Ирина Волкова - Безумный магазинчик Страница 4

В трубке раздалось мерзкое хихиканье, сменившееся короткими гудками.

— «Страшна яместь . ру», — недоуменно повторил Роман Анатольевич. — Это еще что за хренатень?

Сунув мобильник в карман, он подошел к компьютеру, включил его и, раздраженно стуча пальцами по клавиатуре, загрузил нужную электронную страницу.

— Ё-моё! — сдавленным голосом прохрипел Красномырдиков, с ужасом вчитываясь в ярко-синие строчки текста на светящемся белом экране.

«СТРИПТИЗЕРШИ ЧУЮТ ДОЛЛАРЫ ЗАДНИЦАМИ» — заглавными буквами набрал на компьютере Денис Зыков.

Откинувшись на спинку вращающегося кресла, молодой выпускник факультета журналистики с отвращением посмотрел на дело своих рук. Разве об этом он мечтал, поступая в университет?

Денис с детства презирал «желтую прессу», беззастенчивых и наглых папарацци, гоняющихся за сенсациями, как моряк за пьяной шлюхой, и более продажных, чем тайский бордель.

«Я никогда не буду таким», — с гордостью думал Денис.

Такой, как он, не станет заискивать перед блядоватыми актрисульками в надежде разжиться интервью об их очередном бойфренде, сексуальных предпочтениях или планах на будущее. Никаких досужих сплетен, никакого тошнотворного копания в чужом грязном белье. Это не для него.

Денис Зыков непременно сделается одной из ключевых фигур российской журналистики. Он будет видным политическим обозревателем, а то и ведущим серьезной, но необычайно популярной телепрограммы, и знаменитостям придется занимать к нему очередь и сражаться друг с другом за право дать ему интервью. Когда именно это случится, Денис не знал, но не сомневался, что так оно и будет.

Поскольку на данный момент знаменитости даже не подозревали о его существовании, а просторный рабочий кабинет с видом на Кремль и набережную Москва-реки существовал только в его воображении, Денис зарабатывал себе на хлеб, пописывая похабные статейки в «Мега-СПИД-Экспресс».

Зыков тяжело вздохнул и снова склонился над клавиатурой компьютера.

На хрен сдался России этот День национального суверенитета, то бишь День независимости? — написал он. — От кого это мы вдруг стали независимыми? От колониального гнета или от самих себя?

Новые времена требуют новых праздников. В соответствии с веяниями времени владельцы казино «Господи, помилуй!» составили перечень возможных новорусских праздников и даже начали планомерно внедрять их в жизнь.

Искупавшись в шампанском в День Нового Русского и от души постреляв в тире казино в День Бандитских Группировок, обозреватель «М-С-Э» стал свидетелем уникальных достижений отечественных стриптизерш.

До вчерашнего дня единственной дамой, способной попой угадывать номиналы купюр, заткнутых поклонниками сзади под резиночку мини-трусиков, считалась японская стриптизерша Пизидочи Никомуси из Осакского стрипбара «Мудохоси-дохреноси».

Гордость российского стриптиза — золотые девочки Мадонна-плюс и Маша-булочка не только угадывали своими попками достоинства купюр, но и отличали фальшивые доллары от настоящих.

Мастерство есть мастерство. Как говорится, его не пропьешь…

Денис немного подумал, и наконец поставил под статьей свой литературный псевдоним: Жора Турецкий .

Затем он снова перечитал заметку и покачал головой.

— Нет, — твердо сказал Зыков. — Больше так жить нельзя.

Телефонный звонок, раздавшийся по закону подлости в самый неподходящий момент, выдернул Максима Лизоженова из объятий несовершеннолетней Сусанны Потебенько, путанки из Запорожья, неожиданно вообразившей себя певицей, а его, то есть Максима, — трамплином, с которого она совершит головокружительный прыжок к славе, деньгам и успеху.

Услышав голос синяевского авторитета, Лизоженов вспотел от страха. Психоз не имел обыкновения беспокоить его по ночам.

«Мало ли что могло ему понадобиться», — мысленно успокаивал себя Максим.

«А что, если он узнал?» — гнусно нашептывал ему на ухо внутренний голос.

«Заткнись! — грубо приказал внутреннему голосу Лизоженов. — Ничего конкретного ведь не было сказано. Просто Психоз приказал немедленно явиться к нему в особняк. Это ничего не значит. Может, ему нужны билеты на концерт!»

— Ты куда? — подозрительно поинтересовалась Сусанна.

— Дела, — коротко пояснил Максим.

— В юбке? — спросила девушка.

— Что «в юбке»? — не понял Лизоженов.

— Они в юбке, твои дела? — уточнила Потебенько, цепко хватая Максима за обмякший член. — Балдырка звонила?

— Чего? — опешил тот. — Какая еще балдырка?

— Ну-у… балдырка. Женщина, значит. У тебя что, есть другая? Тоже в артистки метит, бикса бановая?

— Какая, к чертовой матери, другая женщина, — разозлился Лизоженов, осторожно высвобождая свое мужское достоинство из острых перламутрово-красных коготков. — Это начальство. По работе. И что еще за бикса? На каком языке ты, мать твою, объясняешься?

Сусанна разочаровано посмотрела на Максима. Такого вопиющего невежества от деятеля шоу-бизнеса она не ожидала.

— Бановая бикса — это вокзальная проститутка, — пояснила девушка. — А чего это вдруг ты понадобился начальству посреди ночи?

— Вот это уже не твое дело! — натягивая брюки, отрезал Лизоженов. — И вообще, будешь возникать — не поведу на прослушивание.

Психоз внимательно и нарочито медленно оглядел Максима с головы до ног. Сын поэта явно нервничал. Интересно, с чего бы? Кажется, он догадывается, с чего. Нервничает — значит совесть нечиста.

— Ширинку застегни, — посоветовал синяевский авторитет.

Лизоженов вздрогнул и схватился за молнию, лихорадочно дергая ее вверх.

— С бабой был? — поинтересовался Психоз.

— Ага, — кивнул Максим. — С балдыркой.

Психоз удивленно вскинул брови.

— С каких это пор ты на блатном жаргоне заговорил?

— Учиться никогда не поздно, — пожал плечами Лизоженов. — Феня нынче в моде. Молодежь больше не хочет в космонавты. Согласно последнему опросу в московских школах, 48 % подростков мечтают стать бандитами, и лишь 26 % подумывают о карьере бизнесмена. Надо приспосабливаться к требованиям времени. У меня тут даже идейка насчет шлягера возникла в духе Шуфутинского. Как тебе:

Где же ты теперь, моя балдырка?

Упекли менты тебя в Бутырку…

— Ничего, — кивнул головой Психоз. — За душу цепляет. А дальше как?

— Не знаю, — пожал плечами Лизоженов. — Пока не придумал.

— Хорошо, но малость вяловато, — задумчиво произнес синяевский авторитет. — Лирики много. Я бы начал покруче. Нечто вроде:

Упекли балдырку фраера из МУРа,

Укатали девку в Нарьян-Мар…

— Да, это будет подинамичней, — согласился Максим. А если еще и музычку сделать — смесь Рикки Мартина с Майклом Джексоном, полный отпад получится — и в плагиате никто не обвинит. Так зачем ты меня звал?

Психоз снова внимательно посмотрел на Лизоженова. До него уже доходили слухи о том, что парень химичит с наркотиками — разбавляет товар сахарной пудрой, а наваренные денежки кладет себе в карман. Если слух подтвердится, придется принимать меры. Очень неприятные меры.

«Жаль придурка, — подумал Психоз. — Идиот, но забавный. Знает же, что мафию нельзя обманывать — а все равно ворует. До чего человека жадность доводит. Впрочем, в России все крадут. Это как национальная болезнь. Если всех воров убивать, в Москве останутся одни иностранные посольства. Ну, шлепну я кретина, а что толку? На его место другой придет, еще больше воровать будет».

Несмотря на ходившие о нем страшные слухи, в глубине души Психоз был человеком мягким и незлобивым. В нем словно уживались два разных существа. Для общения с темной, опасной и агрессивной стороной внешнего мира, представленной ментами, фээсбэшниками, бандитами конкурирующих группировок и не по делу борзеющими синяевскими братками, Психоз пускал в ход свое «отмороженное» «альтер эго», при необходимости полностью «съезжая с катушек», за что, собственно говоря, он и получил свою кличку.

Психоз обладал уникальной способностью мгновенно переключаться от расслабленной мягкости и благодушия к маниакальной жестокости психопата, а потом почти без перехода становиться вдруг трезвым и рассудительным.

Подавляя оппонентов симуляцией временного помешательства, изображая безжалостного холодного убийцу или трезвого расчетливого бизнесмена, Психоз ни на минуту не забывал, что он играет. Он словно наблюдал себя со стороны и оценивал свою игру, иногда рукоплеща самому себе, а иногда подмечая собственные ошибки и погрешности.

Лишь оставаясь наедине с собой, Психоз позволял себе расслабиться, переключаясь на личность, которую он считал своим истинным «Я», и которую он никогда не показывал ни друзьям, ни врагам, ни даже любимым женщинам. Корни такой странной, почти шизофренической двойственности уходили в глубокое прошлое.