Дарья Донцова - Чудеса в кастрюльке Страница 40

– Пожар тушите!

– Дайте ей понюхать нашатырь!

– Мальчишку ищите, кровью изойдет.

– Как это она так оторвала?

– Во, блин!

Но тут, громыхая, появились сразу пожарные, милиция и «Скорая помощь». Люди в форме мигом навели порядок. Они вытолкали за дверь любопытных, перенесли на диван Нину Михайловну, усадили на стул Ивана Дмитриевича, отправили фельдшера искать Ваньку и приступили к допросу. Пока пожарные заливали кухню, молоденький лейтенант обратился к Ивану Дмитриевичу:

– Ваша жилплощадь?

– Нет, я сосед.

– Хорошо, сообщите паспортные данные жены.

– Так не имеем.

– Это как? – удивился милиционер. – Издеваетесь, да? Имя, отчество, фамилия, год рождения.

– Нина Михайловна Хрусталева, но она мне не жена.

– А кто?

Иван Дмитриевич растерялся:

– Ну случилось пару раз, давно, правда, еще Зина жива была, а так никто, соседка!

Я с интересом глянула на бывшего актера. Кто бы мог подумать, что они амурничали с Ниной Михайловной.

– Что можете сказать по сути происшествия?

– Так ничего. Чечня взорвала, терроризьм!

– Ступайте к себе, – устало сказал лейтенант и повернулся ко мне.

– Отчего взорвалась плита, я не знаю, а Нина Михайловна упала, когда у Ваньки с руки слетела вот эта штука из резины, – сообщила я.

Милиционер взял кисть.

– Здорово сделано, не отличить от настоящей, где он ее взял?

– У нас, – подала голос Тамара, – у Кристины целый чемодан с такими шутками есть. Она один раз чуть школьного врача до инфаркта не довела.

Я хмыкнула. Было дело. У Кристины в гимназии страшно противная докторица, злая, грубая, невнимательная. Дети предпочитают не обращаться к Валентине Федоровне за помощью, по-моему, той просто доставляет радость причинять всем боль. Кристина тоже зря не заглядывает в кабинет, но тут пришло время делать манту.

Девочка предупредила доктора:

– Наверное, мне следует прийти через неделю, у меня насморк сейчас и кашель.

– Замолчи, больно умная! – рявкнула Валентина Федоровна и, уцепив железными пальцами ручонку Кристины, сильно поцарапала ее иголкой.

Результат не замедлил сказаться. Предплечье разнесло, поднялась температура, Кристя на десять дней улеглась в кровать. Девочка разозлилась и решила отомстить. Придя в школу, она, взяв с собой тройку подружек, явилась в кабинет к врачу и заныла:

– Ой, ой, ухо болит.

– Садись! – рявкнула Валентина Федоровна, развернула настольную лампу, направила пучок света на ушную раковину Кристи и заорала: – Боже!

Впрочем, вы даже посочувствуете мерзкой бабе, когда узнаете, что Кристя засунула себе в ухо искусственный глаз. Гадкая девочка, услыхав вопль врача, мигом сказала:

– Ой, Валентина Федоровна, а я отчего-то вас боком вижу!

Это было уже слишком, доктор схватилась за сердце… Естественно, все выяснилось, и нам с Тамарочкой пришлось пару раз сбегать к директору, чтобы «отмазать» девочку. Очевидно, Ваняша добрался до коробки с приколами и решил повеселиться.

Успокоились мы за полночь. Сначала Олег и Сеня налетели на Ленинида.

– Кто подключал плиту? – ревел мой муж.

– Я, – пискнул папенька.

– Отчего из конторы не вызвал?

– Так деньги платить надо, – принялся оправдываться папашка, – сэкономить хотел. Тут дел на пять минут. Завернуть гайку, и готово!

– Здорово сэкономил, – бормотнул Сеня, – начинай новый ремонт. Ну зачем ты не в свое дело полез?

– Это Вилка плиту включила, – невпопад ответил Ленинид.

– Ты же чай попросил!

– Молчать, – рявкнул мне Олег, – отвратительно, где ты ни появишься, начинаются неприятности!

– Но я только повернула кран.

– И все взорвалось!

– Я-то при чем!!!

– Не знаю…

Короче говоря, день окончился ужасно. Вдрызг переругавшись, мы разбежались по комнатам. Утром Лениниду предстояло начать ремонтные работы сначала. Я нырнула под одеяло, вытянула ноги и стала медленно уплывать в долину сна.

– Вилка!!! О! Черт!!! Сюда!!!

Путаясь в халате, я бросилась на вопли, которые летели из ванной.

– Кто это сделал? – орал Олег.

Из рукомойника на пол веселыми струйками бежала вода. Маленькие потоки соединялись на полу в бурную реку и исчезали под ванной.

Развернувшись, я полетела вниз, отперла Маринкину квартиру… Многострадальная кухня представляла собой зрелище не для слабонервных. Повсюду осколки, сажа, черные пятна, обои валяются на полу, а с потолка весело сыплет дождик: кап, кап, кап.

Я вышла на лестничную клетку и, еле-еле волоча ставшие стопудовыми ноги, побрела наверх. Сейчас под натиском Олега придется признаться, что я собиралась постирать колготки, заткнула раковину пробкой, пустила воду, но тут ворвался Ленинид с предложением помыть полы у Маринки, я обозлилась, вышла в коридор и напрочь забыла о весело бьющей струе. Да уж, можно было не беспокоить брандмайора с бойцами, пожар бы и сам потух под напором жидкости, хлынувшей с потолка. И самое обидное то, что все моментально забудут про Ленинида, неправильно завернувшего гайку у плиты, и будут очень долго помнить, как я дважды затопила Рымнину.

Глава 22

Встав ни свет ни заря, я очутилась у калитки Забелиных около десяти утра и, увидав в проеме бледное лицо Милены, злобно прошипела:

– Теперь я знаю все! Немедленно говори, где Ляля?!

– Тише, пожалуйста, тише, – зашептала женщина, тревожно оглядываясь. – Дементий дома.

– И что? – повысила я голос. – Пусть послушает, чем его женушка и Ежи Отрепьев занимались. Хороша богомолка, а еще многодетная мать.

– Умоляю, замолчите.

– И не подумаю.

– Пожалуйста, пройдите на улицу Веснянского, это тут за углом. Там есть чайная, подождите меня там. Только муж уедет, я сразу приду.

– Нашла дуру! Я за порог, а ты бежать!

– Ну подумайте сами, куда мне от детей деться!

– Милена, – донесся противный, скрипучий голос, – ты с кем лясы точишь?

Женщина вздрогнула. Через двор шел кряжистый, коротконогий мужик с толстой, колонноподобной шеей и длинными, почти до колен, руками.

– Так вот странница позвонила, – недрогнувшим голосом мигом соврала супруга, – Христа ради побирается у добрых людей.

– Бог подаст, – выплюнул хозяин, – у самих копейка на счету, на паперть встань, нечего по дворам таскаться!

Милена умоляюще глянула на меня:

– Вы ступайте к чайной, там покормят. Я скривилась:

– Спасибо за совет, именно туда и двину.

Ждать пришлось около часа. Уж не знаю, давно ли использовала Милена это место в качестве «явки», но оно идеально подходило для тех людей, которые желают поболтать, не привлекая ничьего внимания.

Кафе имело два входа, один со стороны шоссе, по которому тек плотный поток машин. Цены тут не отпугивали, а пирожки, предлагаемые в качестве основного блюда, выглядели свежими и аппетитными, поэтому водители в массовом порядке толпились у стойки. Река посетителей втекала и вытекала, контингент за столиками постоянно менялся, никому не было до меня дела.

Милена появилась из бокового входа. Лицо, повязанное темным платком, казалось слишком бледным, губы по цвету слились со щеками, только глаза ярко сияли под красиво очерченными бровями.

– Спасибо, – запыхавшись, сказала она.

– И за что же, интересно?

– Не стали при Дементии разговор затевать.

– Честно говоря, мне очень хотелось, остановило только одно соображение!

– Какое?

– Муж вас убьет, а мне надо выяснить кое-какие подробности. Например, как долго длилась ваша прелюбодейская связь с Ежи Отрепьевым. Насколько знаю, вы были любовниками? – Я ляпнула эту фразу по наитию, наугад, но неожиданно попала в точку.

Милена со всей силы сжала стакан с чаем. Тонкое стекло треснуло. Я схватила осколки, быстро бросила их на тарелку и, глядя, как по ним растекается коричневая лужа, сказала:

– Что вы так нервничаете? Подумаешь, изменили мужу? Да я бы на вашем месте давным-давно от него сбежала, очень уж ваш Дементии противный!

– Нельзя мне от мужа уходить, – тихо пояснила Милена, – он отец моих детей.

– Ну и что? Тысячи женщин поднимают ребят в одиночку, зато ощущают себя свободными.

– У меня семеро, – напомнила Милена. – Дементии хорошо зарабатывает, вот я и терплю, ради деточек.

Я не удержалась и спросила:

– Ну зачем вы столько нарожали, а?

– Вера не позволяет аборт делать.

От негодования я замолчала. Вера! Согласна, религиозному человеку жить легче, семья у него прочнее, дети воспитаннее, а трудности он переносит спокойнее, чем атеист. Но ведь не зря наши предки придумали поговорку «Заставь дурака богу молиться, он лоб расшибет». Конечно, я знаю, что церковь крайне негативно относится к насильственному прерыванию беременности, но ведь бывают такие варианты, когда иного выхода просто не найти. Все эти жуткие плакаты с лозунгами «нет», напечатанными на изображении хорошенького детского личика, развешивают люди, которые никогда не попадали в сложные ситуации. И, кстати, те, кто осуждает бедных женщин, решившихся на малоприятную операцию, совершают богопротивный поступок. Они, уверенные в своей правоте, впадают в гордыню, а это грех.