Варвара Клюева - Лекарство от хандры Страница 50

— Скажите, Николай Александрович, давно вы не видели своего бывшего сослуживца Василия Кузнецова?

Физиономия молодого человека мгновенно утратила благодушное выражение, и Селезневу пришлось сделать над собой колоссальное усилие, чтобы не выдать охватившее его ликование. «Я угадал! Рябой приходил к нему!»

— Могу я взглянуть на ваши документы? — с холодной вежливостью спросил Сивоконь.

Дон достал удостоверение и, не выпуская его из рук, приблизил к лицу молодого человека. Тот долго разглядывал внутренность корочек и наконец сдержанно кивнул.

— Благодарю вас. Если позволите, я ненадолго отлучусь в дом.

На этот раз насторожился Селезнев:

— Зачем?

— Я хочу позвонить в ваше управление и получить подтверждение, что вы действительно там работаете и находитесь в Санкт-Петербурге с ведома и по поручению начальства. Извините мое недоверие, но у меня есть основания соблюдать осторожность.

Селезнев достал из кармана мобильный телефон.

— У меня тоже есть основания соблюдать осторожность, — сказал он. Попросите вашего коллегу сходить в дом и принести телефонный справочник. А телефон, как видите, у меня есть.

Сивоконь обдумал это предложение и снова кивнул.

— Илья Андреевич, вы не могли бы принести мне телефонный справочник центральных государственных учреждений? — крикнул он в окошко машины.

Усатый посмотрел на молодого человека с сомнением и нехотя удалился. Теперь он явно не доверял Селезневу и опасался оставлять своего начальника наедине с ним.

— Может быть, пока мы ждем, вы расскажете мне, в чем дело? — спросил Сивоконь. — Или это будет разглашением тайны следствия?

— Я могу рассказать, — подумав, ответил Дон. — Но это долгая история.

— А вы постарайтесь рассказать ее покороче.

— Хорошо. В Москве в ночь с понедельника на вторник на машину некоего Аркадия Сарычева — в ней находился и ваш друг — было совершено нападение. Машину обстреляли из автомата, шофер погиб. А Сарычева и Кузнецова в Москве больше никто не видел. Кроме одной девушки. Девушка — ее зовут Варвара — в ту ночь уезжала в Петербург и на вокзале обратила внимание на двух мужчин, поведение которых показалось ей странным. Они взяли билеты на тот же поезд (кстати, по чужим документам) и оказались с Варварой в одном вагоне. В дороге они усиленно домогались ее общества, и в конце концов Варвара согласилась посидеть с ними полчаса и выпить рюмку коньяку. На следующий день проводница едва ее добудилась — поезд уже давно стоял на перроне, и все пассажиры разошлись. Варвара приписала свою сонливость усталости и, забыв о попутчиках, отправилась гулять по городу. Вечером, разговаривая с подругой, она смеха ради рассказала о дорожном знакомстве и нарисовала портреты попутчиков — нечто вроде шаржа. А на следующий день Варвара исчезла. Пропала во время прогулки, когда подруга ненадолго отлучилась. Замечу, что Варвара и мой близкий друг. Я приехал сюда ее разыскивать и выяснил интересные вещи. Опуская подробности, скажу только, что люди, которых Варвара нарисовала перед своим исчезновением, сняли квартиру на той самой Ижевской улице, где ее видели в последний раз, и тоже таинственным образом исчезли. А мой коллега, ведущий в Москве дело об убийстве шофера, опознал по ее рисункам пропавших Сарычева и Кузнецова.

Николай долго молчал. Усатый охранник вынес и сунул в окошко машины справочник, а сам встал неподалеку. Сивоконь начал бездумно листать страницы, при этом взгляд его был устремлен на дорогу.

— Я не буду звонить, — сказал он наконец. — Скажите мне только фамилию, имя-отчество своего начальника и номер его телефона.

Селезнев назвал телефон Кузьмина и двух заместителей начальника управления, номер одного из которых он помнил неточно. Николай сверился со справочником, захлопнул его и повернулся к собеседнику.

— Я понимаю: ваши подозрения оправданны, Федор Михайлович. Но мне трудно поверить, что Василий может быть замешан в похищении девушки. Он мой друг… Черт, да что там друг! Он мою пулю принял, понимаете? Я не могу… Я не знаю, что мне делать…

«Нужно найти слова, — думал Дон. — Я должен убедить его. Но как? Этот человек обязан Кузнецову жизнью. Его не проймешь взыванием к чувству гражданского долга и напоминанием об ответственности перед законом».

— У Варвары тоже есть друзья, — заговорил он. — Они не воевали в Афгане, но пережили вместе столько, что хватило бы на две военные кампании. Им доводилось и смотреть в дула автоматов, и сидеть взаперти в горящем доме, и мокнуть несколько суток под проливным дождем без еды, вещей и палаток. Они выхаживали друг друга во время болезни, делились последними деньгами и последней коркой хлеба… Они вместе уже семнадцать лет. Их пятеро — Варвара и четверо мужиков. Эти четверо, узнав о ее исчезновении, сразу приехали в Питер. Один из них тоже пропал — в первый же день поисков. Остальные сейчас ходят от больницы к больнице, от морга к моргу. Хочешь, я вызову их сюда? Хочешь посмотреть им в глаза?

Сивоконь сидел неподвижно и смотрел прямо перед собой. Услышав последний вопрос, он сглотнул, и острый кадык судорожно задергался.

— Хорошо, — сказал он хрипло. — Ты меня убедил. Только у меня одно условие: ты берешь меня с собой. Я хочу сам поговорить с Василием. Он не станет мне врать, я точно знаю. И если окажется, что он твоей Варвары не трогал, я посажу тебя под замок и продержу столько, сколько ему понадобится, чтобы схорониться. Лады?

Дон колебался всего секунду. Он не сомневался, что Кузнецов причастен к похищению Варвары и, следовательно, не опасался домашнего ареста. Не знал только, как поведет себя Николай, когда поймет, что его друг, человек, спасший ему жизнь, — преступник. Может ли честный человек из чувства благодарности или верности дружбе допустить, чтобы пострадали невинные? Взглянув еще раз на Николая, Селезнев решил: «Нет, не может».

— Лады, — сказал он и кивнул в сторону ворот. — Иди доложись. Только, ради бога, быстрее. Я не могу ждать.

Глава 6

Разбудили нас не ангелы. Видно, ангелы не работают камердинерами у таких прожженных грешников, как мы с Прошкой. Нас разбудил собачий холод.

От долгого лежания в одной и той же позе на бугристой картошке все тело у меня затекло, а закоченевшие мышцы объявили бойкот сигналам мозга. Чтобы вылезти из телогрейки и сесть, мне пришлось собрать в кулак всю свою железную волю. Думаю, я посинела от натуги, как удавленник. Но что самое обидное, добившись своего, я тут же пожалела о затраченных усилиях. Если раньше я практически не чувствовала конечностей, то теперь в них словно впились челюстями десятки тысяч муравьев. Причем одновременно.

Я стиснула зубы и со свистом втянула в себя воздух, потом отодвинулась от Прошки и принялась усиленно махать руками и дергать ногами, а восстановив кровообращение, перелезла через доски и поплелась в самый дальний угол оправиться. На обратном пути до меня долетели жалобные чертыхания Прошки похоже, он тоже понял, что такое жук в муравейнике. В очень холодном муравейнике.

— Ч-черт! А я-то думал, что умру тихой, приятной смертью… Лучше бы эти сволочи нас пристрелили!

— Ну-ну, что за черные мысли? — подбодрила я его, перелезая через бортик. — Я давно подметила, что мужики с похмелья отчего-то теряют вкус к жизни, но думала, ты выше этого.

— Какое похмелье! Там и было-то жалких полстакана на брата. Погоди, не пыжься, я сейчас сниму ватник. Мне тоже надо отлучиться.

Он оставил мне телогрейку, с кряхтением и проклятиями вылез из загончика и ненадолго меня покинул. Я сидела, поджав под себя ноги и дрожала. Можно было, конечно, устроить небольшую физическую разминку для разогрева, но стоило ли стараться, если рано или поздно нас все равно постигнет участь полуфабрикатов длительного хранения? Говорят, замерзать мучительно только поначалу. Потом перестаешь чувствовать тело и мирно засыпаешь. Если не суетиться, этот счастливый миг наступит скорее.

Но Прошка был уже решительно настроен суетиться.

— Ну чего сидишь, как снулая рыбина? — проворчал он, перевалившись через доски и плюхаясь со мной рядом. — Давай придумывай, как нам отсюда выбраться. Кто у нас хваленый генератор идей?

— Снулые рыбины, чтоб ты знал, не сидят. А что касается идей пожалуйста. Только, чур, пусть у нас будет разделение труда. Идеи — мои, воплощение — твое. Я уже заработала кровавые мозоли на руках, пытаясь дорваться до свободы. Теперь твоя очередь.

— Это смотря какие будут идеи. Если царапать когтями мерзлую землю уволь.

— Не такая уж она мерзлая.

— Это здесь, под домом, а дальше? Нет уж, не хочется причинять лишние страдания ближним видом изуродованных рук. Довольно с них и просто замороженного трупа.

— Какая трогательная забота о ближних! Под занавес ты все-таки становишься альтруистом, — заметила я одобрительно. — Конечно, было бы недурно, если бы ты напоследок еще и разжился мозгами, но глупо мечтать о несбыточном. По-твоему, ковыряться руками в земле — это идея?