последний раз была в театре?” – с грустью подумала Оля и сама себе ответила: – “В позапрошлом году…”

Вздохнув, она расплатилась с женщиной в окошке киоска и, прижав к груди пакет с горячими чебуреками, повернулась, чтобы спуститься к бабушке.

–О, кого я вижу… – услышала она рядом знакомый насмешливый голос.

Оля подняла глаза и оцепенела от неожиданности.

“Да что же это такое,” – пронеслось в голове. – “На работе от нее житья нет, так еще и после работы!… Угораздило же здесь столкнуться с ведьмой!”

Перед Ольгой стояла Алла Игоревна: шикарно разодетая, в мехах, шелках и бриллиантах, под ручку с молодым мужем. Осинская тоже направлялась в театр, но, в отличие от остальных зрителей, не торопилась. К чему спешка? Спектакль идет два часа и у окружающих будет достаточно времени, чтобы разглядеть ее платье от Донны Каран, палантин из голубого песца и драгоценности.

–А ты все ешь? – Алла Игоревна перевела взгляд с киоска с надписью “ЧЕБУРЕКИ” на пакет в Олиных руках, и яду в ее голосе прибавилось.

Девушка сжала губы от досады. Для пухленькой Ольги вес был больной темой. Она сидела на всех возможных диетах, пробовала заниматься спортом, но проклятые пятнадцать лишних килограмм прочно обосновались на ее фигуре и не желали сдавать позиции. На самом деле эти килограммы ее совсем не портили, наоборот, приятные мужскому глазу округлости ласкали взор, но поди докажи это девушке, одержимой идеей похудения.

– Мда-а-а… – презрительно протянула Алла Игоревна, оглядывая Ольгу с головы до ног.

Та только скрипнула зубами. Кто теперь ей поверит, что она не никогда не ест после шести, ведь Осинская ее поймала на месте преступления – поздно вечером, с полным пакетом чебуреков. Не будешь же объяснять, что чебуреки не для нее!

–Тебе надо срочно сесть на диету, – безапелляционным тоном произнесла начальница. – От ожирения до диабета – один шаг.

Ольга вспыхнула и смешалась, не зная, что ответить. Слезы обиды подступили к горлу, заставив его сжаться в тугой комок.

Осинская самодовольно улыбнулась и потянула мужа за собой.

–Пойдем, Андрюша, мы и так опаздываем, – сказала она сладеньким голосом, и парочка засеменила ко входу в театр.

Оля судорожно вздохнула и заставила себя успокоиться. Незачем травмировать бабушку, с пристальным вниманием наблюдавшей за встречей с нижнего края лестницы. На таком расстоянии слов Нина Ефимовна расслышать не могла, но выражение лица внучки и ее пылающие щеки разглядела хорошо.

–Это кто? Что случилось? – тревожно спросила она едва только Ольга приблизилась.

–Это Осинская. Собственной персоной. – мрачно ответила девушка, протягивая старушке пакет с чебуреками.

–Да ты что! – ахнула бабушка. – Что она тебе сказала?

–Сказала, что мне надо похудеть.

Нина Ефимовна не донесла любимый чебурек до рта.

–Какое ее собачье дело? – возмущенно воскликнула она. – Зачем тебе худеть? Что за чушь?

–Да ладно, бабуль, – со злостью в голосе ответила Оля, разворачивая коляску в обратную сторону. – Не обращай внимания. Это ее обычная манера. Осинская не будет Осинской если каждые пятнадцать минут не скажет или не сделает какую-нибудь мерзость окружающим…

–Вот ведь змеища какая! – продолжала кипятиться старушка, сверкая глазами. – Да как же вы ее выносите? На мой характер… Я бы…

Нина Ефимовна едва не задохнулась от праведного негодования.

–Всю бы морду ее накрашенную расцарапала! – старушка подняла вверх скрюченные пальцы, наглядно показывая, как бы она прошлась ими по ухоженной физиономии Аллы Игоревны.

–Морду расцарапать – это что… – со вздохом произнесла Оля. – Она нас до того уже достала, что мы ей эту морду готовы от остального туловища отделить и собакам выбросить.

–Вот это правильно, – охотно согласилась бабуля, кровожадно впиваясь зубами в чебурек. – Кавдый повуфит по вавфухам!

–Чего? – не поняла Ольга.

–Я говорю, каждый получит по заслугам, – повторила Нина Ефимовна, проглотив кусок поджаренного теста. – Коли ты к людям по-свински относишься, то не удивляйся, что рано или поздно они отплатят тебе тем же. Это справедливо!

–Да, наверное… – кивнула девушка, огорченно подумав, что бабулина справедливость – вещь идеальная и недостижимая, а в жизни все совсем по-другому. Если справедливость и торжествует, то как правило редко, запоздало и ненадолго.

Но старушка угадала ее мысли. Она хитро взглянула на внучку из-под края кокетливой фетровой шляпки и, усмехнувшись, сказала:

–Не сомневайся. Обязательно – по заслугам!

–Ага, – угрюмо буркнула Оля. – На том свете…

–Ты мне эти церковные штучки брось, – Нина Ефимовна строго погрозила внучке пальцем. Она была атеисткой с легкой склонностью к буддизму. – Не на том, а обязательно на этом! На том свете твоей Осинской быть жабой – это уж точно, но и на этом она свое отгребет, попомни мои слова.

–Почему жабой? – невольно улыбнулась Ольга. – Я думала, гиеной – характер у нее подходящий.

–Нет, – уверенно возразила старушка. – Точно, жабой. Глаза у нее навыкате, а уши на бородавки похожие.