Иоанна Хмелевская - По ту сторону барьера Страница 42

Глянув на дом, который Роман считал баром, я повернулась к верному слуге и по своей привычке задала опять глупый вопрос. Но должна же я все понять!

— Так Роман полагает, что...

—...что кто-то открутил нам колесо и оно отлетело. Ну вспомните карету, свалилось со ступицы, потому как еле на ней держалось.

Поскольку я, видимо, еще не производила впечатления совсем успокоившейся, Роман взял меня под руку и лично довел до бара. Там посадил за стол и дал немного денег. Выезжая чуть свет учиться ездить на машине, я, разумеется, денег с собой не взяла. В карманах легкой летней юбки был только носовой платок.

Не желая начинать день со спиртного, я заказала кофе и сок, а выпитый до этого коньяк достаточно меня взбодрил. Сидя за столиком бара, я наблюдала, как Роман возился с колесом. Потом к нему подъехала какая-то небольшая машина, из нее вышел парень и взялся помогать Роману.

Постепенно я успокоилась совсем и могла рассуждать здраво. Роман наверняка прав в своих предположениях относительно негодяя, что-то открутившего в нашем колесе, чтобы оно отвалилось на ходу и мы оба погибли. А поскольку сделать это во время езды нельзя, значит, этот кто-то поработал накануне, когда машина стояла... О, я даже не знаю, где ночью стояла машина, а если в гараже, хорошо ли он запирается.

Кто же это мог сделать? Врагов у меня не было. Правда, была Луиза Лера, но она отпадает. И еще существует незнакомый мне пока Гийом, но он обретается неизвестно где и какая ему польза от моей смерти? Ведь прадедушка в своем завещании специально велел вписать, что лишает этого Гийома всякого наследства. Так, может, этот негодяй просто мстил мне? Хотел меня убить или радовался бы, что я искалечена на всю жизнь. И при этом не подумал, что пострадает ни в чем неповинный Роман? Или это мстит мне Арман за то, что я не принимаю его ухаживания, но в таком случае ему логичнее было бы мстить Гастону... Вот погибнет Гастон, так мог рассуждать Арман, и тогда я кинусь в его, Армановы, объятия. Как же, держи карман шире! Нет, Арману покушаться на мою жизнь не было никакого смысла, а Гастона надо на всякий случай предупредить, чтобы остерегался.

Больше никакой ерунды я не напридумывала, потому что пришел Роман.

— Все в порядке, колесо прикручено. Спасибо парню, помог. Можем ехать, но, наверное, на сегодня пани хватит крутить баранку?

Роман сел за руль, я рядом, и мы не торопясь поехали домой. По дороге смогли поговорить.

— Теперь у меня нет сомнений: гайку открутили, еле держалась. Вопрос: кто и когда? И где? Это сделано недавно, долго бы гайка не продержалась, значит, сделано в Трувиле, этой ночью. Машину я поставил в наш гараж вчера вечером, вывел ее только вот сейчас, как нам ехать. Заперев гараж, а было еще светло, я отправился по своим делам. Замок в нашем гараже обычный, а это значит — отмычкой можно отпереть, а когда в гараже при закрытых дверях горит свет, снаружи его не видно. И в доме бы не услышали, если кто в гараже стучит или бренькает. Мерзавец мог спокойно работать, тем более что дома была одна Флорентина, и то вечером куда-то выходила.

Я внимательно слушала и спросила, кто же, по мнению Романа, мог такое сделать.

— Не знаю. Логично предположить — человек, который унаследует имущество после смерти пани. Или человек... Есть у меня некоторые подозрения, но для этого мне надо кое-что выяснить.

— Что выяснить?

Роман помолчал.

— Вы уж не гневайтесь на меня, милостивая пани, — сказал он тоном, весьма далеким от просьбы, — я в людях малость разбираюсь. Вот вчера напрасно весь день пытался отыскать господина Армана, потому что он для пани может оказаться... да что там — оказаться, он уже опасен для пани графини. Хотелось мне узнать, где он и чем занимается. И не нашел!

Вот так умный Роман подтвердил мои глупые бабьи опасения. Я тоже замолчала, всю оставшуюся дорогу раздумывая над тем, какую же опасность представляет для меня Арман. Может меня скомпрометировать? Кого это пугает в нынешние времена свободных, чтобы не сказать — распущенных нравов. Похитить меня? Изнасиловать? Так я все время на людях, крикну — защитят. Да и зачем это Арману, не столь уж великую страсть он ко мне питает.

Мы вернулись домой, и я отправилась переодеваться и приводить в порядок волосы, что, как известно, всегда требовало много времени и трудов. А тут пришел Гастон. И пока я занималась своим туалетом, мужчины, по всему видно, успели переговорить, потому что вид у Гастона был озабоченный и встревоженный.

— Прошу меня извинить, — обратился ко мне Роман, — но мне придется покинуть пани на какое-то время, пока же оставлю вас под опекой месье Монпесака. На всякий случай отдам «мерседес» на техосмотр, в мастерской он в безопасности, а мы будем пока обходиться «пежо».

— Зачем же месье Монпесаку такая морока... — кокетливо начала было я, полагая, что ни в каких опеках не нуждаюсь, но Гастон не дал мне договорить.

— Моя дорогая, неужели не понимаешь — то аквалангист пытается тебя утопить, то неизвестный злоумышленник выкручивает гайки из ступицы твоего автомобиля. Не нравятся мне такие шуточки и разреши хотя бы присутствовать в момент очередной из них. Если же тебе присутствие мое нежелательно или по каким-либо причинам неудобно, я стану оберегать тебя издали, хочешь ты этого или нет.

Он еще спрашивает! Разумеется, мне всегда желательно его присутствие и чем ближе, тем лучше, никаких «издали»! И даже если я особа достаточно энергичная и сама могу о себе позаботиться, как все же приятно чувствовать рядом сильную мужскую руку, всегда готовую поддержать в нужный момент.

Итак, я согласилась с предложением Романа и попросила его лишь вернуться к приезду пани Ленской. Умнице Роману не надо объяснять, по какой причине мне хотелось, чтобы он оказался рядом в момент встречи с этой престарелой особой, о которой он знал все, а я — ничего. Роман лишь кивнул и посоветовал, на всякий случай, слишком рано не возвращаться домой.

Что я и сделала. Весь день мы с Гастоном провели на пляже и в кафе, а когда пришло время встречать пани Ленскую, я приняла ее в присутствии Романа.

Как он сказал? За семьдесят? Да этой женщине и пятидесяти не дашь!

Из машины, которую сама вела, вышла дама среднего возраста и роста, не толстая и не тощая, не суетливая, но быстрая в движениях и вместе с тем преисполненная сдержанного достоинства. В прекрасно уложенной прическе ни одного седого волоса, свежее ухоженное лицо. И так ко мне обратилась, словно мы всю жизнь были знакомы, а расстались всего лишь на несколько дней.

— Касенька, здравствуй, милая! Ну, как ты тут? Найдется кому чемодан прихватить? А это, если не ошибаюсь, Роман? Рада тебя видеть. Сейчас пойдем пообедаем, дай только немного приведу себя в порядок с дороги. Надеюсь, Флорентина уже подготовила мою комнату?

Я с ужасом подумала — вот глупая, не удосужилась хотя бы взглянуть на комнату гостьи, а теперь даже не знаю, где она расположена. Послала отчаянный взгляд Роману, который занялся чемоданами приезжей и не мог мне помочь, ответила гостье что-то невнятное и в растерянности вошла в собственный дом.

И тут выяснилось, какой необыкновенный человек моя новая родственница. О пани Ленской никогда и ни по какому случаю не следовало беспокоиться, уж она в опеке не нуждалась.

Вошли в дом. Конечно же, Флорентина подготовила комнату гостьи, а гостья не нуждалась в провожатом и прямиком отправилась к себе, чуть ли не через две ступеньки перепрыгивая, с необычайной ловкостью поднимаясь по лестнице. Я проявила деликатность и не поперлась следом за ней.

Тут вернулся Роман, уже поместивший вещи в комнате приезжей, и я смогла задать ему вопрос — как зовут пани Ленскую и как мне следует к ней обращаться.

— Патриция, — был ответ, — и пани графине следует обращаться к ней без излишней фамильярности, но и без особой чопорности. Вполне достаточно «пани Патриция», ибо однажды, правда в самом раннем детстве, пани ее видела. А относительно степени родства я уже рассказал.

Надо же! А по поведению живой старушки можно судить — мы всю жизнь прожили вместе и вполне можем быть по-родственному «на ты». Это она имела право мне тыкать. В свою очередь, хорошо, что я видела ее лишь в раннем детстве, в случае чего могу многое не помнить, имею право. И даже могу задавать ей вопросы.

Делать этого не пришлось. Гостья моя, кажется, соскучилась по родственникам и говорила не переставая. Нет, не трещала как сорока, просто умно, неторопливо, но и непрерывно вела беседу со мной, которая, по сути дела, представляла сплошной ее монолог — милый, забавный, культурный, и в то же время до предела насыщенный столь необходимой мне информацией. Слава богу, в собеседнике пани Патриция тоже не нуждалась.

Я многое узнала. Ну, что в этом доме она живет каждый год, в разгар сезона. Что завтракает в своей комнате, обедать же предпочитает в том большом ресторане на углу, там ее тоже все знают, что в Париже совсем нет устриц, а она их обожает и надеется в Трувиле наесться до отвала, что не любит, когда ей уделяют много внимания, в обществе постоянном не нуждается, когда оно ей требуется — она сама найдет кого надо, короче, любит самостоятельность и не любит быть в тягость людям. Так что я тоже могу делать что хочу, невзирая на ее присутствие.