Ирина Волкова - Человек, который ненавидел Маринину Страница 41

О том, что Вермеев совершает по Интернету биржевые операции, Андрей узнал совершенно случайно от своей любовницы Зои Починок, парикмахерши из модного салона “Вивиан”.

Однажды, когда они возвращались из кино, Зоя издалека указала ему на входящую в подъезд ее дома высокую худощавую блондинку.

— Это Лиля Ужик, моя соседка, — объяснила она. — Художница. Стрижется у меня. Ты слышал про нее?

— Я не слишком увлекаюсь искусством, — пожал плечами Бочаров.

— Как художница она немногого стоит, — завистливо хихикнула Зоя. — И в то же время картины свои продает за бешеные деньги — любовники покупают. Знаешь, кто ее основной клиент?

— Кто? — без особого интереса спросил Андрей. Он не выносил бабские сплетни, но по опыту знал, что, если Зою не выслушать, она обидится и тогда вместо ужина и секса придется долго и нудно выяснять отношения.

— Сергей Вермеев. Редактор журнала “Bay!”. Она мне такие вещи про него рассказывала — не поверишь. Настоящий извращенец. Заставляет ее наряжаться в костюм пожарного и носиться по квартире, звоня в колокольчик и размахивая латунным ведерком. При этом он даже ее не трахает, но каждый раз покупает ее картины за несколько тысяч долларов. Везет же некоторым! Я бы и за сотню баксов пожарным нарядилась. Почему только мне этого никто не предлагает?

Андрей рассеянно кивнул, издавая неопределенно-мычащий звук, который его подруга должна была истолковать как завистливое удивление.

— Ты не представляешь, какие деньжищи заколачивает этот Вермеев, — страдальчески вздохнула Починок. — Лиля рассказывала, что он прямо финансовый гений. Мало того, что на журнале миллионы делает, так он еще и на бирже играет. Вроде у него интуиция, как у пифии. За год удваивает капитал.

По телу Бочарова прокатился холодок неопределенного предчувствия.

— На какой бирже? — быстро спросил он. — На российской?

Зоя презрительно фыркнула.

— Вот еще! Какой нормальный “новый русский” станет в российские акции вкладываться! Конечно, за границей. То ли в Нью-Йорке, то ли в Париже. А может, и там и там? Лилька говорила, только я точно не помню. Андрей задержал дыхание. Его сердце стремительно забилось. Этого имени ему пока не называли, но наверняка оно есть в СПИСКЕ. Это его шанс. Его шанс стать свободным, богатым и независимым. Бочаров понял, что настало время “выйти за флажки”.

Больше всего Андрей боялся, что сегодня или завтра раздастся телефонный звонок и незнакомый человек, встретившись с ним в условленном месте, предъявит ему фотографию и досье издателя, которые он просмотрит и, запомнив, сразу же вернет посреднику. Это означало бы, что Вермеев стал мишенью, то есть больше он ему не принадлежит.

И все-таки Андрей не спешил. Сказывался профессионализм. Он незаметно следил за Сергеем, собирая сведения о его распорядке, о его любовных связях, родственниках и знакомых.

План убийства созрел в тот момент, когда Бочаров увидел Аглаю Тихомировну. Вермеева с завидной настойчивостью ломилась в квартиру издателя, когда того, по всей видимости, не было дома.

— Сережа! Открой! Это я, твоя мама! Открой, я тебе говорю! — орала Вермеева, вдохновенно молотя кулаками по бронированной двери, как кузнец по наковальне.

Когда возмущенная мать издателя вышла из подъезда, во весь голос рассуждая о неблагодарных детях и общем падении морали россиян, гуляющий во дворе доберман банкира Ивана Аграрного поджал хвост и спрятался за спину хозяина. Банкир съежился и, отводя глаза, перешел с неторопливого прогулочного шага на бег и в мгновение ока скрылся за углом. Остальные соседи поступали точно так же — отводили глаза и старались как можно быстрее исчезнуть из поля зрения разряженной, как новогодняя елка в сумасшедшем доме, Аглаи Тихомировны.

План оказался до гениального прост. Правда, вместе с Вермеевым пришлось убрать и Лилю Ужик, но трупом больше, трупом меньше — какая разница. Он уже давно потерял счет своим жертвам. К жизни и смерти Бочаров относился с философским спокойствием фаталиста. В конце концов, из-за плохого состояния дорожного покрытия в год в стране, по статистике, гибнет намного больше людей, чем от рук убийц, но почему-то никто не привлекает к ответственности лиц, отвечающих за состояние дорог. Так где же справедливость?

Андрей намеренно изменил почерк преступления в надежде, что его наниматели не догадаются, что смерть издателя — дело его рук. Впрочем, они были профессионалами. Почти наверняка они заподозрят его, но, будучи людьми расчетливыми и хладнокровными, не станут делать скоропалительные выводы, не имея на руках неопровержимых доказательств. Пока еще он был им полезен. Но он слишком много знал. Рано или поздно наступит и его черед, и в него всадит пулю молодой ретивый киллер, страстно желающий сделать карьеру.

Время становилось его врагом. Бочаров чувствовал его течение, неторопливое, но в то же время неотвратимое, как бесшумный поток песчинок, пересыпающихся в невидимых глазу отделениях песочных часов. Когда песок закончится? Через минуту? Через неделю? Через год? Через десять лет?

Ему надо было срочно найти еще одного “нового русского” из СПИСКА, такого же богатого, как Вермеев. Тогда ему уж точно хватит денег на обеспеченную старость. Андрей уже знал, как он его отыщет. Ведя наблюдение за издателем, он выяснил всю подноготную о галерее Марины Будановой. Лиля Ужик продавала там свои картины, а заодно, как и другие художники и художницы, свое тело.

Картины и тела от “Экстази” были по карману только очень богатым “новым русским”. Наверняка, перебрав спиртного и разомлев в постели очередной сексапильной красотки, они принимались с удовольствием рассуждать, какие они умные и крутые. Художницы, естественно, восхищенно ахали и делали большие глаза. Надо просто “разговорить” одну из гетер Марины Будановой. Бочаров даже знал кого. Конечно же. Селену Далилову, самую популярную и высокооплачиваемую шлюху художественного борделя.

— Значит, вы арестовали Тараса, — констатировала Селена Далилова.

— Будь добра, накинь что-нибудь на себя, — в третий раз попросил Игорь.

В ответ на его просьбу художница раздвинула колени, заложила руки за голову и потянулась, изогнувшись с кошачьей грацией. Пеньюар распахнулся еще сильней как сверху, так и снизу.

Оцепеневшие от напряжения Гоша и Юра напряженно застыли в креслах напротив Селены. Они больше не пытались отвести от нее взгляд. Для этого им уже чисто физически не хватало сил. Нервное напряжение и неравная борьба с неожиданно проснувшимися основными природными инстинктами настолько вымотала их, что они были слабы, как тифозный больной после кризиса.

Укоризненно покачав головой, Игорь пошел в ванную и вернулся оттуда с длинным махровым халатом цвета морской волны.

— Или ты немедленно его наденешь, или Марина больше никогда не будет выставлять в своей галерее твои картины, — твердо произнес он.

— Я не поддаюсь на шантаж, — гордо вскинула голову Селена.

— В таком случае я прошу тебя об этом как о личном одолжении.

Художница вздохнула и поднялась с софы.

— Это другое дело, — усмехнулась она, закутываясь в халат. — Ну что, теперь ты доволен?

— Вполне.

— Зря вы арестовали Тараса. Он невиновен.

— У него отсутствует алиби. Кроме того, есть серьезные улики.

— Ерунда. Я знаю Тараса. Он, может, и не ангел, но убить кого-то он точно не способен.

— А может, это ты убила Буданова? Ошарашенная Селена уставилась на Филимонова.

— Я? С чего мне его убивать? Ты в своем уме?

— Ну, это просто предположение. Согласно показаниям Денисова, Егор дал ему три дня на размышления. Тарас утверждает, что он позвонил тебе и ты ему пообещала, что сама разберешься с шантажистом, так что он может ни о чем не беспокоиться. А потом Егора убили, и на месте преступления обнаружили чулок Денисова, а на кроссовках, выброшенных убийцей в помойку, были следы пастели из набора Тараса. Вывод напрашивается сам собой — или Буданова убил Тарас, или, что мне кажется даже более вероятным, его убил некто, пытавшийся подставить Денисова. Ты была в курсе шантажа, ты имела возможность беспрепятственно проникнуть в его квартиру, выкрасть чулок и образцы пастели, а затем назначить Буданову свидание и пристукнуть его.

— Как гипотеза звучит вполне правдоподобно, но ты забыл об одной маленькой детали — мотив. У меня не было мотива. Я, конечно, дружила с Тарасом, но не настолько, чтобы ради него пойти на убийство.

— Ты могла сделать это ради себя. У Буданова ведь были и твои фотографии. После Денисова он вполне мог переключиться на тебя, если, конечно, он не начал шантажировать тебя одновременно с Денисовым. В этом случае мотив у тебя был более чем серьезный.

— Но ты упомянул, что милиция нашла кроссовки убийцы, — напомнила художница. — Судя по всему, это были мужские кроссовки, а у меня, к вашему сведению, тридцать седьмой размер.