Игорь Чубаха - Кремлевский джентльмен и Одноклассники Страница 48

– Это обязательно. Не могу рисковать.

– За доктора я отвечаю, – Рыжий расплылся в улыбке. Предчувствие говорило ему, что операция пройдет без сучка и задоринки. – И за корабль тоже.

– Твой шофер знает тебя в лицо. Кого еще?

– Меня и Файнберга. Но он будет молчать, Князь. У него свой интерес. Если его выкупят вместе с Принцем, он вернется в Москву национальным героем. Что ему тогда заполярные уголовные дела? Как здоровье Тамары Николаевны, Князь? С ней все в порядке?

– Отдыхает, – сообщил Князь через паузу, но беседу не поддержал, предпочел напомнить: – Не забудь покинуть корабль. Вы мне нужны живыми. Оба нужны. Удачи.

Сухогруз набрал ход. Приспособленный для плаванья под тропическими широтами, он с легкостью резал волну и шел в бейдвинд, не давая порывам восточного ветра выбросить себя на скалы.

Минуту Рыжий ничего не предпринимал, любуясь ровным ходом корабля и бессилием непогоды. Потом все‑таки снова взял рацию в руки. Сейчас придет Чингачгук, как его прозвали с легкой руки Вихоря уже и друзья, и враги. Надо дать шоферу пару человек из команды…

Рация замигала красным. Внутренний вызов по кораблю.

– Да, слушаю!

– Поляков, я тебя убью, – спокойно сказала рация и отключилась.

Волны все так же шлепали о наветренный борт, ветер ревел в снастях. А Рыжий стоял неподвижно и держал возле уха двухфунтовую коробку в кожаном футляре, и с внушительной антенной. Справа над скалами показались дымовые трубы и краешек корпуса огромного уродливого здания, которое в этой пустыне по крайней мере не вызывает ничьих протестов. Точно такого же строения с четырьмя трубами, как в Окладинске.

Хотел нажать синюю клавишу. Не решился.

– Стоп машина!

Машинный телеграф, старомодная рукоятка, белые надписи на традиционном немецком языке, правда электронная начинка, связь с навигатором и автолагом, неважно это все сейчас, машинный телеграф лязгнул. Через несколько секунд послушная капитану громада сухогруза отозвалась, словно эхом. Гул двигателей стал на одну ноту выше. Винты остановились. Шторм уперся в гигантский железный парус наветренного борта и принялся толкать сухогруз вправо, к мели, к скалам, к берегу.

– Малый вперед! Полрумба к ветру!

На рации замигал синий огонек. Но Рыжий снова не взял трубку.

– Маневрируем, Князь, – тихо, так что сам еле расслышал, проговорил он. Стянул капитанскую фуражку, бросил ее в смотровое стекло, свободной от рации рукой уже натягивая непромокаемый плащ.

Шторм снаружи оглушил его не волнами и дождем, а ветром. Теперь корабль стоял неподвижно, и поток воздуха, силясь превозмочь силу двигателей, несся капитану Полякову в лоб, норовя сбить с ног, стремясь забраться в ноздри, разорвать щеки, задушить. После первого, глубокого вдоха Рыжий не мог выдохнуть, пока не добрался до трапа и, цепляясь за леера, скатился на первую грузовую палубу.

Два аборигена, неподвижные как статуи, расставив ноги, стояли возле ярко – оранжевой шлюпки, готовой к вывалке за борт. Отличная, все же на судне команда. Они вряд ли что‑то могли расслышать, когда капитан прокричал:

– Один со мной, один здесь! – но жест поняли. Рослый моряк шагнул следом, поправляя ремень автомата. Рыжий дождался, пока тот подойдет, и, оттопырив рукой карман плаща, проорал по – французски:

– Маску сними!

Пират даже плечами не пожал, послушно стащил маску. Это был Луи, второй боцман, очень спокойный уроженец Алжира, верующий мусульманин:

– Вниз!

Они пробежали мимо капитанской каюты, мимо каюткомпании и медицинского отсека. Заперто. На уже порядком истертой военными ботинками ковровой дорожке оставались мокрые следы. Первые за последние полчаса. Это хорошо, подумал Рыжий. Пока мы в отсеках, это хорошо, что наверху дождь.

Трап вниз. Коридор без ковровой дорожки, запах машинного масла.

Трап вниз. Луи не нужно было ничего говорить. Он успевал отслеживать, что видно за металлическим кружевом железных ступенек и наверху и внизу. Его автомат уже не висел на шее. Играючи, Луи постоянно держал на линии прицела каждый темный угол, непроверенный еще проем коридора. Приятно работать с такой командой.

Металлический люк в конце коридора. Открыт. Луи прыгнул вперед, скатился, не касаясь ступеней ногами, и тут же прицелился в глубину трюма. Махнул рукой – чисто.

И даже чище, чем хотелось бы. Дверь трюма тоже открыта. Рыжий поглядел на Луи, потом кулаком выбил стекло из кнопки тревоги и нажал. Далеко наверху, словно спросонья, заворчал огромный, злой, сумасшедший кот. Посреди трюма, в ржавой луже уютно лежали пустые бутылки из под минералки, будто на лесном пикничке где‑нибудь в Дибунах.

Три талевых кольца были пусты. На четвертом, предназначенном для Сергея Вихоря, висел, уронив голову, со скрученными за спиной руками шофер из города Окладинска. Чингачгук.

– Шеф… – сказал он тихо, когда Рыжий схватил за подбородок и выпрямил голову, ударив своего помощника затылком о стену: – я н – не поеду с вами… Я… сп – асибо за деньги… за предложение сп – асибо. Но я не пойду в море… У меня тут дела… Т – тут мертвого мента схоронить…

– Эй! – кричал Рыжий – Эй, очнись! Что произошло? Где Файнберг?

– Я останусь здесь… В О – кладинске…

– Ты не в Окладинске, эй! Ты на корабле! Это экваториальная Африка…

– Я т – теперь, – Чингачгук глядел на капитана с наставительностью, которая могла бы показаться Рыжему забавной, если бы он не видел, прямо через черную штанину комбинезона, в ногу Чингачгука, словно отравленная стрела, был воткнут шприц. Пустой уже шприц: – я т – теперь шеф, всегда в О – кладинске…

Рыжий понял, что сейчас будет. Взгляд бывшего шофера уже не опускался. Он смотрел на Рыжего расширяющимися, выкатывающимися из орбит глазами, и орал, пока беззвучно, потому что забыл вдохнуть. Ему бы сейчас того ветра, что на палубе, подумал Рыжий. Он понимал, что Чингачгук соцерцает не его, а самое страшное, что может себе представить. И может быть, это замерзшее спокойное и мертвое лицо Лаврентия Титова.

– Вот теперь, – сказал Вихорь, увидев, как через десять секунд после начала воя сирены четверо матросов в черных непромокаемых плащах пробежали по грузовой палубе.

Он натянул капюшон, то же сделали Грин и Семен Цапля. И на палубе оказалось на три пирата больше, чем должно быть по боевому штатному расписанию, если оно тут вообще существовало. Но это ничего, если учесть, что четверо пиратов лежали без сознания в радиорубке и в отсеке, где хранятся акваланги, и где сейчас Принц беседовал о чем‑то с доктором Файнбергом.

Парень у лодки никуда не делся, похоже дисциплинка на корабле и, правда, царила военная. Он, как положено, проводил глазами последнего грузно пробежавшего мимо него Семена Цаплю, но Грин, бежавший первым, оттолкнулся от ступеньки трапа и упал караульному на плечи за секунду до того, как Вихорь огромной своей пятерней обхватил автомат точно там, где спусковой крючок. Пальцы пирата не успели нажать спуск, рот ему зажимал Грин, а Семен Цапля, тихонько вздохнув, воткнул один из трофейных шприцев.

Пират беззвучно завопил от боли. Чингачгук не врал, экстракт спорыньи внутримышечно, это больно. Это сначала больно и только потом очень страшно.

«Майя Плисецкая» тихо дрейфовала малым ходом против ветра, и надстройка защищала теперь от ветра и дождя. Подбежав к шлюпбалкам, Вихорь прикрыл ладонью глаза. У скал кипело море, вот там какая‑то расщелина, там поспокойнее. Над скалами вздымались какие‑то трубы, четыре, дохлый ослик, прямо как в Окладинске. Опять меня занесло в промышленный городок на берегу моря. Блоки хорошо смазаны тавотом, не заскрипят. Приятно думать, что кораблем командует российский моряк, пусть даже прожженный негодяй. Ну что – ж. Майна.

Выла сирена. Грин уложил брыкающееся тело на палубу и услышал за спиной спокойный, добродушный голос Семена Цапли…

– Нет, ты можешь, конечно… у тебя, конечно, шпалер… но ты подумай, хлопчик… вот шмальнешь, вот я падать начну… а он тут, рядом. А если я дрыгнусь? А если он будет у тебя во рту?

Один из пиратов, заинтересовавшийся возней у шлюпки, стоял рядом, уперев ствол автомата в старпома с «Мистрайза». Но тот хладнокровно тыкал злыдня под челюсть справа еще одним шприцем. И пират косил глаза, насколько хватало прорезей в маске, хотя и не понимал ни слова из ровной, бестревожной мовы украинца. Грин отключил автоматчика быстро, ударом по шее слева, и второй автомат кинул Цапле.

– А у этого? – спросил старпом.

– Этот пусть лежит.

Пират, уколотый спорыньей под ключицу, копошился на палубе, будто хотел поудобней улечься, не выпуская автомат.

Шлюпка уже качалась над водой, когда еще две фигуры в плащах пересекли грузовую палубу. Тот, что впереди, замешкался с прыжком, но Принц, тащивший в руках пару баллонов от акваланга с загубниками, не был расположен к долгим уговорам.

– Профессор, друг мой! – сказал он жестко и холодно, пихнув Файнберга в спину тяжелым баллоном.