Варвара Клюева - О мертвых — ни слова Страница 42

— Прекрасная версия! Чем она тебя не устраивает?

— Она не объясняет шастанья по квартирам. Это раз. И два — опять-таки психологическое несоответствие.

— Какое?

— У Игорька всегда было развито чувство локтя. Он культивирует мужскую дружбу и громогласно предает проклятию негодяев, которые, напакостив, прячутся за спины друзей. А к Генриху Гусь всегда относился трепетно. Генрих один из немногих не стал клеймить его презрением за одну глупость, совершенную Игорьком много лет назад. Когда мы собирались в среду на даче, Безуглов почти в открытую обвинил в убийстве нашу компанию вообще и Генриха в частности. Если бы Мефодия убил Игорек, он бы немедленно признался.

— Может быть, он набирается храбрости? Отсюда и пьяная истерика в крематории. Чувство вины, страх перед наказанием и все такое…

— Не исключено. Тогда жди его сегодня с повинной. Но как в этом случае объяснить загадку ключей от квартир?

Селезнев пожал плечами.

— Не знаю. — Я заметила, что его немного знобит. — Будем надеяться, Мищенко все объяснит.

— Сомневаюсь. Ты замерз? Прибавим шагу?

— Мы и так взяли неплохой темп. Разговаривать на бегу вредно. Ладно уж, давай закончим разбираться с твоим списком. Кто на очереди?

— Глыба. То есть Безуглов. Он агрессивен, злопамятен и обожает грубые розыгрыши, небезопасные для здоровья. Казалось бы, портрет для нашего убийцы подходящий. Тем более что и мотив нашелся…

— Но?..

— Но сегодня, вернее, уже вчера, когда мы ездили его уличать, я его кандидатуру сняла.

— Почему?

— Понимаешь, ему всегда недоставало дара лицедейства. Глыба очень жаден до популярности, особенно манит его слава шутника и острослова, но его шуткам не хватает блеска, во многом именно из-за неумения играть. По его лицу заметно, что он собирается острить, и это сильно портит впечатление, даже если острота удачная. Про розыгрыши я уже не говорю. Будущая жертва розыгрыша обычно чуяла неладное за версту. Так вот, когда Глыба в запале отрицал свою вину, я не уловила ни единой фальшивой нотки. И Марк тоже. А у Марка очень чуткое ухо на такие вещи — можешь мне поверить.

— Но других психологических несоответствий нет?

— Психологических вроде бы нет. Но кража ключей и посещение беспризорных квартир остаются загадкой. Если Глыба отравил Мефодия, потому что тот знал о его супружеской неверности, то к чему вся эта чехарда с поисками неизвестно чего?

— М-да. Похоже, это наш камень преткновения. Но допустим на минуту, что ключи украл кто-то посторонний. Тогда и Мищенко, и Безуглов годятся в убийцы, пусть и с небольшой натяжкой, так?

— Хм… наверное. Но натяжка все равно остается. И потом, не связанные друг с другом убийство и кражи, совершенные в одно и то же время в одном и том же месте, — слишком маловероятное совпадение.

— Все бывает. Однажды я вел дело, где один собутыльник ухлопал другого из-за расхождения в политических взглядах, — так утверждал победитель. Потом выяснилось, что у покойного при себе в тот день была крупная сумма денег — он собирался отдать долг, но кредитор опоздал на встречу и должника не застал. Тот, прождав минут сорок, поехал прямехонько на свидание с убийцей. Казалось бы, все ясно. Убийство из корыстных побуждений. Ан нет! Деньги вместе с бумажником вытащил в вагоне метро обыкновенный карманник. Денежки забрал, а бумажник с документами бросил в урну. Убийца же в тот день из дому не выходил, что подтверждено показаниями четырех свидетелей. Ну, это так, лирическое отступление. Продолжай свой обзор. Тебе говорили, что тебе удаются психологические портреты?

— Говорили нечто в этом роде. Твой коллега, кстати, — cледователь прокуратуры. Только майор.

— Вот как?

Последней фразе явно не хватало живости. Я подозрительно покосилась на своего спутника. Что означает этот ледок в голосе? Тяжкие последствия прогулки в промозглую ночь? Ладно, неважно. Главное, слушает человек, остальное — мелочи.

— Последний в списке — Архангельский, — заговорила я, проигнорировав селезневскую реплику. — Мотив его не очень ясен, зато, если рассматривать временной аспект, Серж вписывается лучше всех. Мефодий съехал от Сержа три месяца назад — из-за ремонта, который якобы затевал Архангельский. Расстались они по-хорошему. А недавно Мефодий позвонил Сержу, наорал на него, уличил в двуличии, заявил о разрыве отношений и пригрозил негодяю разоблачением. Предположим, помимо обвинения во лжи, Мефодий мог предъявить Архангельскому что-нибудь посерьезнее. Тогда у Сержа появляется причина для убийства. Если Мефодий имел возможность подкрепить это более серьезное обвинение материальными доказательствами, то получает объяснение и кража ключей, и вторжение в квартиры. В этом случае про мусорное ведро, превратившееся в ваньку-встаньку, Серж просто наврал. Вроде бы все концы с концами сходятся, но…

— Психологическое несоответствие? — догадался Селезнев.

— Что значит детективный гений! — восхитилась я. — Прямо в яблочко бьешь!

— И почему же Архангельский не годится в убийцы?

— Я не стала бы утверждать категорически, что он не годится в убийцы вообще. Но в убийцы Мефодия — точно. Понимаешь, Серж — баловень судьбы. Баловни судьбы бывают опять-таки двух видов. Одни считают, что своим завидным положением обязаны исключительно себе — своему таланту, трудолюбию, воле к победе и прочим положительным качествам. Эти, как правило, смотрят на остальных сверху вниз. Они спесивы, высокомерны и не прочь дать какому-нибудь бедняге пинка, дабы, наблюдая его падение, еще острее ощутить высоту и непоколебимую устойчивость собственного положения. Серж не имеет с ними ничего общего. Он относится ко второму виду счастливцев — тех, кто бесконечно благодарен судьбе за доброе расположение и старается искупить ее несправедливость по отношению к неудачникам. Возможно, это нечто вроде суеверия, постукивания по деревяшке, чтобы не сглазить, но такие везунчики никогда не пройдут мимо нищей старухи или окоченевшего пьяницы. Они щедры и великодушны. Они не жалеют времени, усилий и денег, помогая тем, кто не так богат, или здоров, или любим. И никогда, ни при каких обстоятельствах, не обидят слабого и убогого. А мне трудно представить себе человека более слабого и убогого, чем Мефодий. Теперь ты понимаешь? Ни один из нашего списка не годится! Я уже устала думать. Только закрою глаза — и сразу вижу их лица, слышу голоса и думаю, прикидываю, анализирую… Я даже заснуть сегодня толком не смогла.

Селезнев снял перчатку и полез было в карман за сигаретой, но, уловив (не без основания) в моей последней фразе жалобу, остановился и положил руку мне на ладонь, лежавшую у него на рукаве. И тут же непроизвольно отдернул:

— С ума сошла!

Здрасьте-пожалуйста! Излюбленный Прошкин диагноз. Стоило удирать из дому в три часа ночи, чтобы поменять шило на мыло! Ну и что, если я в спешке схватила перчатки, которые гораздо уместнее смотрелись бы в сочетании с кружевным зонтиком, чем в комплекте с зимней курткой? Так вот сразу заклеймить за это сумасшедшей — это уж слишком!

Селезнев между тем сдернул вторую перчатку, развернул меня к себе, схватил за обе руки, сунул их к себе в карманы и принялся ожесточенно разминать. Я чуть не взвыла от боли.

— Прекрати!

— И не надейся! Хочешь доиграться до ампутации? — Тут его посетила еще одна светлая мысль. Он уперся грозным взглядом в мои ботинки и рявкнул, точно сержант на плацу:

— На рыбьем меху?!

— Ничего не на рыбьем! Очень даже теплые. Я в них целую зиму ходила. Отпусти!

— Перебьешься!

Я стояла, уткнувшись носом в его пуговицу, и чувствовала себя очень неуютно. Мой богатый жизненный опыт подсказывал, что такая диспозиция до добра не доведет. Мне не так уж часто приходится полировать носом чужие пуговицы, но всякий раз, когда моя голова оказывается в непосредственной близости от мужской грудной клетки, мужчина начинает вести себя неадекватно. Быть может, виной тому мой далекий от идеала манекенщиц рост, но джентльмен в описанной мной ситуации вдруг превращается в чадолюбивого дядюшку, видящего перед собой забитого, недоразвитого ребенка. Приходится прибегать к резким телодвижениям и говорить гадости, дабы напомнить, что я — самостоятельная взрослая женщина с незаурядным интеллектом. Однако хамить Селезневу мне не хотелось. Довольно того, что я вытащила его посреди ночи из теплой постели и заставила бродить по чавкающим лужам.

— Пойдем к машинам! Я замерзла.

Хитрость сработала.

— Я предупреждал! — объявил Селезнев, выпуская одну из моих раздавленных ладоней (вторую он продолжал подвергать истязаниям в своем кармане). — Мало тебе неприятностей? Хочешь еще воспаление легких подхватить? Сейчас поедешь домой, выпьешь сто граммов водки, встанешь под горячий душ, а потом ляжешь и проспишь до вечера!

— Но я не могу…

— Можешь! Я попробую тянуть кота за хвост до понедельника. — На последней фразе его голос немного увял. Я быстро глянула на него в профиль и увидела, что идальго хмурится.