Андрей Кивинов - Аномальная зона Страница 6

– А вот этих, пожалуйста, не надо! – твердо пресек Василий.

Художник глянул на него с интересом. И заявил вдруг:

– Знаете, в этом я с вами согласен! Давайте как-нибудь на досуге обсудим это подробнее. С вами очень интересно поговорить об искусстве! Сейчас мне пора идти. Я-то сам, знаете ли, больше пейзажами занимаюсь. Акварелью. Солнце садится. А я хочу сегодня закат пописать.

– В лес-то не страшно? – спросил Федор Ильич.

– Вы гуманоидов имеете в виду? – улыбнулся художник. – Знаете, я в них не верю… Да и зачем им художник?

«Как раз художника им и интересно…» – подумал Рогов, но вслух не сказал.

Серебряков распрощался и двинул в сторону леса. Тут же раздались крики из реки. Стрельцов и Семен, ожесточенно жестикулируя, тащили из воды нечто похожее на объект актуального искусства. Подбежав поближе, Федор Ильич и Василий увидели, что они тащат из воды желтый человеческий скелет.

Бр-р!

Да еще без одной ноги. Без левой – профессионально отметил Рогов. Федор Ильич, увидав скелет, начал мелко креститься:

– Батюшки! Неужто инженер…

– Гриша на дне откопал, – пояснил Семен.

Рогов наклонился над страшной находкой, вгляделся. Сразу отпустило: все кости были скреплены ржавой проволокой.

– Это ж учебный, – пояснил Василий. – Из школы, видать, которую закрыли. Последним оставался. Как капитан.

– Тьфу ты… – сплюнул тесть.

– Странно, что не пропили, – почесал в затылке Семен, – капитана этого…

– Ну, одну-то ногу пропили, – заметил Рогов.

– Отвык я, оказывается, жить без света, – заметил Семен.

Они с Василием курили на крыльце дома, вдыхали аромат прелого сена и слушали спокойный хор цикад. Электричества не было. Ни единого огонька на весь Марс.

– Что, у тебя в Питере никогда свет не вырубают? У нас на Петроградке – в порядке вещей.

– Вырубают, конечно, – согласился Семен. – Вот на первое апреля выключили – сначала все думали, что шутка. А три дня не было! У меня уж под конец собака выть начала.

– Ну вот!

– Но там-то я надеялся, что в любую секунду включат! А здесь – никаких шансов.

– Заплатили бы долги – и шансы бы появились.

– Это ты прав, Василий. Но все же, погляди на проблему более масштабно, – размечтался Семен. – Если бы во всем мире электричество совсем кончилось?

– Это как?

– Стихийное бедствие. Техногенная катастрофа. Или теракт. Или еще что… ну, представь – бац, и нет электричества. Холодильник не работает, троллейбус не ходит. Телевизор не работает, Интернет.

– Утюг! – подсказал Василий.

– Утюг, – согласился Семен. – Света нет, опять же. Да ничего, короче, не работает. И как тогда жить?

– Ну, если более масштабно, – протянул Рогов, – то я ведь, Семен, как рассуждаю. Чисто логически. Ты вот глянь на небо, сколько звезд там. Вон их там сколько. Не сосчитать. Хоть… лопатой греби. Так неужели только на Земле разум есть? Вряд ли.

– Такого, как здесь, точно нет, – уверенно сказал Семен.

– Ну, не такой, так другой! А если разум есть – то почему прилетать не могут?

– Чего ж они в контакт с нами не вступают? – усомнился Семен.

– Да как же не вступают? Инженера вот потырили. Может, мы для них муравьи. Ты ж с муравьями как в контакт вступаешь? Пошевелишь палочкой и все.

– Как-то не очень приятно себя муравьем чувствовать…

– Погоди. Сейчас приду… – встал Василий. – Сколько можно его ждать…

Пошел в глубь сада, остановился возле кустов и оросил ботанику упругой задорной струей. В это время из туалета вылез изрядно застрявший там Стрельцов. Увидел спину Рогова, заговорщицки подмигнул Семену, подкрался к Василию и схватил его за плечи:

– С нами полетишь!

Рогов аж вскрикнул от неожиданности.

Лететь «с ними» все-таки не входило в его планы.

Интересно, но так… теоретически.

Вряд ли это входило и в планы болезного художника Серебрякова, однако же…

Утро принесло новую весть. Опера проснулись от крика возбужденно вбежавшего в их комнату Федора Ильича.

– Братцы, подъем! Художник исчез!

– Какой художник? – разлепил глаза Рогов. Ему всю ночь снилась операция по поимке особо опасного убийцы по кличке Сосулька, и спросонья он даже не сразу вспомнил, где находится.

– Вчерашний! От физкультуры освобожденный!

– Инопланетяне забрали? – иронично спросил Семен.

– Мужики говорят, что они! – на полном серьезе крикнул Васькин тесть.

– Чушь все это… – недовольно пробурчал Стрельцов.

Ему, как назло, снилась полка винного магазина. Длинная полка, ряд бутылок на любой вкус. И все этикетки хорошо различимы. Этикетки вроде знакомые, только названия какие-то странные. Водка «Узбекский стандарт», пиво «Дюймовочка», джин «Суворовский проспект», коньяк «Толстячок», виски «Марсианская хронь»…

Федор Ильич разбудил, когда Стрельцов уже примирялся, не купить ли виски.

Несмотря на раннее утро, марсианские мужики, собравшиеся на сходку на площади у родника, были уже изрядно пьяны. «Когда только успевают? – недоуменно подумал Стрельцов. – Может, я во сне только этикетки вижу, а они прямо во сне и пьют?»

Петро стоял, сжимая в охапке любимый топор.

Вид у него был решительный.

Захар стоять не мог, участвовал в совещании сидя, прислонившись спиной к постаменту. Крикнул на всю площадь:

– Я ведь вчерась всех упреждал! Не послухали?!

– Думаешь, не говорила ему, живописцу этому, – всплеснула руками Марфа. – Говорила! А он только лыбился…

– Долыбился, идиот! – пьяно ухмылялся Захар.

– У них там, небось, живописцев-то нет, – предположил Игнат. – А портретов всем хочется. Чтобы жена на портрете, чтобы детишки… Вот и выписали себе Володьку.

– Сам к ним пойду, – Петро воздел к небесам топор. – Тарелок бояться – в лес не ходить!

– Не вздумай, – схватила его за руки Татьяна.

– Разберусь по-мужски, – шумел Петро.

Вдруг затих, развернулся и решительно двинул в сторону леса. Уверенным шагом, даже шататься перестал. Оттолкнул жену, пытавшуюся его остановить.

– Тебя ж заберут! – заблажила вслед Татьяна. – На Центавру!

– Там хоть тебя нет, отдохну, – огрызнулся Петро.

В этот момент на площади появилась оперативная бригада. Рогов и Семен поняли, что придется все же прервать отдых и вмешаться в марсианские дела. Стрельцов хмурился, но на собрание сходить согласился.

– Вот они, мои гости. Из уголовного розыска, – представил убойщиков Федор Ильич. – Из самого Петербурга!

Толпа уважительно замычала.

Марфа быстро сунула Стрельцову, как самому представительному, визитку Серебрякова:

– Вот! В куртке евонной нашла, а документа нет.

– Серебряков Владимир Петрович. Член Союза художников, – зачел Гриша и строго посмотрел на Марфу. Дескать: какие еще сведения?

– Неделю у меня жил, – пояснила Марфа. – Картинки красил. Крапиву, лопухи. Корову мечтал изобразить. Огорчился, что нету коровы. А вчера ушел и с концами.

– Мы его встретили, – кивнул Рогов. – В лес направлялся. Закат собирался нарисовать.

– И что нам делать? – задал Стрельцов риторический вопрос.

– Искать. Вы ж розыск, – уверенно сказала Марфа.

Стрельцов поднял лицо к небу. Полюбовался облаками. Одно из них было похоже на корову.

– У нас там, наверху, собак нет. Гаишников тоже…

– За что ж вам тогда деньги платят? Мои кровные… – это Захар подал голос от постамента.

Рогов хотел обидеться, но Захар уже успел уснуть.

– Гриш, давай в лес сходим, проверим, – предложил Семен.

– Это, пожалуйста, с Васей, – отказался Стрельцов. – А еще лучше – местных оперов вызовите. И вообще я считаю, это розыгрыш.

Стрельцов развернулся и потопал обратно к дому.

– Ты куда? – удивился Семен.

– Забор городить. Обещали же помочь Федору Ильичу…

– Ну что, Василий, – вздохнул Семен. – Значит, нам с тобой искать гуманоидов.

Рогов не возражал:

– Сейчас, за фотоаппаратом схожу только.

В проводники взяли Марфу. Она примерно знала, в какой части леса любил творить акварелист Серебряков.

– Вот за тем овражком у нас поляны грибные идут, так Володя все нахваливал – живописные, говорил, поляны.

– Сейчас проанализируем… на живописность, – пообещал Семен. – Марфа, а почему все-таки Марс?

– Дак раньше село Маркс называлось. В честь вождя разных революций. Это когда еще коммуну тут строили.

– Да ну?! – хором удивились оперативники.

– Ну да.

– Чего ж поменяли?

– Власти районные заставили. Опосля перестройки. Сказали, что ентот Маркс во всем виноват, в такой нашей жизни. Вот мы буковку-то и убрали. И самого Маркса – он у магазина на пьедестале стоял. В речке его утопили. А сейчас считается, кто виноват?