Тихий омут – индивидуальные черти - Надежда Ивановна Арусева Страница 40

Егор все это внимательно слушал, качал головой, удивлялся и послушно поддакивал. Ему почему-то было жаль этого неудачника Генку, из которого соседи вылепили монстра и теперь твердили о неминуемом возмездии для грешников. Он рискнул за него заступиться:

– Но все-таки у него ребенок был. Теперь осиротел наполовину…

Договорить он не успел, как Степановна обрушила на него весь свой недюжинный темперамент:

– Да чем такой отец – лучше никакого! Плевал он и на жену и на сына! Сам не работал и у Альбины всё забирал! На что только они жили?! Вот недавно… Сейчас вспомню. Когда Любку отравили?! Как раз той самой ночью. Явился домой пьяный и давай орать: «Отдай деньги, я знаю, ты к Любке ходила, на операцию просила!» Вы представляете?! Она деньги на операцию сыну просит, перед этой вертихвосткой унижается, а он всё забирает, пропивает и проигрывает!

Женщины согласно закивали головами:

– Ирод!

– Грехи ниши тяжкие…

– Отозвались ему детские слёзы…

А одна старушка отвлеклась от темы разговора и подозрительно спросила у Егора:

– А тебе, собственно, он зачем понадобился-то? Ты ему не собутыльник?

Ну что вы! – Егор тоже был не лыком шит. Он теперь смело мог ссылаться на свою знакомую Элеонору Петровну. – Я же у них квартиру хочу купить. Да вот никак не застану дома хозяина, чтобы посмотреть. Вот Элеонора Петровна знает.

– Так Альбина всегда дома. Иди да смотри! – логично заключила старушка.

– Оно, конечно, так. Но хозяин – Геннадий. А Альбина теперь не скоро сможет квартирой распоряжаться, шесть месяцев точно, – выкрутился Егор, – Я теперь и не знаю, как быть. Жаль, мне ваш дом так понравился.

– А у нас в третьем подъезде еще квартира продается, странно, что вам риелторы ее не показали. Хотя Тимофеевна жадная, она за свою двушку видать такую цену взять хочет, что сами агенты удивляются и клиентов к ней не водят.

– Да, Тимофеевна за копейку удушиться. Это точно, – и старухи самозабвенно принялись за глаза обсуждать неизвестную Тимофеевну.

Егор, чтобы не вызывать подозрений у бдительных старух, спросил какую квартиру продает Тимофеевна. Квартира располагалась на первом этаже. От первого этажа можно было с чистой совестью отказаться, но Егора остановила фраза одной бабушки:

– А Тимофеевна-то, поди, ничего про Генку и не знает. Приедет с дачи и удивиться. Ей, наверное, сообщить нужно. Может она на похороны сходить захочет. Она же у них долго работала. Сколько она Максимку нянчила? Всё за него переживала: «Жалко мальчишку. Не повезло ему с родителями».

– Ох, ты, – осенило вдруг Элеонору, – Тимофеевна же и про Любку ничего не знает. Накрылся ее левый доход медным тазом! Ведь до чего до денег жадная, и Максимку нянчит и к Любке убираться ходит. Это ж сколько у нее вместе с пенсией в месяц выходит?

Старушки с энтузиазмом принялись подсчитывать доходы Тимофеевны, что делали, видимо, уже не в первый раз.

Егор решил, что не лишним было бы поговорить с этой осведомленной Тимофеевной. Раз уж она общалась с Любой, так может быть что-то знает про Кабанова, который в тюрьме то ли сидит, то ли нет.

– А почему она квартиру продает, может там что-то не в порядке? – спросил он.

– У неё все в порядке. Она, как муравей, копошится всю жизнь. Как будто в могилу с собой свое богатство заберет. Она хочет дом в пригороде купить, чтоб огород, не отходя от порога, располагался, – съязвила бабка Элеонора.

– А-а-а, – протянул Егор, – тогда, конечно стоит посмотреть. Только как найти эту Тимофеевну?

– Дача у нее в садовом товариществе «Березка», это возле Симоновки, знаешь где? Там третья линия, улица Яблоневая, дом двенадцать. Я к ней за вишней в прошлом году ездила. Ох, и вишня у нее, богатая, сочная, крупная! – мгновенно переключилась Элеонора.

– Спасибо, женщины. Найду! Очень вы мне помогли, – сердечно поблагодарил их Егор и отправился докладывать Жене.

От города до Симоновки было рукой подать, но там уже совсем другой климат, другой ритм жизни. Сентябрь на юге – блаженный сезон, когда солнце ласкает, целует кожу, не оставляя красных следов. Ветер нежно перебирает волосы, стараясь пропитать, насытить их фруктовыми ароматами, приносимыми из садов. Ветви деревьев гнутся под тяжестью сочных яблок, груш, айвы. Чуть задержался хозяин, не приехал на дачу вовремя – осыпаются на землю, лопаются налитые синие, розовые, янтарные виноградины. Усталые, потяжелевшие пчёлы жужжат, несут в улья самый вкусный осенний, плодовый мёд.

Люди здесь медлительны и несуетливы. Однако их размеренные движения каждую минуту, час, день складываются в огромный труд и тогда на полках появляются блестящие, разноцветные банки с яблочным, малиновым, абрикосовым вареньем, хрустящими огурчиками, яркими томатами. А потом зимним снежным днем, когда за окном тоскливо завывает замерзший ветер, на столе появляется такая баночка, открываешь крышку и чувствуешь поцелуй сентябрьского солнца.

Тимофеевну найти оказалось совсем не сложно. Осень – время сбора урожая. И Тимофеевна работала, не покладая рук. Во дворе на столе под виноградом были расставлены чисто вымытые трехлитровые банки, в тазах блестели мокрыми боками спелые томаты, болгарский перец, зеленые огурчики, зеленые небольшие яблочки и крупно нарезанные листы капусты. Пахло укропом, петрушкой, тархуном. Все это складывалось в сказочно вкусный букет, под названием «Овощное ассорти».

Пожилая женщина встретила гостей вполне дружелюбно, вытерла руки фартуком и пригласила присесть, угостила крупной осенней малиной:

–Угощайтесь, осенняя – самая сладкая.

У стола крутился внук на самокате. Она его то и дело отгоняла от стола, чтобы «пыли не нагонял, а то банки взорвутся». Женя прониклась садовыми настроениями и приобрела еще одну мечту, прилагающуюся к идеальной семейной жизни – иметь собственную дачу.

Егор не забывал о цели приезда, он сразу понял, что рассказывать Тимофеевне басню про покупку квартиры нельзя: поймает на лжи и весь разговор закончится, не начавшись. Поэтому он рассказал всю историю, как есть.

Тимофеевна внимательно слушала, ничего не говоря и не перебивая, а потом вздохнула и сказала:

– Почему-то меня это не удивляет. Не побоюсь брать грех на душу, но с Альбины станется, может это она Генку и выбросила. Нехорошая она, нехорошая. Генку, дурня, жалко, да и Максимку тоже, – Тимофеевна промокнула глаза передником.

– Почему – нехорошая? – слова Тимофеевны оказались неожиданностью, удивили и Женю и Егора. За время расследования они прониклись, если не симпатией, то искренним сочувствием к