Дарья Донцова - Тайная связь его величества Страница 44

Бокова сложила руки на коленях, выпрямилась и заговорила…

Виктор Петрович Горелов работал простым шофером. Он владел тремя языками, закончил автодорожный институт, имел диплом с отличием и какое-то время трудился в одном НИИ. Молодой, красивый, хорошо зарабатывающий холостой мужчина привлекал внимание женщин и постоянно заводил краткосрочные романы. Из НИИ Горелова уволили после того, как открылась его связь с женой директора. Неверная супруга была чуть ли не вдвое старше любовника, она потеряла голову от страсти и собралась уйти от мужа. Напомню, дело было в советские времена. Нынче-то и на связь пенсионерки с младенцем смотрят с усмешкой, а при коммунистах в характеристике могли написать всего два слова — морально неустойчив, и тогда прости-прощай карьера.

Обманутый супруг вызвал Виктора и, пригрозив тому навсегда испортить личное дело, велел спешно уволиться по собственному желанию да помалкивать, по какой причине лишился должности. Горелов, как все молодые люди, отличался бесшабашностью, был уверен, что легко устроится в другом месте, и сразу забрал трудовую книжку. Но вскоре понял: это катастрофа. Его не желали принимать по специальности ни в одну контору, связанную со строительством и обслуживанием дорог. Очевидно, мстительный директор НИИ, получая запрос кадровиков о том, хорошо ли работал под его началом бывший сотрудник, давал о нем соответствующий отзыв.

В СССР в Уголовном кодексе существовала статья, предусматривавшая наказание за тунеядство. Горелов мог попасть под суд, а значит, нужно было устроиться хоть куда, но идти на стройку рабочим ему крайне не хотелось, он не желал превращаться в пролетария. Слава богу, на помощь пришел отец приятеля-однокурсника, большой начальник в сфере автоперевозок, он пристроил неудачливого Казанову шофером фуры на загранрейсы и сказал:

— Поездишь пару лет, потом опять за стол с бумагами сядешь. Пена уляжется, информацию о тебе из отделов кадров будут у моего ведомства запрашивать. Только больше на службе не гадь. Заодно приоденешься, магнитофон себе привезешь.

Горелов неохотно взялся за баранку, съездил в Болгарию и сообразил: совсем не обязательно протирать штаны в душной конторе и годами ждать, когда тебе прибавят жалованье, на дороге очень интересно, к тому же можно прилично заработать. Большая неприятность обернулась настоящей удачей.

Через год у Виктора умерла мать и он стал хозяином дома, сделал ремонт по своему вкусу и зажил на полную катушку. Во время рейсов Горелов всегда вел себя безупречно, никаких шашней с официантками в придорожных кафе на советской территории не заводил и уж тем более не подкатывал к иностранкам. На работе он имел безупречную репутацию, а вот в перерывах между рейсами расслаблялся. Но и тут соблюдал осторожность: с соседками не гулял. А может, ему просто не нравились деревенские бабы, любовницы Горелова были москвичками. Свое правило Виктор нарушил, когда в село на лето приехала Адель Вайнштейн, но ведь она тоже была столичной штучкой. Роман Адель с Гореловым продлился три месяца, потом любовница вернулась в город, и более ее никто в Авдеевке не видел.

Спустя некоторое время после завершения романа с Адель Виктор заболел корью. То, что у взрослого мужчины детская инфекция, поняли не сразу. Горелов попал в реанимацию в тяжелом состоянии, затем пошел на поправку. Из клиники он вернулся тихим, заперся в доме, накупил разных книжек и перестал водить к себе девушек. Целый год так и прожил в одиночестве — возвращался из рейсов и оседал в доме, в Москву не ездил, вечеринок не затевал, читал, лежа на диване. А затем в Авдеевке появилась Марина Лазарева с дочкой…

— Погодите! — остановил рассказчицу Макс. — По документам у Лазаревой нет детей и мужа, она числится одинокой.

— Верно, — согласилась Фаина. — Моя мама была очень добрым, веселым и общительным человеком, к ней даже многие злобные авдеевские бабы положительно относились. Замуж она никогда не выходила, но у нее в юности случилась любовь со вдовцом. Жена мужчины — его звали Леонидом — скончалась в родах, произведя на свет меня. Отец остался с младенцем на руках. Теща сказала ему, что у нее нет денег воспитывать внучку, и разорвала с ним отношения. Вскоре он познакомился с Мариной, которая и стала мне матерью. Когда мне исполнилось три года, отец, который, уж не знаю почему, так и не удосужился жениться на любовнице, попал под машину. Лазарева оказалась в сложном положении — меня могли отправить в детдом, официально-то я ей была никто, а постороннему человеку опекунство не разрешат. В конце концов она придумала выход. Приехала к теще Леонида и предложила ей: «Оформите девочку на себя, получите ее пенсию и все привилегии, которые дает воспитание сироты. Растить же и воспитывать ребенка по-прежнему буду я». Бабка, которую я никогда не видела, согласилась. Умерла она, когда мне исполнилось семнадцать, в таком возрасте в приют уже не забирают. Марина и Виктор по крови мне чужие, но на самом деле родители. Своего биологического отца Леонида я совсем не помню, с Гореловым мама сошлась спустя два года после его гибели. Всю эту историю я узнала много позже.

— Почему же воспитавшие вас люди не пошли в загс? — задал неудобный вопрос Воронов.

Фаина положила ногу на ногу.

— На моей памяти папа несколько раз предлагал маме расписаться, но она отказывалась.

— По какой причине? — удивился я.

— Не знаю, — ответила Фаина. — Мы с ней на эту тему никогда не разговаривали. Зато папа однажды рассказал, по какой причине перестал куролесить. Попав в больницу с корью, он оказался в одной палате со священником, стал от скуки с батюшкой беседовать, и тот перестроил образ мыслей Виктора. А еще отец, когда выздоровел, узнал, что у Адели родилась от него дочка. Вот так все вместе и сложилось. Виктор Петрович начал жить по-другому, увлекся чтением духовной литературы, хотел иметь семью, детей, но у него после кори какое-то осложнение было, мама так и не смогла забеременеть.

Фаина отвернулась к окну.

— В детстве я понятия не имела о существовании Сони. Как-то раз, когда отец вернулся из рейса, я без спроса в его чемодан залезла, ища подарки, и обнаружила две одинаковые куклы, одежду для девочки, не подходящую мне по размеру. Очень, помню, удивилась: платьица для кого? И зачем одинаковые игрушки? Не удержалась, спросила папу, а тот не рассердился, объяснил: «Я привожу из-за границы разным людям вещи по заказу. Но об этом никому рассказывать нельзя». Я ему поверила. И только позднее поняла: это были презенты для Сони.

Бокова помолчала, а затем продолжила рассказ.

…Ее родители погибли в один год. Сначала исчез Виктор. А через какое-то время мама вернулась из города заплаканная, ее прямо трясло. Фаина испугалась, спросила, что случилось, и лишь тогда узнала правду про Софью.

Абрам оказался удивительным человеком. Он не выгнал из дома беременную от другого мужчины жену. Более того, не протестовал против встреч Виктора с дочерью. Биологического отца девочке представили как родственника мамы, живущего в провинции. У Сони никогда не возникал вопрос, почему она так похожа на дядю Витю, ясное дело, у родни всегда есть сходство. Домой к Вайнштейнам Горелов не заявлялся, наедине с Софьей не встречался, при всех свиданиях, кроме одного, присутствовала Адель. Взрослые и девочка шли гулять в парк или в кафе-мороженое. Виктор не надоедал Вайнштейнам, появлялся в жизни Сони пару раз в год — перед днем рождения девочки и тридцатого декабря.

Конечно, Фаина была удивлена услышанным, но это ее не шокировало. Она не испытала чувства ревности к незнакомой Софье. Девушка прекрасно знала, как любил ее папа и как он о ней заботился. Когда Фае исполнилось восемнадцать, Горелов подарил ей свой дом в Авдеевке и сказал:

— Твоя мать вредничает, не хочет штамп в паспорт ставить, не думает, что будет, если я вдруг умру. Вас же на улицу отсюда выставят! А теперь я спокоен — ты владелица дома и участка. Я даже на всякий случай выписался из Авдеевки, зарегистрировался в московской квартире.

— Разве так можно? — удивилась Фаина.

Виктор Петрович рассмеялся.

— Деньги все решают. У меня есть хорошая клиентка, я ей давно шмотки вожу. Она с сыном живет в крошечной двушке, им более просторная площадь не положена. Вот мы и договорились: я прописываюсь к ней, квартира будет считаться коммунальной, соответственно, обоим соседям должны дать по отдельной жилплощади. Причем хорошего метража, намного больше, чем мы сейчас имеем. Нас поставят на очередь. Подожди, я тебе еще и однушку в Москве добуду.

— Папочка, — не успокаивалась Фаина, — но как же тебя на чужую, да еще маленькую площадь прописали?

Виктор погрозил дочери пальцем.

— Много будешь знать — скоро состаришься. Не приставай, не скажу…

Оборвав рассказ, Бокова посмотрела на Макса.