Иоанна Хмелевская - Бледная Холера Страница 45

— О, как интересно...

— Дальше все в том же духе, но тут Данусе выпал шанс... Смотри, как я все хорошо помню!

— Ты привела меня в восторг с самого начала.

— Я сама от себя в восторге.

— Значит, повосторгаемся на пару. Только попозже. Что же Дануся?

— Завела песню про своего братца. Мол, глупо идти одной на встречу с двумя мужиками, пусть возьмет с собой Данусиного брата. Янек наверняка опоздает, а продюсера нужно потомить хорошенько. Бледная Холера ерепениться не стала. Отлично, говорит, с братом так с братом. И на этом они удалились.

— Опять рваный монтаж!

— Что поделаешь, сейчас это модно. У меня-то монтаж нормальный!

— У тебя — да, согласна. А дальше что? Это все?

— Все. Что теперь? Выводы делать будем?

— Будем. Сейчас же. Только налью себе чаю. Можешь начинать.

С трубкой у уха я отправилась на кухню и поставила чайник.

— Знаешь, меня эта Холера впечатлила! Никакая она не дура, соображает ох как быстро. Такая точно за себя постоит. Я, я и снова я, на остальных наплевать. Ну почему я так не умею!

— У тебя не получится. Черствости не хватит. Только выводы-то мы собирались делать в отношении Холеры, о тебе позже поговорим. Что тебе показалось самым важным?

— То, о чем ты сама сказала. Невероятно, чтобы она до такой степени позабыла про труп. Не пьяная же она тогда была!

Я покачала головой, хотя Мартуся и не могла меня видеть.

— Если бы она была под мухой, соседка заявила бы об этом во все горло. Можешь не сомневаться. Бледная Холера была трезва как стеклышко.

— Все равно не очень-то она годится в свидетели. Слушай, а откуда у пана Теодора появятся миллионы?

Насчет миллионов пана Теодора у меня было свое мнение. Бледная Холера явно надеялась на доходы от скачек. Кто-то из них проболтался, то ли Кшись, то ли пан Теодор. Может, и оба вместе. А уж на деньги нюх у этой бабы сверхъестественный. К тому же запросто могла перепутать Варшаву с Лас-Вегасом.

— Такие деньги ему не светят, это все ее фантазии. В перспективе вроде бы вырисовываются неплохие доходы, но до миллионов ох как далеко. Что ты там в начале говорила? Будто она какого-то мужика недавно славно выпотрошила. И этот мужик вовсе не Данусин брат.

— Так получается, — подтвердила Мартуся. — А что?

— Да нет, все у тебя вроде правильно. Сеанс потрошения состоялся в Варшаве. Кого потрошили, я догадываюсь. Меня больше интересует, что она имела в виду, сказав, что во второй раз уж не попадется?

— Кто ее знает. Хотя выразилась она именно так. А ты что думаешь?

— Ничего пока не думаю. Речь точно не о миллионах пана Теодора, поскольку забота о их появлении лежит на мне. Разве что Бледная Холера убила Тупня, а теперь планирует убить меня и Кшися, чтобы пан Теодор все загреб один. Поприжать бы ее следовало как-нибудь похитрее...

— Извини, не предусмотрела, — расстроилась Мартуся. — Я и не подумала, что надо вмешаться. Мне что, познакомиться с ней поближе?

— С кем? С Бледной Холерой?!

— Да нет. С Данусей, подругой ее. Холера на меня волком зыркала.

— А ты не будь такой красивой. Облысей, схвати какую-нибудь паршу...

— Ой, нет. На такие жертвы я не готова!

— Для общения с Данусей жертвы и не требуются. Хотя не уверена, что от Дануси толк будет... Что-то меня здесь тревожит... сама не знаю что. То кажется, что Бледная Холера — главный свидетель, то вдруг начинаю считать, что свидетель из нее как из собачьего хвоста сито. Мы до дурноты жуем-пережевываем выводы, версии, предположения, а результат — нулевой. На бытовом уровне все до того ясно, что с души воротит. А политическая сторона дела покрыта непроницаемым мраком. Ты там прислушивайся, о чем они болтают. Может, ее кто-нибудь спросит наконец, как прошел ее последний визит к бывшему мужу? Кстати, ты кассеты назад закинула?

Мартуся застонала:

— Я так хотела об этом забыть!

— А что такое?

— В хранилище как раз был народ. Я было сунулась в уголок, подложу, думаю, незаметно. Не вышло. Так что кассеты до сих пор у меня.

— И очень хорошо. Сделай еще одну копию для меня. На всякий случай. Свои кассеты я отдала Гурскому. Если для достижения цели тебе придется напоить всю контору, финансирую мероприятие!

* * *

Гурскому с Бежаном удалось-таки выйти сухими из воды. Правда, пришлось нелегко.

Из черного мешка для мусора было извлечено более семисот листов прекрасной бумаги для лазерного принтера. Некоторые листы были смяты. И на любом участке бумаги могли находиться отпечатки пальцев. Ни один эксперт на свете не сумел бы их отыскать, зафиксировать и проверить незаметно для начальства. Такие объемы не укроешь.

А Гурскому как раз запретили какие-либо розыскные мероприятия, включая экспертизы. Хотя запрет был и неофициальный, но продолжать расследование означало подставить себя под удар. И вмиг голова могла полететь с плеч. С другой же стороны, если материалы содержат важные улики, надо торопиться. А то сам будешь виноват. Недосмотрел, не обратил внимания и прохлопал убийцу. И останется разве что все ту же голову в петлю сунуть.

Гурский вешаться не хотел и пустился на хитрость. У Бежана в лаборатории имелись личные связи, и он уломал приятеля-эксперта взяться за бумажные улики. Приятель только что вернулся из Сохачева, где обчистили небольшой антикварный магазин и убили подтянувшегося под руку клиента. Вещдоков он привез целую гору, которая не слишком и увеличилась, когда к ней потихонечку подложили семьсот бумажек для проведения дактилоскопии. Гурскому оставалось только искренне пожалеть, что занялся Тупнем, а не розыском самого обыкновенного, можно сказать, честного грабителя, не имеющего никакого отношения к правящим кругам.

— А ты уверен, что мы так выйдем на убийцу? — озабоченно спросил Бежан. — Никто больше до бумаг не дотрагивался?

— Три человека, — решительно заявил Гурский. — Хмелевская, Бучинский и покойный. Больше никто. Они как маньяки прятали эти бумаги от посторонних глаз. Если будет обнаружен четвертый, это — убийца.

— А Ярчак? Этот компьютерщик?

— Ему бумажки были ни к чему. Он создал программу, но не умел ею толком пользоваться. Я имею в виду будущие ставки. Да он, кажется, и не собирался. Кроме того, база данных была ему прекрасно известна и так, без всяких распечаток. В любом случае, бумаги он в руках не держал. Если на бумагах мы обнаружим его отпечатки, он — убийца. Я этого не исключаю. Несмотря на алиби. Говоря между нами, довольно сомнительное.

— У тебя действительно нет гипотезы?

— Нет, — хмуро признался Гурский. — Никаких гипотез. Искать надо, а не гипотезы строить. Основные фигуранты отпали: жена покойного, Хмелевская, обнаружившая труп, и хозяин квартиры. Уцепиться не за что. Что касается службы покойного... Убить мог и кто-то из тех кругов, но их и я тронуть не могу. Мотивов — сколько угодно, но что с них толку?

— Ты прав, — согласился Бежан. — Найти бы вещественные доказательства, и пусть Войчеховский делает с ними что угодно. Что же касается бумаг, давай наберемся терпения. Адась уже занялся ими, скоро будут и результаты. Кстати, а что с женой Бучинского? Ты до нее добрался?

Гурский вздохнул и облокотился на стол, подперев подбородок кулаками. Что касается Евы, то он побеседовал по телефону с коллегой из Кракова. Ева Май? Есть такая. Может находиться где угодно, ведет крайне подвижный образ жизни. Однако имеется шанс отыскать ее до вечера, местожительство известно. Только что с ней делать — допросить прямо тут или отправить в Варшаву?

При нормальном развитии событий Гурский через три часа был бы в Кракове. Но сейчас, когда руки у него связаны...

— Пусть организуют предварительный допрос, — посоветовал Бежан, — и сразу же передадут тебе ее показания. Неплохо, если бы она после допроса добровольно вернулась в столицу.

Гурский опять вздохнул:

— Тут без наживки не обойтись. Она страшно рвется на телевидение. Может, совпрать, что кто-то хочет с ней встретиться здесь?

— Делай, как считаешь нужным...

* * *

День клонился к вечеру, когда раздался телефонный звонок, которого я так ждала.

— Я могу спросить об этом только у вас, — сказал Гурский. — Но считайте, что ничего не слышали. Чью фамилию, имеющую отношение к варшавскому телевидению, стоило бы назвать, чтобы Бучинская пулей примчалась сюда?

— Так это не меня спрашивать надо, а Мартусю.

— Я же сказал, что могу обратиться только к вам. И учтите, я ничего не спрашивал, это у вас слуховые галлюцинации. Так кого назвать?

Я стала быстро вспоминать фамилии тех, о ком упоминала Мартуся. Это должен быть мужик, на бабу Бледная Холера не клюнет.

— Подождите, гляну в записную книжку. Нина Терентьева не годится — женщина, к тому же молодая и красивая. Рывин... что-то там с ним неладно, говорят, нечист на руку... Тоже не подходит. Хотя эта дура может об этом и не знать. А, вот подходящая кандидатура — Любашенко[2]! Кажется, собирается заняться режиссурой. Впрочем, нам-то что? Главное, фигура довольно известная, Бучинская должна клюнуть. Потом, он мужчина симпатичный, и дел у него столько, что если какая информация до него и дойдет...