Дарья Донцова - Инь, янь и всякая дрянь Страница 41

Глава 25

Отругав хулигана, Роза открыла сумку, нашла паспорт и визитную карточку, на которой был указан номер мобильного телефона. Фамилия на ней совпадала с данными в документе.

– Понятно, – улыбнулась я. – Встретила вчера Джея, перепугалась до одури, уронила торбочку и не заметила. Неслась сквозь кусты как оглашенная!

– А он ее подхватил, стервец, и мне принес, – завершила Роза. – Небось навещала кого?

– Нет, хочу тетю в коммерческое отделение пристроить, – для поддержания беседы ответила я.

– Знаешь, какие они деньги гребут! – возмутилась Роза. – Это Антон Данилыч придумал. Главным он у нас одно время был. Жлоб! Такое место порушил! На нашу лабораторию люди молились, со всей страны сюда ехали. И ведь помогало! А он… Продал территорию, лабораторию переместил сюда, на первый этаж, выделил всего две комнаты. Это вместо корпуса! Сволочь, одним словом.

Из уст Розы полился рассказ. Я, старательно улыбаясь, пыталась дождаться момента, когда можно будет вежливо откланяться и уйти. Но старушка говорила безостановочно. Мне оставалось лишь кивать, не особо вслушиваясь в поток информации.

– Омерзительный тип! – возмущалась кастелянша. – Ему свой карман был дороже бедных детей. Антон Данилыч… территория… сад… поселок… лаборатория…

Я набрала полную грудь воздуха. Конечно, мне с детства внушали, что перебивать старших некрасиво, и Роза – милая бабуля, но давайте расставим правильные акценты. Сестра-хозяйка нарушила правила, привела в дом престарелых собаку. Джей напугал меня почти до обморока. С одной стороны, хорошо, что пес притащил сумку Розе, но виноват-то в произошедшем кто? Я тихо осматривала окрестности, никому не мешала, честно заплатила за вход. Именно Роза – корень моих неприятностей, и я вовсе не должна вежливо слушать ее бесконечные воспоминания. Следовательно…

– А уж как Аллочку Крюкову жаль! – внезапно сказала бабушка. – Такой талант! Умница! Да только господь ее маньяком наградил. Непосильная ноша на женщину навалилась. За что это ей?

Я вздрогнула.

– Вы о ком говорите?

– Об Аллочке Крюковой. Она здесь из аспиранток Сергея Семеновича до доктора наук выросла, – зазвенела Роза. – Чужим деткам помогала, а свой у нее убийцей получился.

– Минутку! – подскочила я. – Алла Крюкова, доктор наук, мать Михаила Анатольевича Крюкова, тринадцатилетнего бандита, работала здесь?

– Ну да, – закивала Роза, – я же говорила про лабораторию. Ой! Они с Альбертом чудеса творили. Ну, конечно, шли по стопам Сергея Семеновича, а тот гений был! ГЕНИЙ! Именно большими буквами. При нем финансирование было огромное. Да и Алла с Альбертом после смерти Сергея Семеновича старались. А потом Антон структуру развалил. Сволочь! Рвач!

– Роза, – взмолилась я, – пожалуйста, расскажите поподробнее про Крюкову.

– Тебе зачем? – вдруг опомнилась кастелянша.

– Я пишу книгу про самые яркие уголовные процессы, меня заинтересовала история Михаила, добываю материал о его семье. Но сведений мало, надеюсь, вы мне сейчас поможете.

– Вот уж глупо преступника прославлять… – скорчила гримаску Роза. – Лучше об Аллочке напишите, ну и о Сергее Семеновиче, конечно.

– Пожалуйста, говорите, – попросила я.

– Сначала, что ли? – засмеялась старушка. – Антон, наш главный…

– Нет, про Крюкову, – остановила я сестру-хозяйку. – А кто такие Сергей Семенович с Альбертом?

– Профессор Сергей Семенович Катасонов, – сказала Роза, – натуральный гений, Альберт его ученик. Он попроще был. Говорили, что у них с Крюковой роман, и монстр у нее от Альберта родился. Может, дело в радиации? Я слышала, что он с ней пытался работать, подправляя методику Сергея Семеновича, да только зря.

– Розочка, дорогая, давайте по порядку! – Я молитвенно сложила руки. – Умоляю, без пробелов в рассказе.

– Только дай честное слово, – потребовала старушка, – что про великого ученого напишешь, а не про убийцу. О нем и так все газеты сообщали. Давно, правда, дело было, но прославили негодяя. А о Сергее Семеновиче никто ничего не написал!

– Честное слово! – азартно воскликнула я.

Роза села на стул и оперлась локтями о письменный стол.

– Чай-то пей, – заботливо напомнила она, – рассказ долгий будет. Почти всю мою жизнь припомнить надо!

Когда Роза молоденькой медсестрой пришла работать в дом престарелых, Сергей Семенович Катасонов уже имел научное звание, и окружающие считали его почти святым.

В СССР всегда было странное отношение к, так сказать, нестандартным людям. Нет, на словах о них заботились, в вагонах метро над диванчиками имелись надписи «Места для пассажиров с детьми и инвалидов». Но если мамочек с малышами в подземке клубились толпы, то взрослого человека в коляске было не встретить. Да и как несчастный спинальник мог попасть в подземный, выложенный мрамором дворец, где для инвалида был заботливо зарезервирован диванчик? Из квартиры с узким дверным проемом ему самостоятельно не выехать, в подъезде нет пандуса, московские тротуары ограничены бордюром, у них нет плавных спусков. А в метро? На эскалатор в инвалидной коляске не попасть, по крутой лестнице вниз на платформу не сползти. Увы, московская подземка, в отличие, допустим, от парижской, не оборудована лифтами, предназначенными для больных. Поэтому лично мне табличка про места для инвалидов казалась насмешкой, сродни издевательству. На улицах столицы практически не было детей на костылях, больных церебральным параличом, не любили в советской стране и даунов. О лишней хромосоме, из-за наличия которой у обычных родителей рождается не совсем нормальный младенец, никто не знал. Это сейчас врачи в курсе проблемы и говорят мамочке, чей возраст подкатывает к тридцати пяти: «Сделайте анализ околоплодной жидкости. Чем старше роженица, тем выше риск появления младенца с болезнью Дауна».

Но, повторюсь, в годы молодости Розы ни о чем таком не знали, а среди младшего медицинского персонала родильных домов бытовало мнение: даунизм – инфекция, он легко может передаться от больного ребенка к здоровому. Настоящая пещерная глупость. Но в нее верили даже некоторые не очень умные врачи.

Ребенок с болезнью Дауна некрасив внешне: раскосые глаза, низкий лоб, грубые черты лица. А поскольку человечество судит о себе подобных по внешности, даунят принято считать злыми, неадекватными, противными. На самом деле такой малыш очень нежен, раним, ласков, он обожает родителей, братьев, сестер и, если в семье к нему относятся как к равному, абсолютно адекватен в быту. Многие дауны очень талантливы, они замечательно рисуют, великолепно ухаживают за животными, сострадательны к окружающим, но… никогда не становятся взрослыми. Нет, они растут, вот только в теле двадцатилетнего человека обитает душа пятилетнего малыша.

Конечно, не все столь лучезарно, многим родителям приходится бороться с упрямством даунят, их ленью, нежеланием учиться. Но скажите, разве так называемые нормальные дети идеальны? Вам никогда не хотелось стукнуть вполне здорового во всех отношениях детсадовца, который орет: «Нет!» – на все указания мамы? А выпороть подростка, который вместо похода к репетитору отправился в кино и прогулял деньги, данные матерью на знания, в компании таких же лоботрясов?

Дауны редко бывают агрессивны. Как правило, на вспышки гнева их провоцируют малокультурные люди, указывающие на этих детей пальцами и радостно заявляющие: «Мань, гля, идиот пошел!»

И еще. Если умственно неполноценного ребенка обучать в обычной школе, среди дружелюбных детей, дауненок вполне способен освоить программу. Но, как правило, таких ребят отправляют во вспомогательные учебные заведения, и не все учителя готовы возиться с необычными школьниками.

Медицинский персонал роддомов пугал родителей, врач вызывал в кабинет молодую мать и с категоричной прямотой заявлял:

– Знаете, кого вы произвели на свет? Вам теперь жизни не будет. На работу не пойдете, будете дурака сторожить. Он у вас до десяти лет не сядет, туалетом пользоваться не научится, разговаривать не захочет!

Часть одиноких матерей, услыхав подобный «диагноз», моментально подписывала отказ от ребенка. Государство даже шло навстречу женщинам – им давали справки о… смерти младенцев. И бывшие беременные, стараясь забыть о больном малыше, выходили на работу и жили дальше, многие были даже счастливы.

Среди семейных пар тоже очень часто случались отказники. А если родители забирали новорожденного, то примерно через год отец обычно убегал из семьи. Дауны, как правило, растут около самоотверженной мамы и героической бабушки, на плечи которых и падают все тяготы воспитания.

Куда попадали брошенные младенцы? В дом ребенка, интернат, а потом… в обитель для престарелых. И очень часто даунята, оказавшись на гособеспечении, не доживают до восемнадцатилетнего возраста. Чем они провинились перед обществом? Отчего их отвергают в России даже сейчас, когда известно про лишнюю хромосому? Наверное, мы жестоки и ленивы, иного объяснения у меня нет. Вот только подростку, обижающему старика или бьющему ребенка-инвалида, хорошо бы помнить о том, что молодость не вечна и что генетическое заболевание может появиться и в его семье.