Люся Лютикова - Детский сад, штаны на лямках Страница 5

Хозяйка выскочила в холл, а я осталась на кухне. Со своего стула я не могла видеть, что происходит в коридоре, зато отлично слышала.

– Привет, – сказала Алка.

В ответ супруг что-то неразборчиво пробурчал.

– Ты почему так поздно? – Алкин голос звучал, как мне показалось, на полтона выше обычного.

– Были дела, – отозвался Никита.

– Какие еще дела?

– Возникли проблемы с пожарной инспекцией.

– В десять вечера?! – прошипела жена.

Воздух мгновенно стал густым, как взбитые сливки. Я вжалась в стул и перестала дышать, боясь выдать свое присутствие.

Однако Алке удалось взять себя в руки.

– Дорогой, у нас гости. Тебе будет любопытно узнать, кто это.

– Извини, не сегодня. У меня дико раскалывается голова, пойду лягу.

– А как же ужин?! – Голос жены взвился под потолок.

Муж не удосужился ответить. Заскрипели ступеньки лестницы, ведущей на второй этаж.

Я почувствовала себя неловко. Ясно как божий день, что семья Нащекиных находится на грани распада. Все эти занавески, мебель на заказ и прочие внешние атрибуты не в состоянии воскресить то, чего давно уже нет: любовь и понимание. Впрочем, чего это я тороплюсь с прогнозами, миллионы семей живут без любви и понимания и разводиться не собираются.

Вернувшись на кухню, Алка зыркнула на меня с такой злобой, будто это я была виновата в том, что ее брак не удался. Чтобы сгладить неловкость, я вымученно зевнула и сказала:

– Пожалуй, пойду спать. Утро вечера мудренее.

– Тебе придется лечь на ковре в гостиной, – заявила хозяйка, – спальных мест больше нет.

Я усмехнулась: тоже мне, элитное жилье называется, спальные места для гостей ограничены одним диваном.

Алка интерпретировала мою усмешку по-своему.

– Не переживай, – обнадежила она, – я дам тебе спальный мешок.

Глава 4

Утром я проснулась на удивление свежая и бодрая. Было ощущение, что я вернулась в детство. Ребенок вскакивает с кровати, как только открывает глаза. Его манят игрушки и мир за окном, такой огромный и интересный. Взрослый же знает, что ничего интересного в этом мире нет, а когда он продерет зенки, его встретят опостылевшая работа, долги по кредитке и раскабаневшая жена. Так стоит ли вообще просыпаться?

Лично я валяюсь в постели до упора. В мобильнике есть такая функция – «подремать». Будильник можно переставить на десять, пятнадцать минут вперед и снова окунуться в объятия Морфея. Я могу оттягивать пробуждение в течение нескольких часов, так что дела, которые запланировала на утро, автоматически переносятся на вечер. Или – что чаще – вообще отправляются ко всем чертям.

Но сегодня я проснулась без всякого будильника, готовая к трудовым свершениям. Причина, скорей всего, заключалась в спальном мешке. Надо бы купить такой мешок домой и практиковать сон в нем. Глядишь, с помощью этой нехитрой уловки я превращусь из закоренелой «совы» в «жаворонка» и хоть изредка буду любоваться на рассвет собственными глазами.

Диван был пуст, значит, Алябьева уже встала.

Я обнаружила ее на кухне в компании Никиты. Сблизив головы, они о чем-то тихо беседовали. Ленка с Никитой были похожи на бывших супругов, которые развелись и даже успели вступить во второй брак, однако сохранили хорошие отношения.

Пожелав им доброго утра, я пошла умываться. А когда вышла из ванной, увидела, что Алка наблюдает за своим мужем и бывшей одноклассницей точно так же, как я несколько минут назад. И выражение ее лица не предвещало ничего хорошего.

Со второго этажа спустилась няня с прелестной белокурой Наденькой. Возникла радостная суета, которая всегда сопровождает появление маленького ребенка.

Сославшись на работу, Никита поспешно покинул квартиру. Вот любопытно, какие срочные дела могут возникнуть у ресторатора в полвосьмого утра? Алке, вероятно, тоже хотелось бы это знать, потому что вид у нее стал совсем угрюмый.

А Ленка, увидев маленькую девочку, пала духом, еще секунда – и зарыдает.

– Люська, а что, если они никогда не вернут мне сына? – прошептала она.

– Такого не может быть, – убежденно заявила я. – Это какая-то чудовищная ошибка. Я уверена, что в соцзащите перегнули палку. Перестраховались. Не разобрались. Надо поехать к той самой инспекторше и спокойно с ней поговорить. Спокойно, понимаешь? Возможно, уже сегодня тебе отдадут Костика. Правда ведь, Алка?

– Угу, – отозвалась Безруких, погруженная в свои мысли.

Мало-помалу Ленка проникалась моей уверенностью.

– Да, точно, это ошибка. Надо поехать и во всем разобраться.

– Тебе нужно запастись документами, подтверждающими, что ты хорошая мать, – советовала я. – Медицинская карта Костика где находится? В поликлинике?

– Нет, дома. Как раз сегодня мы собирались идти к стоматологу.

– Значит так, сначала езжай домой и возьми карту. Она доказывает, что ты занимаешься здоровьем ребенка, водишь его к стоматологу. Может, еще найдутся какие-нибудь справки?

– Есть договор с секцией плавания, Костик ходит туда два раза в неделю.

Я кивнула:

– Отлично, договор тоже надо показать в соцзащите, он подтверждает, что ты физически развиваешь ребенка.

– Еще Костик несколько раз сходил в студию рисования, – вспомнила Ленка, – но ему там не понравилось. Никакого договора со студией я не заключала.

– Мне кажется, об этом следует упомянуть в разговоре с инспекторшей. Это доказывает, что ты развиваешь ребенка не только физически, но и эстетически. Скажи, что преподаватель студии может подтвердить твои слова. Кстати, не исключено, что тебе действительно придется обратиться к нему за свидетельскими показаниями.

– Ты говоришь так, словно на меня завели уголовное дело.

– Практически так и есть. Не забывай, что через неделю состоится суд, на котором тебя могут лишить родительских прав. Так что свидетели со стороны защиты не помешают.

Вспомнив про суд, Алябьева спала с лица.

– Господи, я этого не переживу! Просто не представляю, где найти силы, чтобы спокойно разговаривать в соцзащите! Боюсь, я сорвусь на крик, и они выгонят меня взашей. Люська, может, сходишь со мной? Поддержишь меня морально, а?

– Конечно, поддержу!

– Нет, она не может, – встряла Алка. – Утром ей надо быть в школе, я уже договорилась с Марией Николаевной об интервью.

Я махнула рукой:

– Не волнуйся, я везде успею.

Наскоро позавтракав вчерашними салатами, мы с Алябьевой оделись и пошли к выходу. Когда мы уже стояли на пороге, маленькая Наденька, будто чувствуя настроение взрослых, подошла к грустной тете Лене.

– Не плачь, – она протянула своего плюшевого зайчонка с оторванным ухом, – он будет тебя любить.

Даже у меня комок подступил к горлу, чего уж говорить про Алябьеву. Всю дорогу до автобусной остановки она вытирала слезы.

В каждом российском городе есть улица Мира, и располагается она, скорей всего, в центре. В моем родном городе улица Мира практически вся застроена сталинскими домами в четыре-пять этажей. Разглядывая их из окна маршрутки, я только диву давалась: возможно, коммуникации в домах устарели, но фасады выглядели безупречно.

– Отсюда до мэрии рукой подать, – объяснила Ленка, – поэтому потемкинский ремонт у нас делают каждый год.

– Почему потемкинский? – не поняла я.

– Сейчас увидишь.

Мы зашли под арку, и я увидела, что парадный вид дома имеют только с улицы. Со стороны двора кирпичная облицовка почти полностью отвалилась, словно по ней долгое время вели снайперский обстрел. Надо же, потемкинским деревням скоро уже двести пятьдесят лет исполнится, а трюк до сих пор по всей России работает![2]

В подъезде Ленка не стала подниматься по лестнице, а открыла первую квартиру на первом этаже.

– Проходи, – она распахнула простенькую железную дверь.

Я переступила порог и ахнула:

– Вот это хоромы!

– Четыре комнаты, – безо всякого выражения ответила Алябьева.

Меня поразило, насколько много в квартире пространства и воздуха. Большая прихожая плавно перетекала в широкий коридор, куда со всех сторон выходило, как мне сначала показалось, какое-то безумное количество дверей. Оправившись от изумления, я подсчитала, что дверей всего семь. Впечатление большого пространства усиливалось из-за того, что мебель практически отсутствовала. На всю прихожую – только круглая вешалка для одежды и тумбочка для обуви. Первая комната, в которую я заглянула, оказалась вообще пустой, зато с эркером и чудесной лепниной на потолке. Задрав голову, я разглядывала гипсовых купидончиков, целящихся своими стрелами друг в друга.

– Потолки сколько метров? Три?

– Три сорок.

– Класс!

– Ничего классного, – отозвалась из коридора Ленка. – Лампочку в люстре поменять – и то чудовищная проблема. Я еще не говорю о других недостатках.

– Господи, да какие у высоких потолков могут быть недостатки?

Ленка не ответила. Выйдя в коридор, я увидела, что хозяйки там нет. Я обнаружила ее в одной из комнат. Выдвинув ящик письменного стола, Алябьева рылась в бумагах.