Ирина Волкова - Человек, который ненавидел Маринину Страница 51

— Вы в этом абсолютно уверены? — спросил Игорь.

— Пока на память не жаловался.

— А во сколько он пришел?

— Приблизительно около десяти.

— И он никуда не выходил? Не отлучался на время?

Авдеев отрицательно покачал головой.

— Никуда он не отлучался, если, конечно, не считать того, что он пару раз сбегал в туалет.

— А вы ничего не путаете? Может быть, это было в другой день, а не с двадцать пятого на двадцать шестое?

— Вы спросили — я ответил. Ничего я не путаю. Извините, мне нужно обслуживать клиентов, — неприязненно сказал Тимур и отвернулся.

— Теперь совсем плохо, — удрученно вздохнул Гоша. — Ты обратил внимание, с какой ненавистью этот бармен смотрел на нас? Держу пари, что он врет. Похоже, он настолько не выносит милицию, что подтвердил бы алиби самого Чикатило, лишь бы насолить ментам.

— Но нам-то от этого не легче, — сказал Игорь. — Ничего не поделаешь, придется искать других свидетелей. Возможно, кто-нибудь видел Вадима в городе в то время, когда, согласно утверждениям Авдеева, он сидел в баре. Кроме того, можно попытаться отыскать продавца, у которого Кругликов купил кроссовки. Кроссовки китайские, из дешевых, почти наверняка Вадим приобрел их на каком-то вещевом рынке, находящемся неподалеку от его дома или работы. Но надежда на то, что продавец через неделю по фотографии опознает покупателя, почти ничтожна. Да и фотографии Вадима у нас нет. Пока ее раздобудем, пока опросим продавцов, потеряем уйму времени, и еще неизвестно, будет ли какой-либо результат.

— Может, повезет, — без особой надежды сказал Гоша.

— Хотелось бы, — вздохнул Игорь. — В любом случае сейчас нам пора по домам. Уже поздно, вещевые рынки закрыты, и фотографию мы сегодня никак не раздобудем. А так хоть с сестрой пообщаюсь. Мы толком и не успели поговорить.

— Пожалуй, ты прав, — согласился Гоша. — Что ж, до завтра!

— До завтра, — кивнул ему Игорь.

— Вот! Еще две тысячи долларов! — широким жестом швырнув деньги на стол, сообщил вернувшийся после встречи с Вермеевой Тофик Магомаев. — Здорово мы раскрутили старушку. Она чуть ли не кипятком писала, как узнала, что мы вышли на след убийцы. А у тебя что новенького?

— Похоже, у наших ментов проблема, — покачал головой Додик Дацаев. — Они тут еще одно убийство раскручивают. Плохо дело. Им придется искать человека, который продал кроссовки сорок шестого размера одному гомику-парикмахеру, а поскольку с ментами никто разговаривать не захочет, они будут искать этого свидетеля до морковкина заговенья вместо того, чтобы вплотную заняться Вороном. А это не в наших интересах.

— Но ведь у тебя есть связи с ребятами с вещевых рынков, — напомнил Тофик. — Ты же на дагестанцев работаешь. Позвони кому следует, и тебе этого продавца в пять минут раскопают. Поможем ментам. Только надо будет достать фотографию парикмахера.

— Это как раз не проблема, — ухмыльнулся Дацаев.

— Леш! Чистяков! Ты дома? — крикнул Игорь, открывая дверь.

Никто не отозвался. На журнальном столике в гостиной лежала записка.

"Ужин в холодильнике. Не ленись и разогрей его в микроволновке. Сегодня я не приду ночевать. Не волнуйся и будь умницей. Целую. Марина”, — прочитал он.

"Интересно, почему Чистяков не написал, где он собирается ночевать? — подумал Игорь. — Наверное, у него на это были свои причины. Завтра он все объяснит. Жаль, что его нет. Впрочем, это даже к лучшему. Я так и не научилась жить семейной жизнью. Как, должно быть, страдает несчастный Лешка, интуитивно чувствуя, что меня тяготит его присутствие”.

Игорь подошел к холодильнику и вытащил оттуда стеклянную кастрюльку, в которой обнаружил пару тонких подрумяненных отбивных с жареным картофелем.

После минутной борьбы с собственной ленью он все-таки сунул их в микроволновку. Настроение было паршивым. В этот вечер одиночество почему-то не радовало. Все шло как-то наперекосяк. План с шантажом генерала, возможно, и не сработает. Бармен явно врет, покрывая по непонятной причине Вадима Кругликова. Отыскать продавца кроссовок скорее всего не удастся. От картины Вадим тоже, похоже, избавился. Да, день явно был не из лучших.

Вытащив из микроволновой печи разогретые антрекоты, Игорь принял твердое решение на время позабыть о работе и сделать то, что он почти никогда не делал, а именно — сесть с тарелкой перед телевизором и посмотреть какую-нибудь комедию.

По первой программе передавали футбол. Филимонов вздохнул и нажал на пульте управления кнопку переключения каналов.

"Анастасия Павловна, ну зачем ты так…” — донеслось с экрана.

Игорь замер в кресле, недоверчиво уставившись в телевизор.

На экране полковник Гордеев утешал с трудом сдерживающую слезы Каменскую, расстроившуюся из-за того, что ее теория обратной петли оказалась ошибочной.

"Все! Больше никуда не пойду, на работу не пойду…” — бушевала Анастасия Павловна.

— Нет, только не это! — простонал Филимонов.

Каменская на экране понемногу успокаивалась, чего нельзя было сказать об Игоре. В кого они его превратили? Мало того, что Маринина вывернула его личную жизнь наизнанку перед всей страной, так теперь про него еще и сериал сделали! Твою мать, в кого же они его превратили!

— Не-е-ет! — надрывно заорал Филимонов, изо всех сил запуская в экран тарелкой с антрекотами.

Вадим Кругликов посмотрел в глазок. За дверью стоял невероятно красивый юноша, слегка смахивающий на кавказца. Глаза и губы юноши были искусно подкрашены, в ушах блестели изящные серебряные сережки. Юноша был ему незнаком.

— Кто там? — на всякий случай спросил Кругликов.

Он знал, что в наше смутное время опасно открывать двери посторонним.

— Ваш поклонник, — приятным голосом объяснил кавказец. — Простите, что я пришел без предупреждения, но я увидел вас в баре “Кактус” и с тех пор страстно мечтал познакомиться с вами. Ваш адрес я узнал в парикмахерской.

После болезненного разрыва с Тарасом у Вадима не было любовников. Ему казалось, что сердце его навсегда разбито, что он больше никогда никого не сможет полюбить, никогда больше не ощутит своими разгоряченными бедрами страстный трепет другого мужского тела. Одиночество в сочетании с разочарованием было мучительным и иногда становилось настолько невыносимым, что Кругликов даже подумывал о самоубийстве, но какая-то сила, исходящая изнутри, удерживала его от последнего решительного шага. Пока удерживала…

Вадим судорожно вздохнул и нервно облизнул губы. Да, конечно, опасно открывать незнакомым, но, с другой стороны, ничего особо ценного в квартире у него нет, а этот юноша, свежий, как только что распустившийся подснежник, кажущийся таким невинным и одновременно порочным, напомнил ему о чувствах, которые, как Вадиму казалось, он утратил навсегда. Может быть, вот она — новая любовь? Может, господь решил наградить его за страдания и вырвать его из ада тоски, одиночества и боли? Кругликов задрожал от почти невыносимого сексуального желания. Забыв об осторожности, он открыл дверь.

— Спасибо! Вы так прекрасны! — произнес кавказец. — Вы позволите мне сделать вашу фотографию?

Прежде чем Вадим успел ответить, юноша нацелил на него цифровую фотокамеру и несколько раз щелкнул затвором.

— Большое спасибо, — повторил он и, развернувшись, побежал вниз по лестнице.

— Подожди! Куда же ты? — крикнул Вадим, недоуменно и разочарованно прислушиваясь к затихающим вдали торопливым шагам.

Десять минут спустя фотография Вадима Кругликова была отослана по электронной почте нужным людям и распечатана на цветных принтерах. Полчаса спустя представители дагестанской мафии начали опрашивать продавцов обуви с вещевых рынков, расположенных вблизи места работы и квартиры Вадима.

Отключив от сети разбитый телевизор, Игорь, ступая прямо по усеявшим пол стеклам, картошке и антрекотам, подошел к бару, достал из него бутылку текилы и щедро плеснул ее в стакан. Залпом выпив обжигающий горло напиток, он налил еще и снова выпил. Алкоголь смягчил ярость, мягко трансформировав ее в нестерпимую жалость к самому себе. Промокнув рукавом выступившие на глазах слезы, Филимонов дрожащей рукой снял телефонную трубку.

— Оля! Подойди к телефону. Тебя Анастасия Каменская спрашивает, — мрачно сказала Людмила Алексеевна.

— Игорь! — обрадовалась Кузина. — Как здорово, что ты позвонил! Только у тебя голос какой-то странный. Ты что, пьян?

— Я больше не могу, — простонал Филимонов. — Это стало последней каплей, переполнившей чашу, последней соломинкой, сломавшей спину верблюда…

— Извини, не мог бы ты выражаться более определенно? — попросила Оля. — Что-то случилось?

— Ты очень проницательна. Случилось.

— Но что именно? Еще кого-то убили?

— Никого не убили. Зато я бы с большим удовольствием кое-кого убил. Ты можешь приехать прямо сейчас?