Дарья Донцова - Рваные валенки мадам Помпадур Страница 58

Я свернула в переулок.

– Что ты имеешь в виду?

– Например, зубная паста, – вздохнул Димон, – я о ней не подумал, вообще в расчет не принял. А ты сообразила. Остается лишь спросить: «Ну как ты догадалась?»

Я вспомнила, как стояла в магазине, любуясь игрушечным замком, в котором было все-все, включая крохотный тюбик с надписью «Мятная», и, ощутив тоску, слишком бодро ответила:

– Спиной почуяла. И вовсе я не такая умная. У меня остались вопросы.

– Например? – хмыкнул Димон.

– Где Люба прятала дневники? Тайник был, по ее мнению, очень надежным, – вздохнула я.

– Значит, не очень, – парировал Коробок. – Иван-то обнаружил захоронку. Думаю, она держала тетради дома, писала в них регулярно, и муж что-то приметил.

– Так где она хранила свои «фантастические романы»? – не успокаивалась я.

– Это неважно, – отмахнулся Димон, – впрочем, если тебе интересно, можно спросить у Ивана. На мой взгляд, без разницы, где складировались тетради – в матрасе, под полом, в шкафу или в чемоданах на антресолях. Главное, Иван их обнаружил, прочел и понял, как действовать!

– Еще одна странность, – протянула я. – Иван не упоминал при нас про Руфину, но отдал ей тетрадки. Ну откуда Добров мог знать, что мы найдем Руфу и получим дневники?

Коробок засмеялся:

– А он и не знал. Руфине предписывалось через некоторое время самой позвонить нам и сказать: «У меня есть информация. Мне доверили тайну. Она очень страшная. Не могу молчать». Ну и в таком духе. Мы просто оказались излишне расторопными и вышли на Файфман раньше. Полагаю, что не ошибаюсь. Надо будет спросить об этом у Ивана. Думаю, он подтвердит, что план был именно таков – в бригаду обращается старинная подруга Любы, она больше не в силах хранить тайну Добровой и приносит ее дневник.

Я кивнула, притормозила у «зебры», пропустила женщину с коляской и вкрадчиво сказала:

– Слушай, у меня для тебя есть новость. Но лучше будет, если ее сообщит Лапуля.

– Что случилось? – насторожился Димон. – Немедленно говори!

Но я уже припарковалась, выскочила из машины и побежала в подъезд. Нет уж, пусть Лапуля сама обрадует Коробка. Надо постараться первой уехать в лифте, а то хакер из меня вытянет правду. Димон – мастер допроса.

Первое, на что наткнулся в прихожей мой взгляд, были розовые угги и Лапа с картонной коробкой в руках.

– Прикольненькие, миленькие? – защебетала она.

– Где взяла? – с завистью спросила я.

Лапа округлила глаза:

– В магазине. Купила всем! Тебе, Анфисе, Маргоше, себе и Димусечке. Разноцветненькие! Димочке, конечно, голубые, он у нас мальчик. А нам розовенькие, красненькие, серебряные и золотые. Будешь мерить?

Я скинула ненавистные туфли, влезла в сапожки и простонала:

– М-м-м! Лапа! Так мило с твоей стороны обо всех позаботиться!

– Анфиса взяла себе красные, революционные, – хихикнула Лапуля, – Маргоше золотые достались, а мне серебряные. Тебе нравится?

– Очень! – от души воскликнула я. – Надеюсь, эти славные угги сшиты не из сумчатой зебры.

– Они же не полосатенькие! – резонно возразила Лапуля. – А к нам тут только что мужчина приходил. Принес большенькую коробку, сказал, что ты в магазине заказала! Она стоит в спальне. Очень милый дядечка, в очках! Сейчас такие курьеры интеллигентные! Из магазина интерьеров! Ты мне потом покажешь, что купила, Танюсенька? Курьер сказал, что он распаковал вещицу! Но я не пошла глазеть, неприличненько без приглашеньица.

Я не успела удивиться. В прихожую ввалился Димон.

– Фу! Лифт сломался! Тебе повезло, уехала наверх в кабине, а я пешком топал.

– Прикольные сапожки, котик? – защебетала Лапа.

– Хорошие, – одобрил Коробок.

Лапуля быстро вытащила из коробки голубые.

– Носи на здоровье!

Коробок икнул:

– Кто, я? Это? Лучше умереть!

– Котик-зайчик-рыбонька, – зачастила Лапуля, – померяй уггоньки!

– Чтобы я рассекал в голубых валенках? – взвился Димон.

Я отступила на шаг и внимательно оглядела Коробка. Сегодня хакер начесал на голове нечто, смахивающее на гнездо вороны, в ушах у него с десяток сережек, на шее собачий ошейник, украшенный шипами. Вернее, это, конечно, аксессуар не для пса, а украшение рокера или металлиста, я не очень-то разбираюсь в деталях. Прибавьте сюда кольца с черепами, браслет в виде змеи – и поймете: голубые чуни – последнее, что наш дедушка рон-н-ролла на себя нацепит. Лучше он побежит по снегу босиком, чем примерит угги цвета летнего неба. На мой взгляд, это глупо, но Коробка не переделать.

Глаза Лапули подозрительно заблестели, уголки намазанных коралловым блеском губ поползли вниз.

– Лапа, – быстро сказала я, – Димон хочет услышать головокружительную новость.

Лапуля снова заулыбалась:

– Котик, хочешь зайчика?

– Выражайся конкретнее, – велел Коробок.

Лапа растерянно посмотрела на меня, я ободрительно кивнула:

– Ничего, начни еще раз! И говори так, как мы с тобой репетировали. Помнишь слова?

Лапуля обняла Димона:

– Милый, у нас скоро будет малыш! Собственный! Маленький мальчик!

Коробок разинул рот:

– Живой?

Мне захотелось сказать: «Нет! Пластмассовый», – но, к счастью, в эту минуту на сотовый прилетела эсэмэска.

Я пошла в сторону своей спальни, оставив Димона с Лапулей вдвоем. Сообщение было от Приходько. «Книга называется «Рука переворачивает папу». Я прочитала короткую фразу раз пять, потом решила, что шеф тронулся умом. Ну с какой стати мне изучать произведение неизвестного автора, да еще с таким идиотским заголовком: «Рука переворачивает папу»! Интересно, нет ли у него второго тома, на обложке которого написано «Нога пинает маму»? Приходько определенно заработался.

Я вошла в комнату и обомлела. На столе высился трехэтажный игрушечный домик. Комнат двадцать, не меньше, и все они были обставлены крохотной мебелью. В спальнях на кроватях лежали подушечки и одеяльца, в столовой стоял буфет, забитый посудой, и длинный-длинный стол, на кухне обнаружилось невероятное количество утвари, пакеты с крупами, корзинки с овощами, а в холодильнике лежали колбаса, сыр, яблоки, стояли бутылки с кефиром и молоком. На всех окнах висели занавески, на полу разноцветными лоскутками раскинулись паласы, были не забыты даже вазы с цветами.

У меня перевернулось сердце. Вот она, детская мечта Танечки, материализовалась из воздуха и неведомыми путями очутилась в спальне. Если бы я сама решилась купить замок, обставила бы его точно так же.

Ноги предательски затряслись, я опустилась на стул и продолжила изучение домика. Судя по количеству комнат, в нем живет большая семья, но сейчас все ее члены разбежались кто куда. Можно предположить, что они на работе, учебе или отправились в театр-кино. В просторной гостиной находится лишь милая пара: он и она.

К горлу подкатил комок. Я попыталась проглотить его и не смогла. Пальцы похолодели, желудок сжался, стало трудно дышать, я втянула носом воздух. И замерла. В замке жили не маленькие человечки, а игрушечные мыши. Мама Мышка, слегка, на мой взгляд, полноватая, одета в темно-синее платье, а на ногах у нее, несмотря на то что она отдыхает у телевизора, оказались сапожки-дугги, точь-в-точь такие, какие мне пришлось выбросить. Папа Мыш носил джинсы и клетчатую рубашку, на носу очки в дурацкой круглой оправе. Мыш сидел в соседнем с женой кресле, на коленях у него стоял ноутбук. Малышка наслаждается сериалом, муж счастлив находиться около любимой жены, но его не интересует сериал, он влез в Интернет. Дети, бабушки-дедушки, или кто там еще живет в домике, отправились по своим делам. Мышка и Мыш тихо проводят вечер. Вот оно, настоящее счастье.

Воздух из моих легких наконец вырвался наружу. Память услужливо развернула картину. Вот я, только что лишившись уютных сапожек-дугги, стою у витрины игрушечного магазина и, стараясь не заплакать, смотрю на игрушечный домик. Продавщица бойко мне рассказывает, какую семью можно поселить в комнатах: на выбор предлагаются бурундуки, зайчики, собачки, кошечки и мыши. Я разворачиваюсь и натыкаюсь на мужчину в очках, который говорит какую-то грубость. До моего носа долетает запах его одеколона: нотки сандала, бергамота и шипра. Мне делается совсем тоскливо. Такой одеколон любил Гри. Гри. Гри!

Я снова посмотрела на маму-мышку, оценила ее дугги и почувствовала головокружение. В магазин я вошла после посещения ветеринарной клиники, где оставила теплые сапожки. Тот мужчина видел меня в туфлях, но мама-мышка сидит в дугги. Домик, моя мечта… Сообщение Приходько: «Рука переворачивает папу»…

Словно сомнамбула, я подняла руку, взяла фигурку в джинсах и клетчатой рубашке, опустила ее вниз головой и увидела на оборотной стороне подставки крохотные буквы «Л.М.». Только мы с Гри знали, что означает это сокращение «Люблю. Мыш.». Это наш секрет.

Я села в кресло, держа в руках фигурку. Гри не умер, он где-то неподалеку, может, в Москве. С кем я столкнулась у торгового центра? Это был мой муж. Почему он изменил внешность? Или Гри рискнул послать кого-то, предварительно щедро полив парня своим любимым одеколоном? Мужчина-грубиян на самом деле – письмо, которое сообщало: «Танечка, я жив». Гри знает о моей особенности чувствовать во много раз острее, чем обычные люди. У меня талант «нюхача». Гри надеялся, что я догадаюсь и расшифрую послание. Он следил за мной, видел меня в новых сапожках, а теперь прислал домик. Приходько в курсе, что Гри не умер, но он не имеет права даже намекнуть на свое знание, он обязан докладывать вышестоящему начальству о всех, кто интересуется личностью Гри, даже обо мне. Вот почему босс столь быстро раздобыл информацию о несчастье с Мартой и Гри: ему велели дезориентировать сотрудницу.