Дарья Донцова - Смех и грех Ивана‑царевича Страница 47

— На улице морозец, — обрадованно сообщила Светлана Андреевна, — и снег пошел. С другой стороны, чему удивляться. На дворе‑то ноябрь. Надеюсь, в Новый год тоже метель будет, нехорошо, когда Дед Мороз в дождь приходит. Люблю, когда тридцать первого декабря с неба падают огромные хлопья. Вокруг тихо, снег валит, деревья белые, под ногами поскрипывает, воздух свежий, пахнет антоновскими яблоками, мороз за щеки кусает. Вот это красота! А если вода с неба льет, под ногами слякоть, оттепель, нет ощущения праздника. Согласны со мной, Иван Павлович?

Я посмотрел на легкие туфельки женщины, окинул взглядом ее тонкое платье с передником и укоризненно сказал:

— Насчет погоды вы совершенно правы, а вот в отношении одежды нет. Нельзя выходить в ноябре на улицу в летней обуви и без пальто. Подхватите воспаление легких, угодите в больницу.

— Да я только до помойки с пакетом добежала, — легкомысленно отмахнулась Светлана Андреевна. — Поленилась куртку и сапоги натягивать, это ж надо в прихожую топать, верхнюю одежду застегивать, обувь шнуровать, потом назад к вешалке скакать. Заморачиваться не хотелось. Туда‑сюда за пять минут слетала, замерзнуть не успела.

— До забора идти дольше, — ввязался я в пустой спор. — Надежда Васильевна иногда по четверти часа отсутствовала.

Домработница пригладила волосы и начала старательно вытирать балетки о положенный у двери половичок.

— Так ей сколько лет стукнуло? Наверное, артритом страдала, колени болели, сердце подводило. И отдохнуть хотела, поэтому шла медленно, воздухом дышала. Я моложе, неудобств при ходьбе не испытываю, слетала мигом. Хотите какао?

Я почему‑то никак не мог оторвать взгляда от легких темно‑коричневых туфелек домработницы. Балетки переобувать она не пожелала, куртку не надела… Почему пустяковая информация кажется мне крайне важной? Может…

— Ваня, вы спите с открытыми глазами, — захихикала Светлана Андреевна. — Чем по ночам занимаетесь?

Я вздрогнул:

— Сейчас в столовую придет Ксения, сварите ей кофе.

— Вот не лежится ей под уютной перинкой, — вздохнула домработница. — Я бы на ее месте неделю с кровати не вставала.

— Если понадоблюсь, ищите меня в комнате Надежды Васильевны, — предупредил я. — Надо сложить вещи покойной.

— Может, лучше мне шмотками заняться? — предложила свои услуги прислуга.

— Нет, ваша задача вовремя подать завтрак, — отказался я от помощи.

В спальне Надежды было немного мебели. За полчаса я обшарил шкаф, тумбочку, стол и лишь потом догадался приподнять матрас на кровати. Увидел под ним темно‑коричневую толстую тетрадь и обрадовался. Пожилые женщины предсказуемы, многие из них считают самым надежным тайником полку с бельем в гардеробе, бачок унитаза или собственное ложе. Еще как «сейф» с успехом используют холодильник и банки с домашними заготовками. Небольшие пакеты с ценностями кладут в непромокаемую упаковку и топят в варенье или засовывают в морозильную камеру. Хорошо помню, как к нам пришла соседка с шестого этажа, известная переводчица художественной литературы, и сказала маменьке:

— Николетта, две недели назад я попросила воспользоваться вашим холодильником, у мужа приближался день рождения, ждали толпу гостей, все куры ко мне в морозилку не вместились…

— Ну и что? — удивилась Николетта.

Для тех, кто не жил при коммунистах, поясню. В СССР было плохо с продуктами, и если хозяйки планировали большой сбор друзей, то им приходилось озаботиться добычей цыплят, мяса, зеленого горошка, копченой колбасы, майонеза (ну почему я о нем сегодня постоянно вспоминаю?) и прочих гастрономических изысков заранее, этак за месяц, а то и за два до торжества. Ну и где хранить припасы? Зимой их вывешивали за окно. Хорошо помню, возвращаюсь домой из школы, а из всех форточек родного дома свисают авоськи, из которых торчат свиные голяшки на холодец. У маленького Вани от этого зрелища резко повышалось настроение. Ура! Скоро Новый год! А вот в теплое время многие ходили с пакетом к соседям и просили: «Пустите ненадолго в морозильник. У нас праздник намечается, разжилась свининой, а положить некуда…»

— Что случилось с твоими курами? — занервничала Николетта. — Только не говори, что наша дура‑прислуга их сварила!

— Нет, я забрала бройлеров в целости и сохранности, — успокоила маменьку переводчица. — Стала их размораживать и у одной в брюшке нашла пакет с деньгами.

Николетта издала возглас удивления, а домработница, верой и правдой служащая у маменьки до сих пор, закричала:

— Ой! Я прячу свои накопления в перловке, а эти не влезли, вот и пихнула их в куру, забыла, что она ваша!

Николетта, забыв выгнать из кухни сына‑первоклассника, произнесла тогда, помнится, несколько непарламентских выражений, сильно расширивших словарный мой запас.

Но Надежда Васильевна прятала свой дневник под матрасом. Я схватил толстую книжку в темно‑коричневой обложке, раскрыл ее и с разочарованием понял, что у меня в руках фотоальбом. Начал машинально переворачивать страницы, и мне стало ясно: домработница хранила снимки, которые не представляли интереса для посторонних людей. Вот маленькая Майя, которую держит на руках Лида. На следующей странице — две девочки и пара мальчиков, которых можно легко принять за братьев и сестер. Катя крайняя слева. Или это Ксения? Парнишки тоже удивляют сходством: один рост, телосложение, цвет волос, оба стоят без улыбок, угрюмо смотрят в объектив. Дальше замелькали школьные фотографии, на некоторых красивым почерком человека, который в первом классе занимался чистописанием, сделаны пояснения. Я перевернул один снимок: «Катя после выхода из больницы. Удаляли фурункул». Я снова посмотрел на карточку, которая запечатлела худенькую девчонку‑подростка в простой трикотажной кофточке, джинсах и кроссовках. Личико у нее несчастное, волосы стянуты в хвост, в руках большой рожок с шапкой мороженого. На последней странице попалось изображение незнакомой брюнетки с кроваво‑красными губами, иссиня‑черными волосами, бледными до зелени щеками и фиолетово‑розовыми веками. Девочка одета в черную футболку, того же цвета брюки, на руках у нее штук двадцать браслетов, смахивающих на железные цепи, ее шею украшает широкая полоска кожи, из которой угрожающе торчат шипы. Добавьте сюда взгляд затравленного волчонка, зло искривленный рот — и станет ясно: родителям надо срочно тащить дочь к психологу. Я не сразу сообразил, что это Ксения, а когда понял, кого запечатлел фотоаппарат, то перелистнул назад пару страниц и посмотрел на милую веселую девочку‑блондинку в ситцевом платье. По датам, стоящим внизу на обоих фото, видно, что их разделяет всего несколько месяцев. Странно, что случилось с Ксюшей за столь короткий период времени?

В моем кармане заработал мобильный, я вынул трубку, слегка удивился, увидев определившийся номер, и сказал:

— Доброе утро, Мария Борисовна.

— Сейчас я проверила почтовый ящик в подъезде и нашла письмо от Нади, — скороговоркой произнесла Вахрушина. — Вам с ним обязательно надо ознакомиться. Я поеду по делам, буду на Хорошиловской улице, это в пяти минутах езды от усадьбы. Встретимся там через час у торгового центра. Знаете его?

Я вспомнил дурацкую историю с галстуком‑бабочкой, приобретенным в магазине, о котором шла речь, и ответил:

— Да, буду у центрального входа в указанное время.

Мария Борисовна отсоединилась, и трубка снова зазвенела. На сей раз меня разыскивала Нора, она зачастила:

— Федор Хмудов и вся его семья погибли в пожаре. Максим сегодня с утра начал выяснять, как можно побыстрее добраться до Ясного, дозвонился в местную авиакомпанию, чьи вертолеты туда летают, и узнал: один из летчиков, Степан Перминов, прибыв в очередной раз к отшельникам, обнаружил на месте дома головешки. Было проведено расследование, происшествие сочли несчастным случаем, все Хмудовы погибли. Очевидно, вместе с Федором, его женой и сыновьями сгорела и Ксения.

— Ужасная смерть, — поежился я. — А полиция уверена, что там не имел место поджог?

Элеонора сбавила обороты:

— Понимаю ход твоих мыслей, Елизавете Матвеевне выгодна смерть девушки. Но пока ни малейших подробностей не знаю. Официально причиной возгорания названо неосторожное обращение с огнем — у Хмудовых в доме была самая обычная дровяная печь.

— Что ты тут делаешь? — поинтересовалась Ксения, входя в комнату.

Я быстро засунул сотовый в карман пиджака:

— Пришел собрать вещи домработницы, их надо передать ее родственникам.

Девушка, одетая на сей раз не в теплый халат, а в пижаму, состоявшую из широких шаровар и коротенькой кофточки, едва достигавшей талии, скорчила гримасу:

— Экий ты старательный и правильный, прямо противно смотреть. Ой, куколка!