Иоанна Хмелевская - Подозреваются все [Мы все под подозрением] Страница 41

Нам недоставало только подобного вопроса, чтобы сорваться со своих мест и кинуться к картине, потому что мы и так сидели как на иголках.

С первого взгляда я поняла, о чём идёт речь, и припомнила вещество, которым была дополнена картина Лешека. Губы чудовища были подведены толстым слоем ярко-красной губной помады. Веслав отодвинулся от картины и начал хохотать.

– Но это же губная помада, – сказал Витольд, удивлённый не меньше, чем Лешек.

– Вот именно. А кто это рисовал?

– Я, – признался Веслав, стараясь сохранять серьёзность.

Он немедленно оказался в центре всеобщего внимания. Лешек смотрел на него с заметным неудовольствием.

Действительно, сразу после ухода одержимого хандрой автора Веслав закончил его произведение, дополнив макияж дамы, изображённой на древесно-стружечной плите, при полном одобрении Януша и моём. Нас удивляло, что Лешек до сих пор этого не заметил, потому что ярко-красный цвет ужасно выбивался из прочей тональности.

Не понимая необычного интереса следственных властей к проблемам колористики, мы с интересом ждали, что будет дальше.

– Чем вы это рисовали? – удивительно мягко спросил капитан у Веслава.

– Помадой и рисовал.

– Но вы, но-видимому, не употребляете губную помаду, – любезно сказал прокурор. – Где вы её взяли?

– У Ирены…

Если бы Веслав внезапно выстрелил из пушки, это не произвело бы большего эффекта. Трое мужчин, как громом поражённые, повернулись ко мне и застыли в молчании, глядя на меня с неописуемым удивлением. Я совершенно не могла этого понять, потому что, в конце концов, факт заимствования у женщины губной помады, даже ярко-красного цвета, не являлся ничем из ряда вон выходящим.

– Это правда? – тихо спросил прокурор.

На мгновение в его глазах появилось что-то похожее на упрёк.

– Разумеется, – ответила я, несколько удивлённая. – Я одолжила её Веславу специально дня этой цели. Это в самом деле хорошая французская помада, но цвет у неё слишком глупый, поэтому мне не было её жаль. Я очень редко ею пользовалась.

– Вы можете нам её показать?

– Пожалуйста, будьте любезны…

Они забрали помаду и ушли, оставив нас в ошеломлённом состоянии. Мы смотрели друг на друга и ничего не понимали.

– В чём дело? – спросил Януш. – Признавайтесь, что вы тут накрутили с этой помадой?

– Глупые идеи всегда за себя мстят, – удовлетворённо заявил Лешек.

Витольд задумчиво покачал головой, возвращаясь на своё рабочее место.

– Ох, что-то мне это не нравится, – проворчал он. – У меня такое впечатление, что они на что-то напали…

Минутой позже меня вызвали в конференц-зал. Трое мужчин сидели вокруг стола и с явным осуждением глядели на меня.

– Может быть, вы нам скажете, что это такое? – спросил кто-то из них, указывая на предмет, лежащий на столе.

Этот предмет был самым обычным большим мужским носовым платком в бело-голубую клетку. Платок преступника!..

– Если глаза меня не обманывают, то это носовой платок, – осторожно сказала я.

– Чей?

– Не знаю. Я его вижу в первый раз, но предполагаю, что это тот самый носовой платок, который вы искали.

После моего жизнерадостного замечания на какой-то момент наступило совершенно нежизнерадостное молчание. Потом последовал ещё вопрос:

– Когда вы в последний раз пользовались своей губной помадой?

– Не помню, но, по-видимому, это было довольно давно. Возможно, ранней весной, так как тогда я носила рыжую блузку, потому что среди моей одежды эта помада подходит только к ней.

– А случайно, не три дня тому назад?

– Нет, это исключено. Ту блузку я ношу, только когда холодно. И я не до такой степени сумасшедшая, чтобы в другое время так глупо краситься.

– Вы останетесь здесь. Прошу вас сесть там…

Ещё более заинтересованная и немного обеспокоенная, я послушно уселась на указанное место. Прокурор явно избегал моего взгляда. В конференц-зал вызвали Алицию, что мне очень понравилось, потому как, наконец-то, я могла быть свидетелем чужих ответов на допросе. Алиция вошла, посмотрела на меня без всякого удивления и уселась в ожидании вопросов. Носовой платок убрали ещё до её прихода.

Прокурор начал беседу на тему о косметических средствах. Он показал Алиции помаду и спросил, кому она принадлежит. Алиция осмотрела помаду, помазала ею по руке и задумалась.

– Откуда я знаю? Идиотский цвет… Анка красится таким образом, но у неё, помада, по-моему, светлей. Моника исключается. Может быть, Ирена? – и неуверенно посмотрела на меня.

– Когда пани Ирена красилась ею в последний раз?

– Предпоследний, – поправила его Алиция. – Последний раз бывает перед самой смертью. Не помню, я не обращаю внимания на такую ерунду.

– Может быть, неделю назад?

– Может… – согласилась Алиция, а у меня холодная дрожь пробежала по спине.

– А может быть, месяц тому назад?

– Возможно, – так же согласно кивнула Алиция.

– А может быть, год? – в голосе прокурора появилась какая-то подозрительная любезность.

– Тоже возможно. Не знаю, для меня нет никакой разницы. У меня нет чувства времени.

– Алиция, сосредоточься, ради Бога! – простонала я из своего угла, охваченная ещё большим беспокойством.

– Прошу не вмешиваться! – резко крикнул капитан.

– Ах, это нужно тебе?..

– Попробуйте точно вспомнить. Это очень важно, – в то же время сказал прокурор, совершенно игнорируя моё существование.

Алиция уставилась на стену и начала рыться в памяти.

– Уже знаю, – вскрикнула она неожиданно. – У меня это ассоциируется… Она использовала её в большой массе.

Капитан посмотрел на неё ужасным взглядом, но прокурор не потерял терпения.

– А что это значит «в большой массе»? Была вся вымазана этой помадой?

– Нет, вся была одета в такой цвет. Да, это совершенно точно. С любой другой одеждой этот цвет страшно бы выпирал, а я никогда не замечала, чтобы у неё было какое-то несоответствие с цветами.

Я прониклась глубокой благодарностью к Алиции как за подтверждение правдивости моих слов, так и за этот комплимент.

– Ну так попытайтесь ещё раз припомнить, когда это могло быть?

– Думаю, что довольно давно. Наверное, на ней тогда было что-то зимнее.

– Благодарим вас…

Следующей была Анка, которая категорически отказалась от каких-либо связей с моей помадой, в доказательство показав свою, которая и в самом деле была более светлого оттенка. У Моники цвет этой помады вызвал величайшее отвращение. Все женщины нашей мастерской, поочерёдно опрашиваемые, проявили явную недостаточность памяти в вопросах моего макияжа.

Отпустив последнюю сотрудницу бюро, мужчины, проводившие допрос, погрузились в молчание. Потом прокурор резким движением вытащил из ящика носовой платок и развернул его полностью.

– И тем не менее, может быть, вы нам скажете, откуда на этом платке взялось вот это!

С меня мгновенно слетел весь сон, и я перестала глупо и невинно удивляться. На бело-голубой клетке чётко обозначились следы моей собственной ярко-красной помады!

Я сидела как соляной столб, уставившись в проклятый платок, и чувствовала, как мне одновременно становится и холодно и жарко, потому что я внезапно всё вспомнила. Я знала, откуда там взялись эти следы, и, что хуже всего, знала также, кто убийца!..

Я, конечно, могла всё рассказать. Могла также продолжать утверждать, что ничего не помню, могла сделать множество других вещей! Но я до такой степени поглупела, что мне не пришло в голову ничего другого, как только то, что я скорей удавлюсь, чем скажу правду!

Я молчала так долго, что они почувствовали, что я, предоставленная сама себе, буду молчать до скончания века. Прокурор холодным, официальным тоном повторил свой вопрос:

– Откуда на этом платке следы вашей помады?

– Не скажу, – ответила я неожиданно даже для самой себя.

– Что вы сказали?!

– Не скажу, – упрямо повторила я.

– Что значит – не скажете? Вы уже всё вспомнили?

– Вспомнила. И заявляю вам, что больше ничего не скажу.

– Но почему?

– Потому что не скажу. Я отказываюсь давать показания!

На лицах представителей власти появились растерянность и явное удивление. Они смотрели на меня и друг на друга.

– Вы отдаёте себе отчёт в том, что это ставит вас в сложное положение? Это ваша помада, вы являетесь подозреваемой!

– Ну и пусть! Мне всё равно, я ничего не скажу!

– Нам придётся вас задержать.

– Можете даже заковать меня в кандалы. Ничего не скажу раньше, чем предстану перед судом, обвинённая в убийстве!

Капитан и прокурор выглядели так, как будто через минуту их хватит удар. Поручик смотрел на меня вытаращенными глазами. Честно говоря, я не была этим особенно удивлена. Видимо, они меньше всего ожидали, что я, безусловно невиновная, обладающая железным алиби, предлагающая им свою помощь, окажусь так явно замешана в этом убийстве. И это ещё после тех двух вечеров, проведённых с прокурором!..