Нина Васина - 37 девственников на заказ Страница 49

— Люся, подожди!..

— Я так и думала, что с нею это случится. Она забрала из дома свои снотворные таблетки и всюду таскала их с собой.

Люся подходит к столу и спокойно осматривает сначала Анну-бель, потом Аквинию. Медленным осторожным жестом закрывает им обеим глаза.

— Если ты знала, что она собиралась покончить с собой…

— Моя мама? Никогда. Она собиралась отравить Аквинию. Как ты думаешь, стоит посмотреть таблетки у мамы в кармане пиджака?

— Не стоит. Я позвонила человеку, который сейчас приедет осмотреть это место. Не надо ничего трогать.

— Понятно, — кивает Люся, идет в кухню и приносит оттуда еще два стула. Ставит их у стола и предлагает мне сесть.

— Ты думаешь?..

— А что? Посидим вчетвером, я всегда об этом мечтала — четыре любимые женщины Богдана Ха-лея за одним столом.

Сажусь, потому что ноги не держат.

— Извини, ты пришла ко мне в центр за помощью, а я не смогла сопоставить. Ты — Камарина Людмила, а я…

— Людмилой меня мама настояла записать в советском паспорте.

— А я в детстве плохо запоминала фамилии, если они мне казались неважными. Зачем мне было запоминать фамилию помощника посла?

— Пресс-атташе. Первый муж моей мамы, Кама-рин, был пресс-атташе. Когда родители развелись, мама оставила себе фамилию прежнего мужа и изменила мою. Я стала Камарина. Ты была на кухне? — вдруг спрашивает она.

— Нет, я сразу прошла в комнату…

— В кухне на холодильнике лежит череп моего отца.

Резко встаю, потом без сил опускаюсь на стул.

— Аквиния его использовала, как пепельницу? — едва шевеля губами, спрашиваю я.

— Нет, — качает головой Люся. — Просто лежит себе… Бабушка Аквиния была странной, но справедливой. Она сказала моей матери, что череп в нашей квартире травмирует психику ребенка — тем более, запрятанный в чулане. Мама спохватилась — она совсем забыла об этой реликвии — и отдала череп Аквинии с условием, что та не вывезет его за границу.

— В ассоциативном ряду твоих неосознанных страхов череп отсутствовал, — вдруг замечаю я.

— Я его не боялась. Мама объяснила, что скелет моего отца стоит где-то в институте на всеобщее обозрение, но ей удалось уговорить Богдана похоронить голову — при условии, что она после его смерти взвесит мозг и запротоколирует это. Мама правда хотела похоронить голову (“хотя бы ее не выставлять на изучение посторонним!”), а потом из вредности тайком заплатила за обработку черепа для хранения.

— Когда она его уговорила? — спрашиваю я, задержавшись взглядом на руке Аквинии — высохшей куриной лапке.

— Боишься мертвых? — интересуется Люся, заметив это.

— Нет. Просто странно все…

— Это условие было оговорено в обязательстве развода, Богдан уже тогда написал завещание на свое тело, мама об этом знала и потребовала себе голову. Это рассмешило отца, он согласился.

В комнату тихо входит Кохан. Он стоит некоторое время, обозревая наши мирные посиделки, потом начинает нервно потирать правое ухо.

— Это что же получается? — говорит он, когда ухо становится алым. — Это ведь получается — две мертвые старушки? А вы кто? — бросается он к Люсе, потом, не дождавшись ответа, ко мне: — Кто она? А это кто?! — нервно дернулся он на звук шагов.

В комнату вбежала моя мама.

— Все в порядке, — сразу же начала она объясняться, хотя я и делала ей знаки руками. — Теперь все будет хорошо, я устранила это… — Мама заметила наконец незнакомого мужчину и мои гримасы. — Это недоразумение, теперь все будет хорошо, все — на своих местах, больше — никаких неприятностей…

— Это моя мама, она плохо себя чувствует, может упасть в обморок, — быстро объясняю Урсе странное поведение вбежавшей мамы. — Мы с нею пришли сюда в квартиру, а тут вот… лежат… А это Люся, она нашла свою маму… — Чувствую, что начинаю заваливаться набок.

— Все должны сесть и замолчать! — не выдержал Урса.

Мама присела на краешек тахты.

— Вы передвигали тела? Трогали что-нибудь в квартире? — поинтересовался Урса, подойдя к телефону.

— Нет, — отвечаю я. — Не передвигали. Я позвонила вам с этого аппарата.

— А я принесла из кухни два стула, чтобы сесть здесь, — объясняет Люся.

— А я ничего не выносила! — слишком громко заявляет мама.

— Почему вы позвонили мне, а не в милицию? — надувается злостью Урса. — Ну почему, спрашивается?!

— Я подумала, вам будет интересно…

— Мне? Интересно? Вы обнаружили двух мертвых старушек и решили, что мне это будет интересно?

— Это две жены Богдана Халея. Аквиния, — я кивнула направо, — и Анна, — кивнула налево.

— Что?

— Да. А это — дочка Богдана Халея, Люся Кама-рина.

— Хотите сесть? — поинтересовалась Люся. — На кухне еще есть табуретка. Я принесу.

— Нет, — моментально успокоился Урса. — Спасибо. Я постою. Это ваша квартира.

Люси. Люся посмотрела на меня.

— Это квартира Аквинии, — объясняю я. — Она купила ее для наблюдения за квартирой бывшего мужа, — показываю рукой на окно.

— Прекрасно, не будем пока вызывать милицию, — определился Урса и положил трубку. Прошелся туда-сюда по комнате и опять взял трубку телефона. — Будем вызывать надежных сотрудников.

Пока он говорил по телефону, я попыталась объясниться с Люсей.

— У меня для тебя очень важное сообщение.

— Я тоже должна сказать тебе нечто важное, — кивнула Люся.

— Люся, у тебя нет никаких психических отклонений! То, что ты видела в детстве, было абсолютной реальностью!

— Уже проводите сеанс лечения? — возник рядом Урса и уставился на меня злыми глазами. — Отвечайте быстро, пока некому протоколировать. Вы обе были здесь в момент смерти старушек?

Сбивчиво рассказываю, почему мы здесь. Откуда у меня ключи от этой квартиры. Люся показывает билет Аквинии на самолет, улетевший без нее. Мама в это время постаралась прошмыгнуть к двери.

— Здесь все родственники, а я совсем посторонняя, — объяснила она, когда Кохан ее остановил. И вдруг спросила: — Они ведь не зарезаны? Они умерли от злости, да?

Я схватилась за голову. Кохан вцепился в маму мертвой хваткой. Мама объяснила, почему она решила вынести из квартиры с мертвыми телами три упакованных ножа для резки тростника.

— Потому что я теперь сама не знаю точно, который из них — Мудрец!

— Как — Мудрец? — взвился Кохан. — Опять — Мудрец?!

— Вот видите, вы тоже все понимаете — недаром мне сразу показалось, что я вас уже видела раньше! — перешла в наступление мама. — Теперь понимаете? Это все случилось с женами Богдана, потому что они вынесли из его квартиры нож Мудрец! Проклятие, понимаете? А я, как назло, накануне перепутала все ножи, чтобы они не знали, где какой!

— Заче-е-ем? — стонет Кохан, терзая свое ухо.

— От злости на них, на этих развратных старух, я уже объяснила! Вот и пришлось теперь… — развела она руками, — вынести все три ножа. Пусть пока полежат на всякий случай в квартире Богдана, а то вдруг с вами что случится…

— Почему — со мной? — склоняется Кохан над мамой, усаженной им силой обратно на тахту.

— Но вы же… вы потребуете сейчас вернуть назад… вещественные доказательства, и тогда с вами опять может случиться… вы уже подвергались…

— А что, эти ножи являются вещественными доказательствами? — спрашивает Урса.

— Конечно, нет! — с горячностью уверяет мама, натыкается на его свирепый взгляд и стушевывается. — Если только они не зарезали друг друга…

— Я с ума сойду с вами! — подводит итог Урса. У открытой входной двери послышались голоса.

— Коллеги! — обратился к вошедшим мужчинам Урса. — Для начала обыщите присутствующих здесь живых дам, а потом — соответственно мертвых.

Я сознаюсь, что страшно спешу.

— Обыщите ее первой! — приказывает Урса.

— Урса Венедиктович, сделайте одолжение: обы-щите меня сами, — попросила я.

— Я в этом деле не профессионал, — злорадно сообщил Урса.

— Обыщите, мне нужно вас о чем-то попросить. Это личное, — добавляю я.

Пока Урса топчется рядом и сопит, проводя по моему телу руками, я прошу его узнать по своим каналам, не получал ли Иероним Глистин значительную сумму денег перед тем, как состоялась наша встреча.

— Ваша с Глистиным? — не удивился моей просьбе Урса.

— Нет, наша с вами в кабинете № 12.

— Допустим, — подумав, отвечает Урса, — Глистин имел некоторые договоренности со Службой. Что вам это даст?

— Тогда я должна срочно бежать.

— Бежать, в смысле — скрыться?..

— В смысле — опаздываю, хватит гладить мою ногу.

Байрон на крыше

Кира Ланский сидел у телефона до десяти тридцати.

Телефон молчал.

Он походил по комнате, осмотрел жидкое бесцветное утро за окном с подтеками вчерашнего дождя на стекле. Потом сел на пол спиной к батарее и замер, раскинув ноги на облезлом ковре.

В почти пустой комнате сидеть можно было только на стуле у компьютера, но там Кира провел большую часть ночи.