Ирина Волкова - Месть в три хода Страница 5

За право экранизации "Бесконечного падения" боролись именитейшие голливудские режиссеры. Победил в этой борьбе Джеймс Камерон, выложивший за вожделенный сюжет пять миллионов долларов.

Ив Беар приобрел в Антибе роскошную виллу, газеты обещали, что он вот-вот порадует читателей новым шедевром, словом, все было отлично и шло своим чередом до тех самых пор, пока Аглая Глушко-Бриали, устав от славословий в адрес новоявленного гения, не купила "Бесконечное падение", чтобы выяснить, с какой стати народ сходит с ума по этой книге.

Перевернув последнюю страницу, Глаша скрипнула зубами, швырнула бестселлер на пол и принялась яростно топтать его ногами.

— Ублюдок! — рычала она. — Вор, скотина, подлец, негодяй, плагиатор!

— В чем дело? — поинтересовался заглянувший на шум Пьер. С легким удивлением он поднял с пола изрядно измочаленную книгу. — Неужели тебе настолько не понравился Ив Беар?

— Понравился, — прошипела Аглая. — В том-то и дело, что понравился. Даже слишком!

— Тогда с чего ты так разбушевалась? — удивился супруг.

— Разбушевалась? — разразилась зловещим хохотом Глаша. — Ошибаешься. То, что ты видишь, можно считать слабеньким трехбалльным штормом. Вот когда волнение достигнет девяти баллов, ты поймешь истинное значение слова "разбушеваться".

— Честно говоря, я предпочитаю штиль, — признался Бриали. — Так в чем все-таки дело?

— Ты хочешь знать, в чем дело? — комнату вновь огласил гомерический хохот. — Дело в том, что этот подонок, этот обезьяний член, этот сукин сын украл мою книгу!

— Какую книгу? Ты давала Беару что-нибудь почитать? Разве ты с ним знакома? — не понял Пьер.

— Не говори глупости! Он списал у меня роман, понимаешь? Его "Бесконечное падение" — это мои "Застывшие сны"!

— Ты уверена?

Глаза обезумевшей Глаши метали молнии.

— Он спрашивает, уверена ли я! Разумеется, я уверена! Все это я придумала! И безумного гермафродита с железным крюком вместо кисти, который овладел Дуняшей на крыше движущегося поезда, и извращенца-режиссера, лишившего невинности свою пятнадцатилетнюю внучку в павильоне с декорациями египетской гробницы.

— Героиню "Бесконечного падения" тоже звали Дуняша? — уточнил на всякий случай Бриали. Он так и не удосужился прочитать роман.

— Разумеется, нет. Беар не настолько глуп, чтобы скопировать все, вплоть до имени. Но идея-то моя! Ты только послушай!

Выхватив книгу из рук мужа, Аглая принялась лихорадочно перелистывать страницы.

— Вот это, например! "Округлившиеся глаза Валери с невыразимым ужасом смотрели на огромный член, кровожадно вздыбившийся между мощных волосатых ляжек…"

— По моему, тебе надо успокоиться.

Пьер осторожно вытащил роман из судорожно сжатых Глашиных пальцев.

— Когда женщин насилуют, они обязательно смотрят округлившимися глазами, а у насильников, по закону жанра, почти всегда огромные члены и мощные волосатые ляжки, иначе читателю неинтересно. Какой смысл насиловать маленьким пенисом? Жертва просто ничего не почувствует.

— Ты что, за идиотку меня принимаешь?

— Нет, что ты! — испуганно попятился Бриали.

— Я этого так не оставлю. Пусть не надеется, — угрожающе произнесла Аглая.

Так началась борьба, заранее обреченная на провал.

Перевоплощение Аглаи Глушко в мадам Глушко-Бриали произошло одиннадцать лет назад. Все началось с того, что на горном серпантине серебристый "Астон Мартин" возвращающегося домой Пьера зацепил крылом неожиданно выбежавшую на дорогу черноволосую девушку.

Испуганно вскрикнув, молодая брюнетка упала на обочину. Задравшаяся юбка открыла взору француза плотные аппетитные ножки.

Впрочем, на ножки господин Бриали обратил внимание только потом, а вначале он, смертельно испуганный, выскочил из машины и бросился к пострадавшей.

— Я врач, — объяснил он. — Не волнуйтесь, все будет хорошо. Сейчас я доставлю вас в больницу.

— Не надо в больницу, — слабым голосом попросила Аглая. — Я не ранена, но страшно испугалась. Отвезите меня куда-нибудь, где я могу отдохнуть и прийти в себя.

В дрожащем от пережитого потрясения голосе девушки звучала особая многообещающая томность, от которой сердце галантного француза забилось сильнее. Именно в этот момент он бросил долгий нескромный взгляд на задравшуюся юбку и вздохнул, испытывая смешанное чувство облегчения и приятного предвкушения. Похоже, судебный иск ему не грозил, скорее наоборот.

— Вы полька?

— Нет, я русская, — покачала головой Аглая. — Разве не заметно по акценту? Ах, у меня так кружится голова… Мне просто необходимо немного полежать. Только, разумеется, не на шоссе.

— Может, поедем ко мне на виллу? — предложил Пьер.

Шоколадные глаза брюнетки распахнулись, демонстрируя изумленное восхищение.

— На виллу? Это далеко?

— Нет, совсем рядом.

— А ваша жена не станет возражать?

— Я не женат.

— Что ж! — улыбнулась жертва наезда. — В таком случае я принимаю ваше предложение.

— Нет-нет, не вставайте, я отнесу вас в машину на руках.

— Ах, вы такой сильный, — обвивая руками шею Бриали, восторженно прощебетала Аглая.

— Мне придает силы ваша красота, — вернул комплимент француз.

Две девушки, невидимые за кустами, растущими на склоне спускающегося к дороге холма, с жадным любопытством следили за тем, как Пьер бережно усаживает Аглаю в машину. Одна из них грызла яблоко, другая поочередно то наматывала на палец кончик длинного русого "хвоста", то и снова его разматывала.

— Ну, Глашка дает, — восхитилась та, что с яблоком. — Заявила, что подцепит миллионера — и добилась своего. Жаль, что я в детстве не занималась гимнастикой, иначе обязательно проделала бы такой же трюк.

— Может, еще и не подцепит, — завистливо сказала русоволосая. — Наверняка, этот тип женат.

— Не женат, — покачала головой девушка с яблоком. — У Глашки на мужиков нюх потрясающий — как у котов на валерьянку. Вот увидишь — ты и глазом моргнуть не успеешь, как она выскочит за него замуж.

— А вот и не выскочит. Спорим?

— Спорим.

— На что?

— На упаковку прокладок с "крылышками".

— Идет.

Русские туристки скрепили пари рукопожатием, и блондинка свободной рукой разбила сцепленные кисти.

Любительница яблок оказалась права. Пьер не успел понять, что происходит, как обнаружил, что он женат, а его некогда белоснежная вилла с романтичным названием "Флоренция" перекрашена в розовый цвет. Впрочем, радикальные изменения произошли не только во внешнем, но и во внутреннем облике его жилища.

Обустроив семейное гнездышко по своему вкусу, Аглая заскучала. Ее деятельная натура требовала достойного применения нерастраченной энергии. "Спускать пар" в спортзалах было лень, пуститься в любовные авантюры Глаша была бы не прочь, но не решалась: предусмотрительный Пьер настоял на включении в брачный контракт пункта о раздельном владении имуществом, и интрижка на стороне могла стоить ей слишком многого. Это означало, что избыток жизненных сил следовало в срочном порядке направить на достижение некой заманчивой цели.

Богатство у Аглаи уже было, как, впрочем, и любящий муж, и она, немного поразмыслив, пришла к выводу, что для полного счастья ей не хватает сущего пустяка, а именно славы. Путь к обретению мировой известности был очевиден: литературная деятельность. Довольно критиковать чужие произведения — она напишет шедевр и однажды, подобно Франсуазе Саган, проснется знаменитой.

Год спустя Глаша, удовлетворенно вздохнув, поставила последнюю точку в романе "Застывшие сны". Предвосхищая события, она уже видела себя изнемогающей под сладким бременем всемирной популярности.

"Уверяю вас, быть знаменитой совсем не так легко, как может показаться на первый взгляд", — скажет она журналистам.

Закрывая глаза, Аглая представляла, как она, облаченная в облегающее вечернее платье, принимает Нобелевскую премию из рук короля Норвегии.

"Нобелевская премия по литературе за эпическое и психологическое мастерство, благодаря которому был открыт новый литературный материк, вручается… (тут последует выразительная пауза) Аглае Глушко-Бриали за ее роман "Застывшие сны", — произнесет король.

Хотя нет… Он скажет: "За глубоко оригинальное искусство повествования, широкий охват действительности и выдающуюся силу эпического дарования, позволившего во всей полноте раскрыть трагизм женской судьбы, одновременно становящийся ее триумфом."

— Я — гений, — заявила Аглая, в двадцатый раз перечитывая сцену изнасилования чистой и невинной Дашеньки двухметровым казаком-некрофилом.

— Не стану подвергать сомнению твою гениальность, — с некоторой долей скептицизма заметил Пьер. — Но как ты опубликуешь роман в Европе? Написан-то он по-русски!