Елена Логунова - Конкурс киллеров Страница 5

— Два раза, — с нескрываемым удовлетворением констатировал Алеша и посмотрел на Славу.

— Славик! Ты сам-то этот текст читал? — я обернулась к режиссеру, выбирающемуся из угла, как разъяренный гризли из берлоги.

— Нет! Но я его писал! — Слава остановился посреди студии, выхватил из нагрудного кармана бумажный листок и с выражением прочитал: — Дорогие друзья, турфирма «В добрый путь!» приглашает вас своими глазами увидеть увитые плющом руины древнегреческих храмов. Размещение на выбор: в комфортабельных отелях на побережье или на уединенных виллах в горах!

И он остро сверкнул окулярами в Наташину сторону:

— Что здесь смешного? Нормальный рекламный текст!

— Нормально дебильный, — кивнула я. — А телетекст суфлеру кто набивал? Макс? Тогда и претензии не к Наташе, а к нему! Ты посмотри, он же умудрился сделать в твоем тексте две орфографические ошибки, да какие! Слово «виллы» с одной буквой «эл» и руины, увитые не плющом, а плюшем! Ты представляешь себе эту картину? Уединенные вилы в горах, увитые плюшем?

Слава задумчиво скосил глаза в угол с разоренной выгородкой медицинской программы и через мгновение неуверенно хохотнул — раз, другой…

— Что и требовалось доказать! — удовлетворенно кивнув, я покинула студию.

И двинулась по коридору на поиски стажера-оператора, которому выпало счастье начать свою работу на телевидении с таким мудрым и добрым человеком, каким я чувствовала в данный момент себя.

Обычное заблуждение клинических идиотов!

Трамвай плавно прошел поворот и подкатил к остановке. Передняя дверь открылась прямо перед нами.

— Заходишь в вагон и сразу начинаешь снимать, — в десятый раз проинструктировала я стажера. — Сделай быстренько несколько общих планов, пока граждане не очухаются и не начнут отворачиваться от камеры или, еще хуже, приветственно махать в объектив ручками.

— Да понял я, все понял, — сквозь зубы проворчал утомленный моими наставлениями парень, с камерой на плече ныряя в открытую дверь.

Я быстро пробежалась вдоль вагона и успела заскочить на заднюю площадку.

Так, что тут у нас? С трамваем повезло, народу в вагоне немного, в проходе никто не стоит, оператору не мешает. Одуревшая от жары кондукторша лениво поглядела на Вадика и безразлично отвернулась, понимая, что платы за проезд с нас не взять. Мой стажер, покачиваясь и не отрывая глаза от видоискателя, беспрепятственно брел по проходу. Без штатива, да… Представляю, какая чудесная будет картинка…

Я отогнала несвоевременные мысли и внимательно оглядела сидящих: ну, кому тут хуже других?

Отправляясь на съемку, я провентилировала вопрос в городском центре медпрофилактики и получила статистическую сводку, свидетельствующую о том, что именно пассажиры общественного транспорта в это августовское пекло являются группой риска по части тепловых ударов. Оставалось найти кого-нибудь хоть отчасти ударенного.

Ага, вот я вижу прекрасный экземпляр пассажира полуобморочного обыкновенного!

— Вадик, сними этого типа, — возбужденно шепнула я стажеру. — Общий план, несколько крупняков, особо — капли пота на затылке. А потом я попробую привести его в чувство, за шкирку потрясу, что ли, или по мордасам похлопаю для экспрессии в кадре…

Мужчина в светлых брюках и белой рубашке, поникнув головой, сидел в последнем кресле по левому борту. Лица его я не видела — человек не то спал, не то действительно находился в обморочном состоянии. Рыжие волосы парня ерошил гуляющий по вагону сквозняк, одна рука лежала на коленях, другая безвольно свешивалась вниз, оттягиваемая массивными часами. Похоже, настоящий «Лонжин», с удивлением отметила я, странно, что обладатель столь дорогой вещицы ездит в трамвае! По идее, этот фирменный хронометр должен идти в комплекте с «Мерседесом».

— Подвинься, — стажер бесцеремонно оттолкнул меня в сторону, и я едва удержалась на ногах: трамвай как раз вошел в поворот.

Объект съемки тоже покачнулся, но с кресла не свалился, только голова его запрокинулась, но и этого оказалось достаточно, чтобы мне стало понятно: парень безнадежно мертв!

В груди несчастного, посередине левого кармана, торчала рукоятка не то ножа, не то отвертки. Кажется, это называется «заточка». Странно, а рубашка по-прежнему белая, крови не видно совсем…

Вадик прерывисто вздохнул, опустил камеру и уставился на меня округлившимися глазами. Я стряхнула с себя оцепенение.

— Прекрати таращиться, — тихо зашипела я, боясь раньше времени привлечь чье-нибудь внимание. — Хватит тут и одного пучеглазого! Отомри! Ты что, покойников никогда не видел?

— Вот это вилы! — пробормотал мой практикант, бледнея на глазах.

— Уединенные вилы в горах, увитые плюшем, — машинально отозвалась я.

Злосчастные вилы виделись мне, как наяву: на их острых рожках торжественно и печально трепетали траурные черные ленточки…

— Он же м-мертвый! — вернул меня к действительности Вадик.

— Покойники все мертвые! — оборвала я разболтавшегося стажера. — Живо снимай, или ты сейчас тоже таким будешь! Убью немедленно собственными руками!

Вадик сглотнул и водрузил камеру на плечо. Чтобы загородить оператора, я обошла его с фланга и застопорилась в проходе, схватившись обеими руками за спинки кресел с двух сторон. Поймала безразличный взгляд кондукторши и с намеком заморгала ей. Сонная баба посмотрела на меня сначала с недоумением, потом с медленно растущим интересом.

Слезет она со своего постамента или нет?!

Слезла! Тяжело ступая, кондукторша подошла ко мне.

— Добрый день, в вашем вагоне труп, — с ходу сообщила я. — По-моему, еще свеженький. Есть у вас какие-нибудь инструкции на этот счет? Что надо делать?

Баба молча протолкалась к покойнику, внимательно посмотрела сначала на него, потом на меня, кивнула и заорала:

— Граждане пассажиры! Трамвай неисправен, дальше не пойдет! Просьба покинуть вагон!

Ворча и ругаясь, пассажиры сошли на остановке.

— А вы останьтесь, — строго сказала мне кондукторша. — Я пока сообщу, куда надо.

Она удалилась по проходу в сторону кабины водителя.

— Она же не думает, что это мы его укокошили? — забеспокоился Вадик.

— Думать будут другие, — ответила я, ныряя рукой в карман джинсов.

Какая я все-таки умница! Не зря прихватила с собой запасную кассету!

— Вадик, быстро замени кассету и сделай дубль! — Я торопливо сунула маленькую коробочку в руку стажеру. — А отснятую дай мне и попробуй только проболтаться, что она существует!

— Понял, — сказал Вадик, ловко производя замену и приступая к работе.

Пожалуй, из парня все-таки получится оператор!

Я покосилась в сторону кондукторши — она стояла к нам спиной и ничего не видела. Вздохнув, я опустилась в пластмассовое кресло по другую сторону прохода и посмотрела в окошко. Позади нас медленно, но верно скапливались трамваи. На остановке толпились возмущенные пассажиры. Милиции пока не было видно, но я не сомневалась в том, что она скоро появится.

Вот интересно, где я могла видеть этого мужика? Личность убитого отчего-то казалась мне знакомой. Такие приметные уши, просто крылья летучей мыши… И эти рыжие волосы, и белозубый оскал…

И тут я подпрыгнула в твердом кресле, чувствительно ударившись задницей о гладкий пластик! Вспомнила! Та морда на утреннем газетном развороте! Клянусь, на нем был наш покойник!

А что это была за газета? Черт ее знает! Какое-то иллюстрированное бульварное издание, развлекательное «желтое» чтиво, которое покупают в дорогу. Названия я не видела, мне достался центральный разворот, даты выхода газеты я тоже не знаю — и не узнаю, разве что ворвусь в киоск «Роспечати» и переворошу все подобные издания. Но где гарантия, что нужная газета не продана, скажем, неделю назад? Да и поезд, из вагона которого спланировала на меня бумажка, вышел вчера утром из Питера, может, это было какое-то местное издание?

Я обреченно вздохнула. Похоже, выход у меня один: сразу, как только разделаюсь с милицией, бежать на вокзал и потрошить давешнюю мусорную урну.

Простая мысль о том, что можно оставить все как есть и не лезть не в свое дело, почему-то вовсе не пришла мне в голову!

Кассету с видеозаписью милиционеры у нас, разумеется, конфисковали, распространяться о случившемся в эфире категорически не велели, но я к этому была готова. Едва вагон с опергруппой и трупом укатил и движение транспорта наладилось, мы с Вадиком отважно взяли на абордаж другой трамвай. Там никаких криминальных жмуриков не было, и Дмитрий Палыч получил-таки ожидаемый сюжет в вечерний выпуск.

Сдав шефу готовую работу, я ускользнула в гардеробную и залезла в самый дальний шкаф, забитый неликвидным барахлом, которое экономному Алексею Петровичу жаль было выбросить на помойку. Среди прочего хлама в куче тряпья нашлись совершенно новые, но дивно безобразные комбинезоны из веселенькой ткани ярко-красного цвета, фактурой напоминающей дерюжку. Не знаю, за какой надобностью эти одеяния вообще у нас завелись, не иначе все тот же Алексей Петрович на всякий пожарный подгреб какую-нибудь гуманитарную помощь. Я ни разу не видела никого в подобном наряде на просторах родной телекомпании! К комбинезонам — безразмерным, но снабженным массой застежек-липучек для подгонки их по фигуре, — прилагались еще оригинальные головные уборы из той же кумачовой рогожки: нечто вроде широкого матерчатого обруча с двумя козырьками. По моим прикидкам, носить их можно было, как минимум, двумя способами: ориентировав козырьками соответственно на лоб и на затылок или же прикрыв этими крылышками уши. Я примерила чепец на второй манер и нашла, что здорово смахиваю на спаниеля!