Лоуренс Блок - Вор во ржи Страница 41

Глава 19

— Не понимаю, — проговорил Рэй Киршман и почесал в затылке. — Те самые письма, за которыми гоняются все кому не лень и из-за которых даже убивают? Я что-то ничего в них такого не вижу. Он педик?

— Не думаю.

— Уверен? А какой нормальный человек будет писать письма на лиловой бумаге? Что это, если не бумага для педерастов? — Он взял в руки листок. — И обрати внимание, сколько раз он даже полстраницы не исписывает! И пишет кошмарно. Сплошные опечатки. Если коп подаст такой рапорт, ему живо шею намылят!

— Хорошо, — сказал я. — То есть ты не потрясен.

— Я потрясен тем, что кто-то готов выложить бешеные деньги за это барахло. Вот что меня больше всего потрясает. Но я буду потрясен еще больше, если тебе удастся разобраться с теми двумя убийствами и я смогу закрыть дело. Не представляю, как это у тебя получится.

— Может, и не получится.

— Может, и не получится, — кивнул Рэй, — но тебе не раз удавались такие фокусы. Взять хотя бы последний случай — прямо кролик из шляпы! Ты даешь мне номер телефона, я выясняю адрес, а потом появляешься ты со стопкой лиловых конвертов в руке. Наверное, ты просто позвонил в дверь и попросил, чтобы тебе их дали?

— Я сказал, что собираю пожертвования для общины. Когда люди слышат такую фразу, — они стараются помочь, чем могут.

— Тебе надо заняться распространением подписки на журналы. Но ты продолжаешь выкидывать трюки, поэтому я оправдываю тебя за недостаточностью улик, правильно это или нет. А когда все это закончится, — заявил он, похлопывая по стопке лиловых конвертов, — когда все закончится, мы с тобой поделим пирог — ровнехонько пополам.

— Как в аптеке.

— Как всегда. Так что в остальном я тоже полагаюсь на тебя, Берн. Если ты отыщешь убийцу — это шикарно. Если нет — значит, мы ограничимся деньгами. В общем, тоже неплохо.

— Вот, — сказала Кэролайн. — Готово. Что скажешь?

— По-моему, хорошо, — ответил я. — Даже не знаю, как тебя благодарить.

— Да, — сказала она. — Тебе придется поломать голову. Потому что хотя выглядит это почти забавно, все-таки полная чушь. «Эх, юный песик в чащобе дрожит — лисица из мафии съесть не шутя грозит». В чем смысл этого бреда? Разве что в нем использованы все буквы алфавита.

— По-моему, смысл именно в этом.

— Кроме того, это дискредитация собак, я никогда не слышала ни о чем подобном. Лисы обычно стараются держаться подальше от собак. Они не понимают шуток. Может, лучше наоборот?

— «Эх, юная лисица в чащобе дрожит — пес не шутя съесть грозит»?

— Кажется, один раз я так и напечатала. Там еще одно предложение было со всеми буквами алфавита — что-то насчет убрать в чемодан шесть фляжек виски, но эту тему я не хотела бы затрагивать. Как бы то ни было, Берн, надеюсь, ты счастлив.

— Удовлетворен, — сказал я. — Счастлив я буду, только когда все это закончится.

Разговор происходил на следующий день после моей задушевной беседы с пожилым глиняных дел мастером с серебристой бородкой. Я находился в своем магазинчике, хотя не продавал и не покупал книги. Я продолжал заниматься дрессировкой кота, бросая ему комки из лиловой бумаги. Не уверен, различают ли кошки цвета и имеют ли они для них значение. Бросался он на них с такой же жадностью, как прежде на белые.

Он как раз прыгнул в дальний правый угол, когда зазвонил телефон. Я поднял трубку, произнес: «Барнегат слушает», и знакомый голос в ответ сказал: «Берни».

— Привет, Элис. Как добралась до Шарлоттесвилля?

— Без приключений, — ответила она, и я ей поверил. — Берни, у меня тревожные новости.

— Да ну?

— Папка с письмами. Она оказалась неполной.

— Какое-то письмо пропало?

— Половина писем пропала, если я не ошибаюсь. Мне казалось, что у меня все письма, а на самом деле только половина.

— Та половина, которую ты изрезала и сожгла.

— Совершенно верно. Другая половина… О боже, какой кошмар.

— Представляю.

— Извини?

— Нет, ничего. Кстати, о письмах, — заметил я как ни в чем не бывало. — У меня не было возможности сказать тебе вчера, но…

— Что «но»?

— Ну, так получилось, что я нашел целую пачку писем. Напечатанных на лиловой бумаге.

— Ты их нашел?

— Угу. Знаешь, у меня в квартире вчера ночью случилась неприятность.

— Кажется, я уже читала об этом.

— В шарлоттесвилльской газете? Поразительно, как это могло их заинтересовать.

— Берни…

— Убили женщину, — продолжал я, скатывая шарик из лиловой бумаги. — Когда я об этом услышал, сперва я подумал, что это ты.

— Я?

— Но потом ты позвонила, и даже не представляешь, какое я испытал облегчение, услышав твой голос. Я и сейчас еще чувствую облегчение.

— Берни…

— И главное, так хорошо тебя слышно. Прекрасная связь. Можно подумать, что мы с тобой в одном городе.

— Берни, те письма, что ты нашел…

— Когда я вернулся домой…

— Ты нашел их у себя дома?

— Нет, если б они там были, копы бы их забрали — вместе с трупом женщины, ее сумочкой и всем остальным. Но кое-что они упустили — клочок бумаги с моим адресом, написанным женской рукой.

— Твой адрес.

— Угу. А под ним был еще один адрес квартиры на Восточной Семьдесят седьмой улице.

— Понимаю.

— А я — нет. Но я поехал туда и, короче говоря…

— Ты нашел письма.

— Правильно. Вообще-то я уже перестал их искать. Ты ведь сказала, что нашла их и они уже уничтожены. Поэтому я решил, что это подделки или копии, но чем бы они ни были, их, вероятно, тоже надо уничтожить.

Возникла пауза. Она ждала, что я скажу дальше, и я не мешал ей ждать. Наконец она не выдержала и нервно, с запинкой, произнесла:

— И ты… их уничтожил?

— Пока нет.

— Слава богу!

— Но займусь этим, как только закрою магазин и… Ты сказала «слава богу»?

— Берни, не уничтожай письма.

— Почему?

— Мне лучше взглянуть на них.

— Зачем, Элис?

— Чтобы убедиться, что это они. Я просто обязана это сделать.

— Может, я привезу их в Шарлоттесвилль, — предложил я. — Правда, пока не получится. Может, в начале следующего месяца…

— Не надо приезжать в Шарлоттесвилль.

— Не надо? Можно, конечно, воспользоваться экспресс-почтой, но…

— Я сама буду в Нью-Йорке.

— Ну зачем тебе специально приезжать…

— Берни, я в Нью-Йорке.

Фу-у-у…

— А я-то думал, почему такая хорошая связь. Ну что ж, это прекрасно, Элис. Приходи на вечеринку.

— Что за вечеринка? — спросила она после долгой паузы.

— Я устраиваю прием, — сказал я. — Сегодня вечером, в семь тридцать, в отеле «Паддингтон». Ты знаешь, где находится «Паддингтон»?

— Берни…

— О чем я думаю! Конечно, знаешь. Приходи в шестьсот одиннадцатый номер.

— В шестьсот одиннадцатый?

— Не в шестьсот второй, где жила и умерла Антея Ландау, и не в четыреста пятнадцатый, и не в триста третий. Не думаю, что тебя остановят при входе, но если остановят, просто скажи, что идешь на прием к мистеру Роденбарру.

Еще одна пауза, длиннее предыдущей.

— А кто еще придет, Берни?

— Ну, там видно будет, — ответил я.

— Значит, это и есть Паддингтон, — сказала Кэролайн Кайзер. — Очень симпатичный мишка, Берни.

— Славный старина, — согласился я, покачивая его на колене.

— А это — сам «Паддингтон». Неплохое местечко, но твой номер маловат.

— Всяк сверчок… — ответил я.

— Тот, наверху, гораздо лучше. Он больше, и это хорошо, потому что там уже становится тесновато. Здесь они все просто не поместились бы.

— Что, публика прибывает?

— Уже все прибыли! — воскликнула Кэролайн. — Они стали собираться около семи, но Рэй всех задержал в холле до десяти минут восьмого. Теперь они все в шестьсот одиннадцатом и стараются не пялиться на Короля.

— Элвис на черном бархате. Производит сильное впечатление.

— Его глаза словно следят за тобой. Обратил внимание?

— Это и есть великое искусство.

— Они следят за тобой, — продолжала Кэролайн, — даже когда ты выходишь из комнаты. Я чувствовала их на себе, когда шла по коридору и даже когда спускалась в лифте.

— А сейчас чувствуешь?

— Нет.

— Хорошо, — сказал я. — Тогда поднимемся и проверим, следят ли они и сейчас.

Глава 20

Номер Айзис Готье был гораздо лучше, чем мой. Просторней, конечно, и богаче обставлен, а из окна открывался приятный вид на Мэдисон-сквер. Элвис смотрел со своего места над каминной полкой, а камин, в отличие от моего, не был заложен кирпичами. Это был действующий камин, и в данный момент он действовал. Огня не было видно, его загораживал почти непрозрачный экран, но в воздухе чувствовался запах древесного дыма, а дрова тихонько потрескивали.

Комната нагрелась бы и без камина. Когда я только разводил огонь, было прохладно, но теперь воздух прогрелся, хотя трудно было сказать, огонь ли тому причиной. Едва в комнату набьется побольше народу, как всем становится жарко, особенно если кое-кто и так чувствует себя как на угольях.