Дарья Калинина - Клубничка по-шведски Страница 43

— Вы хотите просто изобразить собственную смерть?! — воскликнула Кира. — Хотите обмануть их?

— Да.

— Ввести в заблуждение?

— Да.

— Чтобы они расслабились и наделали кучу ошибок?

— Вот именно, — кивнул Петрушкин. — Хотя смею надеяться, что нам с вами будет достаточно и одной промашки врага.

— Так это же замечательно! — обрадовались подруги, почувствовав, что среди мрака неизвестности засияла пусть и крохотная, но такая обнадеживающая искорка надежды.

Одна Галочка не теряла здравого смысла.

— А как вы это организуете? — спросила она.

— Увидите.

— Мы должны будем вам в этом помочь?

Вместо ответа Петрушкин молча кивнул головой. И его глаза хищно загорелись, словно у хулиганистого мальчишки, предвкушающего свою очередную проделку.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Возвращались они с озера, с трех сторон поддерживая толстяка Петрушкина, который изображал, будто ему плохо. На самом деле туго приходилось подругам, которым нужно было поддерживать мужика, когда он делал вид, будто совсем ослабел и идти не в состоянии. В результате подруги так устали, что сами едва не падали.

А Петрушкин был очень доволен. С одной стороны его поддерживала за локоть Леся, которую он, улучая момент, и щипал за бочок. С другой стороны его держала Кира, которой он всего лишь подмигивал. Кира уже пару раз ощутимо двинула господина Петрушкина в печень, когда он попытался распускать руки. И потому теперь он ограничивался лишь многозначительными взглядами и подмигиваниями. Галочка скакала вокруг и в качестве статистки изображала «неподдельную» тревогу.

Так уж распределил роли Петрушкин. Сам он был главным героем, а подруги статистками, изображающими взволнованную общественность.

В чем-то Петрушкин оказался прав. Во всяком случае его перемещение по поселку не прошло незамеченным. Несколько человек подошли и участливо поинтересовались, как его самочувствие. И не нужна ли профессиональная медицинская помощь. В эти минуты Петрушкин особо активно закатывал глаза, стонал и обливался потом. Для этого он еще на озере изрядно намочил голову и ворот своей открытой рубашки. Так что теперь создавалось впечатление, что мужчина если не при смерти, то очень близок к тому.

— Мне кажется, все прошло отлично! — довольным голосом произнес он, когда они наконец достигли его дома и ворота за ними захлопнулись, отделив их от всего мира.

Подруги едва могли стоять. Промчавшийся мимо них Грек поднял ветер, который едва не сдул бедных девушек с ног.

— Все! — решительно заявила Кира, обращаясь к Петрушкину. — Теперь умирайте!

— Вы отлично справились! — похвалил их хозяин. — Сейчас пройдем в дом, вы уйдете, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, а я в это время спокойно умру.

— Но вы уверены, что все пройдет, как надо?

— Естественно! Я уже устраивал такой розыгрыш для одной своей подружки. «Скорая помощь», врачи, потом перевозка и носилки с мрачными санитарами. Все будет как в лучших домах Лондона и Парижа!

«Умирать» он устроился со всем возможным комфортом. На диване, обложившись тарелками с малосольной семгой, копченой шинкой и тонко порезанным свиным салом с чесночком.

— Под водочку отлично пойдет, — произнес Петрушкин и сделал знак подругам удалиться. — Как умру, созвонимся.

Однако подруги все еще медлили. Слишком уж беззаботным казался им господин Петрушкин. Надо быть в его возрасте и в его положении посерьезней.

— Но вы уверены, что вас никто не выдаст?

— Кто меня выдаст? В этом доме только я и охрана. А охранники будут делать и говорить только то, что я им скажу. Адкиного прихвостня — моего шофера, вы его вчера видели — я и на порог не пущу. А соседи расскажут только то, что видели. А увидят они врачей на «Скорой помощи» и носилки с моим хладным трупом. Так что не беспокойтесь, уже завтра все в городе будут обсуждать мою кончину. На всякий случай я договорюсь со знакомыми журналистами. Газеты напечатают некрологи с моими фотографиями. Так что наши дорогие «союзники» волей или неволей, но обязательно узнают о моей смерти.

— Ну, а потом? — настаивала Кира. — После того, как умрете. Где вы будете прятаться?

— Неужели вы думаете, что у меня негде спрятаться?

— Я имею в виду, достаточно ли это место будет надежным? Вдруг вас увидят и узнают?

— Этого не случится, — весело заявил ей Петрушкин. — Чай, не впервой. Вот помню в лохматых девяностых мне за один год трижды приходилось «исчезать». А что делать, такие были времена. Зато мои враги теперь — кто перестрелял друг друга, кто на нарах отдыхает. А я, как видите, жив и здоров. Главное, вовремя исчезнуть. — И довольно покивав головой, Петрушкин сказал: — Так что не волнуйтесь. Тактика продумана и проверена временем. Не подведу!

Несколько обнадеженные этим обещанием, подруги наконец попрощались с хозяином и двинулись к выходу. До своего дома они добирались долго. Но не из-за пробок, а потому что не видели смысла торопиться. Телефоны у них молчали. Никто из «союзников» не пожелал позвонить им и выяснить, как прошла операция.

Подруги снова, и в который раз, собрались у Киры. Им казалось, что если они будут вместе, то это как-то надежнее. До вечера так ничего и не случилось. Девушки приготовили обед, но ни одна из них не захотела его отведать. Леся пыталась отвлечься и перекрасить волосы (в салоне у Эвы на это не хватило времени), но в итоге у нее получилось нечто странное.

— Это что такое? — изумленно разглядывая голову подруги, покрытую неровными пятнами, поинтересовалась Кира.

— Пыталась сделать колорирование, — жалобно призналась ей Леся. — Чтобы стать более запоминающейся.

— Что ж, у тебя получилось. Такой оттенок в самом деле не забудешь.

— Особенно при свете дня, — добавила Галочка.

— Зеленое — это тоже краска?

— Нет, наверное, зеленка.

— Зеленка? Откуда? Зачем?

— Просто так.

— Говори, как было!

— Ну, у тебя там в ванной в аптечке стоял пузырек с такой зелененькой жидкостью. Я стала его переставлять и немножко пролила на себя.

— Это ничего, — попыталась утешить подругу Кира. — Там совсем немного зелени. Отрежем и забудем.

— А вот эти рыжие пряди на затылке, они откуда? — снова вмешалась Галочка. — Их уже не отрежешь. Слишком много. Лысой же тоже ходить не будешь. Хотя тогда тебя вообще не забыть.

В итоге Леся окончательно отчаялась и разрыдалась. И подругам пришлось перекрашивать ее уже в четыре руки. Красили они старательно. И это отвлекло их на целых два часа. Но все в этой жизни заканчивается. Вот и голова Леси приобрела изумительный оттенок платиновой блондинки. А ничего по-прежнему не происходило.

Подруги извелись от неизвестности. Оказалось, что она-то и есть то самое, что хуже всего.

Поверили им или не поверили? Этот вопрос вертелся на языке у каждой из них. Но никто не решался произнести его вслух. Ведь это был вопрос жизни и смерти.

— А почему они должны заподозрить обман? — в сотый, если не в тысячный раз пожимала плечами Леся.

Кира молчала и думала о том, как хорошо, что она отправила Фантика и Фатиму в безопасное место. Все-таки будет большим утешением, что невинные животные не пострадают от «союзников», когда те явятся для расправы.

— Но почему они должны нас заподозрить?

И Леся уставилась на Галочку. Та ответила ей таким же долгим страдающим взглядом и тоже в сотый или в тысячный раз ответила:

— Мало ли почему. Вдруг тот яд, который они нам дали, должен был подействовать мгновенно. Или, наоборот, только через трое суток.

— Таких долгоиграющих ядов не бывает!

— Все в этой жизни случается когда-то в первый раз. Раньше и прививки от оспы не было. А теперь, пожалуйста. В каждом стационаре вас уколют за милую душу. И прямо в роддоме делают.

И произнеся это, Галочка тяжело вздыхала. Леся вздыхала следом за ней. А потом к подругам присоединялась и Кира. Коробочку с ядом они оставили толстяку Петрушкину. Он обещал, что отдаст ее знакомому эксперту-криминалисту. И тот точно скажет, что за яд содержится в ней. И яд ли это вообще.

— У этого человека есть знакомства решительно везде! — с восторгом произнесла Кира.

— Во всех сферах жизни.

— Вот кому-кому, а Петрушкину совершенно точно вступать в ряды «союзников» нужды нету. Его и так всюду знают, любят и готовы помочь.

Таким образом рассуждая, подруги провели вечер, бессонную, полную вздохов ночь, а за ней наступило утро. К этому времени, по расчетам, все окружение толстяка Петрушкина уже должно было стоять на ушах из-за его мнимой кончины.

— Как думаете, в газетах в самом деле напишут о его смерти? — спросила Кира, пока все три девушки в полном молчании пили утренний кофе, казавшийся им совсем безвкусным, и снова вздыхали, вздыхали.