Владислав Романов - Главбухша Страница 6

Декартовский рационализм в ней умилительно уживался с природной легкомысленностью. Француженка радовалась, что в наших домах нет счетчиков для воды, и принимала душ каждые полчаса, в то время как дома лишь утром и вечером. По утрам она жаждала своих круассанов, намазывая с обеих сторон маслом, повидлом и уставясь в канал МТВ, где весь день гоняли музыкальные клипы. Завтрак растягивался на час. Потом она, вдруг вспоминала, что ей надо бежать на важную встречу, за секунду одевалась, но двадцать минут красила ресницы.

- Ты опаздываешь на полчаса! — кричала ей Марта.

— Ни-чи-во, — выпевала Мишель. — Я не могу выходить без бовизаж... красивого лица, так, да?

Да, только красивого лица даже под макияжем все равно кот наплакал.

Француженка жила, как птичка, ни о чем не думая и триста франков быстро где-то расфуфырила, а может, раздарила на сувениры, ибо дарить больше было нечего. Когда пришла пора отъезда, она спохватилась в последний день, что денег на билет нет, и стала всем названивать. Деньги нашлись, и опять же у Марты. Знай Марта о том, что ей скоро уезжать, а у нее ни копейки, она бы себя изгрызла, но заработала бы несчастные триста долларов, однако одалживать бы не стала. Но билет это пустяки. Суть в другом — в той эйфории, той радости, с какой воспринимала все события своей жизни Мишель. У нее всегда «ноу проблем», она всегда щебечет, как птичка, она всегда весела. Марту даже стала раздражать ее вечная веселость. Порежет палец — радуется, как дитя, тому, какая алая и красивая кровь. Идет дождь: ах, какой дождь, пошли под дождь! Сияет солнце: ах, какое солнце, пошли на солнце, на пляж! Ни то ни се, комси-комса— и тут сплошной восторг. Умеешь радоваться ,так радуйся, хочешь горевать — горюй. Не умеешь, сиди с постной рожей и получай по полной программе говна-пирога, как выражался Виталик.

Француженка позвонила через полгода, но вовсе не потому, что должна была Марте за билеты, она об этом уже просто не помнила, а попросила купить и прислать ей русскую палехскую шкатулочку для спектакля, причем как можно быстрее. Марта сказала мужу, что покупать шкатулку она не будет: во-первых, дорого, палехские шкатулочки под сто баксов, во-вторых, ей надоело это иждивенчество. Виталик кивнул и больше разговор на эту тему не заводил. Марта не знала, отослал он ей шкатулочку или нет, скорее всего, отослал, ибо у него теплилась надежда, что Мишель пробьет ему постановку в своем театре. Ho судя по всему, француженка и об этом забыла. Виталик наверняка с ней перепихнулся, уж как-то они загадочно ворковали. Муж знал французский, и время от времени они перебрасывались короткими фразами. Марта пыталась запомнить, чтобы сгонять к подруге  и попросить перевести, но через пять минут всё забывала.

Она никогда не страдала ревностью,она лишь не любила,когда ее считали дурой,это задевало больнее.

Мишель была первой, кому она, несмотря на глухое раздрожение, позавидовала, ибо не имела той внутренней свободы, той раскованности тела и души, того умения  создавать себе каждый день праздник, независимо от погоды, наличия свободных денег, настроения и даже здоровья, которыми обладала эта невзрачная француженка.

А что Марта? Она тягловая лошадь, она уже не понимает, когда ей хорошо: когда она тащит в гору тяжелый воз или когда стоит без поклажи. Однажды она перестала различать эти два состояния. Вот в чем весь ужас.

Да и где ей было взять эту легкость, эту непосредственность, это порхание по жизни, если она Cтpeлец-боец no китайскому гороскопу, и подобно выпущенной из лука стреле, всегда летит точно в цель? И всегда ее достигает. Вот только жизнь уходит, как тепло избы. Незаметно.

—    И за хвост не ухватишь, — сказала вслух Марта.

—    Что? — не понял Стас. Он крутил головой, высматривая, куда бы поставить машину.

Они подъехали к «Пекину». Директор знал, куда ее повезти и что взять: пельмешки с травкой, вишневый ликер, салаты из бамбука и папоротника. Ели палочками, макая пельмешки в соевый соус. Марта любила китайскую кухню, любила все дальние азиатские страны с их древней культурой, обычаями, изяществом иероглифов, стихов и рисунков. Она вообще любила, все далекое.

Марта подробно пересказала Стасу весь разговор с Вальтером. Стас кивал, со всем соглашался. Когда услышал о горячей заинтересованности немца стать их партнером, глаза его загорелись, он так воодушевился, что на радостях заказал бутылку шампанского и сам выпил фужер, несмотря на то что сидел за рулем.

—    Блестяще для одного дня, успели-таки ухватить сивку за хвост!

—    Подожди, постучи по дереву! — грубовато оборвала его Марта.

—    Я чувствую, нормально!

—    Кстати, он женат на русской немке, а теща с тестем дома говорят только по-русски, ностальгируют, вот он и навострился.

—    Способный.

—    Да уж.

—    Не приставал? — смутившись, спросил Стас.

—    Я бы обиделась, если б он не приставал! — нахально ответила Марта. — Но Вальтер своего не упустит!

Стас расплатился, попросил с собой еще бутылку вишневого ликера.

—    Может быть, заедем ко мне? А я тебя потом отвезу, — не без робости спросил он, и Марта кивнула. Домой ей ехать не хотелось, не хотелось после вкусного, сытного ужина и душистого ликера тащиться на метро, а потом на автобусе — она жила на Речном, — не хотелось торчать у телевизора и выслушивать ворчание сопливого от гриппа мужа. Такое выдалось настроение. К тому же с утра она предупредила Виталика, что, скорее всего, придется с немцем пойти поужинать и раньше одиннадцати она вряд ли появится.

Марта слышала неровное дыхание Стаса, И ей было интересно, отважится ли он затащить ее в постель. Он ей нравился, но влюбленности она к нему не испытывала. Марта была даже не прочь лечь с ним в постель, дабы сделать его посговорчивее в некоторых вопросах и определиться в основном: как делить триста  процентов прибыли? Она кладет себя на амбразуру, затевая столь большое и рискованное дело, и если генеральный думает, что все ему, а ей лишь премия  к зарплате, то она тут же подает заявление об уходе.

Главбухша решила про себя требовать у директора как минимум тридцать процентов. Максимум сорок. Идеально было бы: шестьдесят и сорок. Но она без обид  согласна и на тридцать. Это ее устраивает. И никаких других вариантов. Стас же знает, что львиная доля  работы на ней. Именно ее поджарят налоговики в первую очередь. Спрашивать сейчас, в лоб, она не желала. А Стас отмалчивается. Ей интересно, думает он об этом или нет? Или он решил, что за зарплату Марта Сергеевна готова пахать двадцать четыре часа в сутки? Есть такие бизнесмены, они считают, что облагодетельствовали уже одним тем, что взяли на работу.

Но Стас парень не глупый,ему тридцать     пять, он не мальчик и хорошо понимает, что такие идеи дешево не  стоят. Впрочем, как и у всех, у него есть одна болезненная черта: он не любит расставаться со своими кровными, нажитыми потом деньгами.

Машину, следующую за ними, они заметили, едва отъехав от ресторана. Стас тут же позвонил дяде, передал номер автомобиля преследователей.

— Не дергайся, я их понты знаю — накатить, взять на испуг. Человека за дрожащую тварь держат! Скоты! От этого я их еще больше ненавижу! — проговорил он, и Марта его зауважала.

Стас жил в доме с консьержкой, в хорошем месте, в центре. Трехкомнатная квартира, евроремонт, ванная с биде, кондиционер, все как полагается. Мебель не дорогая, но стильная, сделанная на заказ, минимум того, что необходимо для отдыха и работы. От этого комнаты казались большими и просторными. На такой же, похожей на столовую, кухне на двух столах стояли печки, комбайны, тостеры, миксеры, соковыжималки— весь набор техники, и все чистенько, видимо, кто-то приходит, убирает. В гостиной приличный бар, кресла, огромный, во всю комнату, ворсистый ковер, декоративный камин, шкуры.

Стас напрягся, и Марта поняла: в голове э т а мысль уже крутится, он обдумывает, как начать, чтобы не обидеть ее.

«Отваги, опыта и проницательности у парня маловато, оттого и трудно, — усмехнулась она. — Мой Виталик бы не сплоховал, не растерялся, все проделал бы легко, с юмором и элегантно. Как сказала однажды его вторая жена, с ним хочешь не хочешь, а все равно ляжешь!»

Стас бросился разогревать курицу, достал колбасу, икру, водку, виски, шампанское, коробку конфет, фисташки — все, что было. Зачем все это? И без того сытно поужинали. Но Марта его не останавливала, с легкой улыбкой наблюдая за его метаниями. Полились звонки, и ему следовало бы отключить телефон, но он этого не сделал, ввязался с кем-то в глупый разговор, потом, видимо, позвонила его любовница Рита, и ему пришлось бекать и мекать, изъясняться намеками, краснеть, злиться, и все оттого, что эта  мысль не давала сосредоточиться и повести себя спокойно.

После содержательной беседы с Ритой он наконец догадался вырвать шнур из розетки.