Дарья Донцова - Золушка в шоколаде Страница 51

– Он в свободных палатах хочет лабораторию сделать, – на полном серьезе утверждала одна из санитарок.

– Ой, нет, – возражала другая, – хотел новеньких взять, а куда их класть? Этих-то уже поизучал, в голове у них поковырялся, вот и того самого…

– Дуры вы, девки! – вступала в разговор третья. – Его родители попросили. Собрались, скинулись и заплатили. Надоело им про инвалидов думать.

– Во сказала! Да матери их давно бросили! – кидалась в бой четвертая.

Дом гудел, словно растревоженный улей. Высказывая самые дикие предположения, люди сходились в одном: за глухим забором творится страшное. Одним словом – жуть.

В конце концов комиссия уехала, Иван Васильевич остался на своем посту, но, похоже, Господь решил лично покарать профессора. Иван Васильевич скоропостижно умер. Олимпиада стала вдовой, а в научном центре началась чехарда со сменой начальства. Сначала на освободившийся трон сел заместитель покойного главврача Семен Михайлович, но не прошло и полугода, как он скончался от инсульта, вакантную должность заняла профессор Райкина. Она процарствовала почти двенадцать месяцев, сломала шейку бедра и выбыла из игры. Просторный кабинет обрел нового хозяина, Льва Гудкова, но и с тем случилась беда – рассеянный врач попал под электричку. После его кончины место главврача предложили Эсфири Зальцберг, но ученая дама отказалась. Сначала она вяло бормотала что-то о детях и муже, которые не захотят, чтобы она пропадала на работе, а потом призналась честно: «Боюсь. Кто в научном центре руководить начинает, плохо заканчивает, проклятое место».

У дурной славы быстрые ноги, мнение Эсфири Зальцберг разделяли многие, поэтому несколько месяцев в михайловском центре царила семибоярщина. Вроде за больных отвечали завотделениями, а вроде и нет. Даже исполняющим обязанности главврача, так сказать, временным королем, никто становиться не хотел.

От полной безнадежности высокое московское начальство пошло на невиданный шаг – предложило пост руководителя молодой, малоопытной Жанне Калиоповне, а та с радостью согласилась.

Первым делом Жанна выгнала местных баб, работавших в «жути» санитарками. Она попыталась даже выселить их из двухэтажного дома, но потерпела неудачу. Зато Олимпиаду Михайловну из служебной квартиры выперла легко, переселила жену своего научного руководителя и благодетеля вниз и уволила из научного центра. Поводом послужило пьянство Олимпиады – то ли вдову мучила совесть, то ли она тосковала по умершему мужу, но Липа стала крепко закладывать за воротник и пару раз проспала, опоздала на работу. Последующие годы еще сильнее развели Олимпиаду и Жанну. Первая скатывалась по наклонной плоскости, ее непутевая дочь, говорят, стала проституткой, двое внуков жили с бабкой, и подчас и мальчикам, и старухе было нечего есть. Жанна же стремительно поднималась вверх. Научный центр даже во время перестройки не закрылся, больных в нем хватало. Где в смутные годы Жанна Калиоповна ухитрялась добывать продукты и лекарства, не знал никто, но дела в клинике шли отлично. Врачи теперь были исключительно москвичами, медсестры тоже, и даже технички приезжали из столицы, михайловским жителям вход за глухой забор был заказан.

Спустя некоторое время в «жути» открылось платное отделение, на воротах появилась вывеска «Счастливое детство» и площадка перед въездом стала напоминать парковку около пафосного магазина – сплошь иномарки, из которых выходили люди в дорогой одежде. Кто-то привозил детей на ежедневные занятия, кто-то оставлял на пятидневку. Через год платное отделение появилось и для взрослых.

Жанна Калиоповна в кратчайший срок возвела для себя двухэтажный особняк прямо на территории научного центра, но квартиру не сдала. Зачем ей были нужны апартаменты в полуразвалившемся доме, никто не знал, главврач никогда в них не ночевала, но тем не менее служебная площадь числилась за ней.

Наверное, Жанна Калиоповна зарабатывала большие деньги, но упрекнуть ее в воровстве у больных язык не поворачивался даже у оголтелых сплетниц из некогда элитного здания. Сумасшедшие, живущие на попечении государства, похоже, не бедствовали. Жанна Калиоповна приобрела автобус, и иногда наиболее адекватный контингент куда-то ездил. Обитатели дома номер тридцать два лишь вздыхали, глядя, как люди усаживаются в новенький «Икарус».

– Пальто у них лучше наших будут, – отмечала Коростылева, – обувь крепкая, и на голодных они не похожи.

– Все равно там жуть, – обрывала Светлану Зинка из двенадцатой комнаты, – по ночам гробы вывозят, мрут часто.

Такова предыстория событий. Ну а теперь о том, что случилось относительно недавно.

Когда Аллочка поняла, что Костик безнадежно болен, она пришла в ужас. Мало ей спиногрыза, так тот еще и идиот!

В полном отчаянии Алла кинулась к Зое и начала биться в истерике. Ия Вадимовна кое-как утешила ближайшую подругу дочери и сказала ей:

– Не реви, найдется выход.

Крон – человек дела, поэтому она тщательно изучила свою записную книжку, поговорила с разными людьми, позвала к себе Зою и ее подругу и выложила добытую информацию.

– Есть хорошее место под Москвой, близко, называется «Счастливое детство», там содержатся малыши, подобные Костику. Ребенка можно поселить в интернате, где с ним будут работать врачи и психологи.

– Его возьмут? – с надеждой спросила Алла, мечтавшая во что бы то ни стало избавиться от сына.

– Съезди туда, поговори с заведующей, – предложила Ия Вадимовна.

Алла немедля покатила по полученному адресу, и ее любезно приняла сама главврач. Жанна Калиоповна мило улыбалась, но с каждой фразой, произнесенной доктором, надежды Ивлевой сбагрить сына таяли, словно кусок рафинада в горячем чае.

– В бесплатном отделении мест нет, – журчала «царица», – у нас замечательный уход, минимальный процент смертности и большая очередь на муниципальные койки. Поэтому, признаюсь вам, есть негласное распоряжение брать лишь беспомощных инвалидов, не имеющих родственников.

– У Кости нет отца, – попыталась вызвать к себе жалость Алла.

– Мужчина живо убегает прочь из семьи, где есть ребенок-инвалид, – перебила Ивлеву Жанна Калиоповна. – И потом, ваш сын не в тяжелом состоянии.

– Ничего себе! – всплеснула руками Алла. – Он не разговаривает, сам не ест, не одевается…

– Но он сам дойдет до туалета, если вы его поведете, – не дала ей договорить врач. – А других носить приходится. Ваш вариант не самый плохой.

– Значит, не примете? – заплакала Алла.

Жанна Калиоповна поплотнее закрыла дверь и вздохнула.

– Жаль мне вас! С Костей придется забыть про личное счастье.

– Да, – закивала Алла, – никто на мне не женится.

– Хорошо, – сдалась главврач, – возьму мальчика, но не в бесплатное отделение, а в «Счастливое детство».

– Мне это не по карману, – захныкала Алла.

Жанна Калиоповна кивнула.

– Понимаю. Сможете вносить триста долларов в месяц?

– Ну… попытаюсь… попробую подработать, – неуверенно ответила Алла. – Но ведь место дороже стоит?

– Остальное оплатит спонсор, – пояснила главврач. – Есть у нас меценат, который бескорыстно помогает людям, не открывая своего имени.

Глава 33

Три месяца Алла пребывала в эйфории, тысячу долларов ей дала в долг Ия Вадимовна. Костика следовало забирать на выходные, зато пять дней молодая женщина могла делать что хотела. А потом она нашла в Михайлове бабку, готовую за крохотную мзду «передерживать» малыша, и жизнь стала совсем прекрасной.

И вдруг лафа закончилась. Жанна Калиоповна назначила матери Кости встречу и сообщила малоприятную новость: щедрый спонсор умер, за Костю надо платить полную стоимость или забирать домой.

– До Нового года я его еще продержу, а в январе все. Вы подумайте и сообщите о своем решении, – холодно сказала психиатр.

Алла впала в истерику, понеслась к Ии Вадимовне и попросила у той взаймы. Крон имела хорошую заначку и, слегка поколебавшись, дала подруге дочери денег, но намного меньше, чем рассчитывала Ивлева. Аллочка пребывала в ужасе, шел сентябрь, скоро подвалит Новый год, сына вернут домой.

В это время ей встретился милый, положительный Ефим. Ивлева, не будь дурой, постаралась побыстрей забеременеть и в конце ноября стала планировать свадьбу. Но тут вмешалась судьба – Костя неожиданно оказался дома, а Ефим не простил обмана, и столь ожидаемое бракосочетание не состоялось.

Алла посчитала виноватой в ситуации Зою и затаила черную злобу. Открыто ссориться с Крон она не могла. Сначала, правда, устроила истерику, но потом взяла себя в руки, сообразила: поддерживая дружбу с Зоей, получит большую выгоду. Так и случилось. Ия Вадимовна, простив Алле невыплаченный прежний «кредит», вновь раскрыла кошелек. Мать Зои, умом понимая, что ее дочь ничем не провинилась перед Ивлевой, все же жалела Аллу.