Татьяна Луганцева - Семь пятниц на неделе Страница 5

Молодые девчонки завизжали от ужаса, а Аграфена подавилась. Татьяна же кинулась к нему, сметая все на своем пути, с криком:

– Подожди, дорогой! Твоя путеводная звезда спешит к тебе на помощь!

«Эта звезда больше похожа на крейсер или даже на ледокол, – подумала Груня. – Наверняка вся ее помощь сейчас будет заключаться в том, что она перевяжет ему руку грязным, засаленным, в ошметках еды боа!»

Потом что-то было еще и за что-то еще… А затем Аграфена отрубилась и больше ничего не видела и не слышала. Было ей сначала хорошо, потом плохо. Все как всегда, ничего не менялось в этой жизни.

Глава 3

Аграфена была очень удивлена. Она почему-то думала всю свою сознательную жизнь, что даже если и есть на свете загробная жизнь и если существует душа, способная покинуть тело, то, возвращаясь в другое тело, она обязательно выбирает человеческое. То есть осуществляется этакое переселение душ из одного человеческого тела в другое. Отсюда и происходят не очень убеждающие разговоры о том, кто кем был в прошлой жизни. То, что она умерла и душа ее отделилась, Груня поняла сразу по дикой боли во всех частях своего тела, в голове в том числе. Видимо, отрывалась от тела с трудом.

«Что ж так больно? Должно было быть легче: туннель, свет и новая жизнь, без низменного и ненужного», – думала она, удивляясь, что вообще способна думать в такой ситуации. Но потом, по звуку копающей лопаты, поняла причины столь резкой боли. Оказывается, ее душа не отлетела в рай, подарив ей редкостные минуты блаженства, а сразу же переселилась в… репку. Вот в чем была обида! Почему-то не в человека, а в овощ, вонючий и жесткий. Да еще такой вредный, который нельзя вытащить из земли просто и надо его тянуть, тянуть… Груню-репку явно кто-то хотел вытянуть. И кричат, и стучат лопатами вокруг… И бабка за дедку, и внучка за дедку, а за того Жучка и кот…

«Когда же все закончится?! – ужасалась Груня. – Просто кошмар какой-то!»

– Позовите мышку, – сказала она, сама не узнав своего голоса, и открыла глаза.

Над ней склонилось лицо режиссера театра.

– Чего?

– Мышку позовите, и уже закончим с этим, – более уверенно произнесла Аграфена.

– Какую мышку?! Не дай бог, нам опять мышей под сцену! С таким трудом вывели! – непонимающе моргал глазами Колобов. – Может, Груша, ты проголодалась? Приготовить тебе что-нибудь поесть?

– Ой, меня сейчас вырвет…

– Так ты того, не стесняйся. Многих уже вывернуло. Зато легче станет, – посоветовал ей Эдуард Эрикович, вытирая платком потное лицо. – Я, если честно, испугался за тебя.

– За репку? – уточнила Груша.

– За тебя! – поправил директор-режиссер. – Вся бледно-зеленая такая, фактически не дышишь… Я даже струхнул. Немного отходил тебя по щекам, ты уж извини. Очень обрадовался, что жива, слегка порозовела даже. Или это фингалы будут? Может, и перестарался я с оплеухами-то… Ты, если что, прости.

Аграфена поморщилась и попыталась осмотреться.

– А где мы?

– Где и все, в театре. Вчера как начали праздновать, так вот и… – развел руками Эдуард Эрикович. – Ладно, я пойду дальше, проверю, не потеряли ли мы кого-то на радостях. Нам только работников морга сюда на всеобщее веселье не хватало! Ты давай, в себя приходи, и Таню растолкай.

– Чего сам не растолкал? – спросила Груня, которую от слова «растолкай» опять замутило.

– Она меня уже стукнула и совершенно нелитературно послала, – пожаловался Эдуард Эрикович и буквально пополз дальше.

Аграфена села и поняла, что хоть она и почувствовала себя репкой, но в положении находилась очень даже неплохом. Во-первых, она была одета, и сие наводило на мысль, что она таки осталась честной девушкой. Во-вторых, лежала на бархатных сиденьях кресел (их подлокотники были подняты) в зрительном зале, в отличие от многих людей, валявшихся прямо в проходе и между сиденьями. Рядом лежала Татьяна Ветрова с капустным листом на лице.

– Таня, – потрогала ее Груня.

– А? Нет!

– Что?

– Боже, как мы напились! Грунька, у меня проблемы.

– Сейчас у всего коллектива одни и те же проблемы, – успокоила ее Аграфена.

– Алкоголь паленый, наверное, был. У меня вон кожа от лица отслоилась, – пожаловалась Татьяна, трогая дрожащей рукой капустный лист. – А для актрисы потерять лицо – смерти подобно. Подходил Эдик, и я его послала. Наверное, еще не заметил… Что делать, а?

– Это капуста, а не кожа, – пояснила Аграфена, снимая лист с ее лица и еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться – любые сотрясения внутренних органов в ее нынешней ситуации были опасны.

– Правда? Точно, я же забыла, что вчера сама его и положила, чтобы отеков с утра не было, – обрадовалась актриса. – Прямо гора с плеч!

– Ну и погуляли…

– Так радость-то какая!

– Какая?

– Ты что, серьезно не помнишь? – Таня подняла на художницу воспаленные глаза.

– Не-а. Как с тобой говорили, помню, а дальше провал, – честно призналась Аграфена.

– Так ты самого главного не дождалась! Эдуард все в секрете держал, чтобы сюрпризом сшибить с ног. И ему удалось – два человека уехали на «Скорой» в больницу.

– От радости? – усомнилась Груня.

– От нее самой, – утвердительно кивнула Татьяна. А затем торжествующе произнесла: – Дело в том, что он выбил нам работу на лето!

– Летом? Работа? – не понимала Груша. – Гастроли, что ли?

– Ага! Мы уже забыли, как это называется, но в нынешнем году у нас будут гастроли. Это чудесно! Едут фактически все. Ты тоже в списках.

– Я?

– А как же мы без художника? Честно говоря, Эдик хотел сэкономить, но я настояла, – шепнула ей Таня.

– Спасибо. А куда едем? В какой-нибудь Урюпинск? Деревня Горелово? Сельский клуб с черного хода, потому что ступеньки на центральном развалились? – спросила Груня.

– Фи! Откуда такое пренебрежение к провинции, душа моя? Оттуда люди едут в столицу, мы к ним. Круговорот! А чем плохо? Отдохнем от суеты, подышим другим воздухом, выпьем самогона… то есть молока коровьего… Тьфу, гадость какая!

– Да нет, я не против, – поежилась Груня, представив молоко с жирной пенкой сверху.

– Здорово я тебя разыграла?! – Татьяна своим громким возгласом просто взорвала мозг Груше. – Мы едем за границу. В Будапешт. Понятно? За гра-ни-цу! Вот это будут гастроли!

– В Будапешт? – оторопела Груша. И промямлила: – Это несомненно интересно.

– Ничего себе, интересно ей! Это же город на Неве, тьфу, то есть на Дунае, колыбель многовековой европейской архитектуры. Одним словом, заграница, а не какой-нибудь там Мухосранск. Все решено! Мы летим завтра!

– Как завтра?

– А что? Паспорта у всех есть. Помнишь, режиссер интересовался их наличием на одной из репетиций? Мы еще ему принесли свои документы, показали в надежде, что спонсор отправит нас за границу. У кого не было, сделали тогда. Потом вроде сорвалось. Но, оказывается, Эдуард Эрикович не оставил эту затею, а продолжал действовать, только втихую, чтобы не сглазил никто, и вот устроил нам такой сюрприз. Визу Евросоюза всем сделали, паспорта готовы, лежат у Эдика, так что завтра летим в Бухарест.

– Куда?!

– В Бу-ха-рест, – радостно улыбнулась Таня.

– Так в Будапешт или Бухарест? – не поняла Аграфена, которую известие настолько озадачило, что она забыла на некоторое время, как плохо себя чувствует.

Между тонких, выщипанных фактически до одной ниточки, а потом почему-то опять нарисованных карандашом бровей Татьяны пролегла морщинка, несмотря на регулярные инъекции ботокса.

– Как же это он вчера говорил? Едем в Будапешт… Нет, едем в Бухарест. Буда… Буха… Не помню. Ой, что-то плохо мне, Груня, еще столько дел надо успеть сделать… Какая разница?

– Как это, какая разница?

– Если полетим в любом случае, то какая разница куда? – отмахнулась Татьяна, разглаживая лоб пальцами. – Не будь занудой!

И актриса, приняв гордую осанку, поплыла по проходу, брезгливо посмотрев на бесчувственно лежащую Настю Ермакову и притулившуюся рядом с ней гримершу Яну.

– Эх, молодежь! Расти им еще до нас и расти! – вздохнула прима Ветрова, бросив уничтожающий взгляд на подходящего Эдуарда Эриковича, и со словами песни «Не ходи с ним на свидание, не ходи, у него гранитный камушек в груди» удалилась из зала вовсе.

Режиссер усмехнулся.

– Ну и язва! Но как держится! С каким достоинством! Богиня! Не зря я ее, змею, в свое время пригрел на собственной груди.

Аграфена, увидев все это и услышав, тоже бы усмехнулась, если бы могла двигать хоть одной мышцей своего тела или лица. Окружающая действительность напоминала ей какой-то нескончаемый фильм ужасов. А Эдуард Эрикович выступал в роли главного героя, который ходил огромными шагами по полю боя и своими огромными ручищами проверял, живы его люди или нет. Хотя нет, не так. В свете последних, модных тенденций – остались люди людьми или уже переродились в вампиров и оборотней, подействовала ли вакцина или вирус оказался сильней?