Нежная и очень грешная, или Сколько волка ни люби - Ксения Зацепина Страница 41

– Здравствуйте, – кивнула женщина, – вы к кому-то в гости или проездом?

– Вообще-то в гости. Только вот не знаю, где эти гости находятся. – Я фальшиво засмеялась. Дама непонимающе нахмурила брови. – Понимаете… Простите, как вас зовут?

– Тамара Петровна, – неохотно ответила женщина.

– Понимаете, Тамара Петровна, у меня есть подруга, она знакомая родственницы друзей Ивановых…

– Любки с Димкой, что ли? – вставила продавщица.

– Точно! – обрадовалась я. Значит, верно угадала, что в этом селе найдется кто-нибудь с самой распространенной в России фамилией. – И вот эти самые Любка с Димкой как-то обмолвились друзьям родственницы знакомой моей подруги, что в этой деревне кое-кто продает дом. Я вообще сама из города, но очень люблю природу, вот и решила купить домик. А этих Любки и Димки, как назло, дома нет, поэтому я хотела спросить у вас…

– Кто? – перебила Тамара Петровна, доставая из-под прилавка семечки.

– Жуков, – быстро ответила я.

– Жуков? – переспросила продавщица и громко рассмеялась. – Это вряд ли.

– Почему это? – насторожилась я.

– Так он сам в этом доме живет и вроде съезжать никуда не собирается, – пояснила та и насыпала горку семечек на прилавок. – Хочешь?

– Нет, спасибо. А почему вы так уверены, что он никуда съезжать не собирается? Может, он просто вам не сказал?

– Даже если и так, – согласилась женщина и стала щелкать дары подсолнуха, – ты уверена, что хочешь приобрести старый, полуразрушенный дом, с сорняками в огороде и плохой славой?

– Почему с плохой славой?

Тамара Петровна вздохнула.

– Женька здесь родился, до семнадцати лет прожил, а потом поехал в Москву в университет поступать. Поступил, да только закончить не сумел. Выгнали его за неуспеваемость, он и вернулся домой. Да не один, а с женой, Лидкой. Когда она беременная была, Женьку в армию забрали. Через два года всем селом его приезд отмечали. Да так отмечали, что молодой отец чокался не переставая. Всем понятно стало, что Жуков эту любовь к водке от своего папашки унаследовал. Витька, Женькин отец, умер, едва до сорока пяти дожив, отравился спиртом. В общем, Лидка-то с дитем Женьку года три терпела, а потом не выдержала и уехала домой к матери. В Новгород, не то Нижний, не то Великий. – Тамара Петровна снова достала пакетик с семечками и насыпала новую кучку. – Она тоже в Москву учиться приезжала. Вот как уехала, так и не было от нее ни записочки, ни звоночка. Женька, дуралей, даже адреса ее домашнего не знал. Жалели мы его первые годы, даже деньги на водку давали, уж потом поняли, что зря. Как денег не стало водяру покупать, он в город поехал. Работать.

– Кем? – спросила я, удивляясь скорости, с которой Тамара Петровна щелкала семечки.

– Да кем придется, – махнула рукой продавщица, – грузчиком, слесарем, даже на базаре туши свиные разделывал. Вообще мужик он неплохой, и руки у него откуда надо растут, только все деньги, что зарабатывал, сразу же на водку тратил. Приезжал с заработков и покупал ящик спирта. Сидит дома, пока все не выпьет, а потом по-новой.

– Понятно, – протянула я. Жуков был постоянным алкоголиком и временным бомжем. Интересно, как мне это поможет в поисках Лили?

– Хотя последние полгода он вроде сильно не пьет, – добавила Тамара Петровна, – но ты все равно лучше другой дом выбери, тот плохой, разваленный, и горя там много.

– А почему не пьет? – прищурившись, спросила я.

– А я почем знаю? – развела руками женщина. – Может, и пьет, только я его пьяным с зимы не видела. Придет ко мне в магазин раз в месяц, купит мыло или спички, и обратно. Ни с кем не разговаривает, одолжить на водку не уговаривает, скидками своими не хвастает.

– Чем не хвастает? – не поняла я.

– Скид-ка-ми! – по слогам, как для идиотки, повторила Тамара Петровна. – Женька как работник мог купить подешевле. Ну там мясо, канцелярию, мебель. И нам предлагал…

– Мебель? – медленно переспросила я, тоже по слогам.

– Ага, – закивала продавщица, – он грузчиком пару лет назад работал в этом… как его… не то «Уюте», не то «Комфорте». Потом уволили за пьянство…

Я отшатнулась от прилавка. Так, тихо, главное, не спугнуть ценного информатора.

– Вы уверены? Ничего не путаете? – почти шепотом спросила я, сдерживая волнение.

– Милая моя, – с пренебрежительной улыбкой бросила продавщица, – я до сих пор помню, сколько при коммунистах килограмм сметаны стоил и сколько бутылок подсолнечного масла Нинка Кузнецова семь лет назад на Новый год покупала.

– Правда? – для проформы удивилась я, пытаясь успокоить торнадо мыслей в голове.

– Рубль восемьдесят и пять штук! – возвестила Тамара Петровна.

– Спасибо большое, – искренне поблагодарила я разговорчивую даму, – все же подскажите, который из этих домов логово Жукова? Схожу, посмотрю, вдруг понравится?..

– Да иди ради бога, – разрешила дама, сгребла очистки от семечек в руки и вместе со мной вышла на крыльцо магазина. – Вот улица наша, по ней иди вперед, увидишь такой большой двухэтажный дом, этот как раз Ивановы будут, – Тамара Петровна выкинула мусор под крыльцо, – на заборе увидишь табличку «Скользкая, 54», пройдешь еще дальше, метров сто пятьдесят, и упрешься в Жукова. У него номер дома 56, но там все равно таблички не видно, Женька двор таким забором отгородил, что и с шестом не перепрыгнешь.

– Спасибо, – еще раз с чувством сказала я. Если бы у меня были деньги, я бы обязательно купила что-нибудь в магазинчике, но так как вся моя наличность была изъята в виде штрафа за неимоверно высокую скорость, только и оставалось, что сказать это старое русское слово.

– Ну, прощевай, – Тамара Петровна повернулась к двери, – зачастили к Жукову гости…

Сначала я остановилась как вкопанная, а потом снова ринулась в магазин.

– Как вы сказали? К Жукову еще кто-то приходил? Когда? Сколько их было?

– Да зимой еще, – удивилась моей реакции женщина, – а что? Ты-то здесь при чем?

– Ну… – я потопталась на месте, – а вдруг это был покупатель, мой соперник?

– А, – с пониманием протянула Тамара Петровна, – нет, не покупатель. Какой-то родственник Лидки. Приехал узнать, как его дядя поживает.

– И что? – не вытерпела я.

– И ничего. Так и сказала: пьет его дядя беспробудно.

– А когда это было?

– Зимой, – прищурилась женщина, – точно, зимой. Я еще помню, сказала, на улице мороз лютый, а Женька небось в Москве бомжует, при собственном-то доме.

– А дальше?

– Все, – Тамара Петровна достала журнал