Ольга Степнова - Беда по вызову Страница 60

— Ну, как же! В Испанию сам не едет, и меня не берет, — я почувствовала, что слезы сейчас позорно хлынут из глаз.

— Я могу взять тебя в Сибирск! — с омерзительной гордостью заявил он.

— Представляешь! Я сама могу тебя туда взять!

— Ну, хорошо, значит, это ты меня туда возьмешь.

— Не возьму. И не дам тебе свою девичью фамилию.

— Слава богу, а то представляешь, как будут дразнить меня в школе!

— Кто же поедет в Испанию?

— Никто. Недвижимость на то и недвижимость, что никуда не убежит.

— Автосалон! — простонала я.

Бизя уселся на пол и почесал затылок горлышком пустой бутылки.

— Учебный год только начался. Родители посдавали кучу денег на то, что их дети будут учиться в школе со спортивным уклоном. Я веду, — он начал загибать пальцы, — ОБЖ, историю, физкультуру, секцию каратэ, секцию автомеханики, я охраняю школьную территорию и выполняю функции школьного психолога, потому что Вера Ивановна ушла в декрет…

— Заткнись. И дай закурить, у меня кончились сигареты.

— Я бросил!

— Не жмоться!

— Слушай, — он повысил голос, — я работаю с детьми. Я не просто учитель, я еще и тренер. Разве тренер может курить?

— Тренер все может.

— Я тоже так думал. Пока не увидел как пацаны на лавочке смолят «Житан», и, кашляя, приговаривают: «Дрозд только такие уважает!». На следующий день я объявил на тренировке, что бросил курить. Мы пришли в этот мир, чтобы стать сильными.

— Это не ты сказал.

— Да. Вивекананда. Но курить я бросил.

— Ладно, тогда я по старинке, самокруточку. — Я полезла под кровать, где стоял старый кованый сундучок, из которого Сазон тягал махорку. Кое-как скрутив папироску, я затянулась отвратительным самосадом.

— А что мы будем делать вот с этим? — я пальцами голой ноги поддела стопку расписок на полу.

— Сазону больше нельзя рисковать, — Бизя поднял расписки с пола и засунул себе в нагрудный карман. — Хватит с него того, что он наворотил.

— Может, мы сами… того, за половину долга?..

Он посмотрел на меня как врач на безнадежного больного.

— Ну да. У тебя дети. И еще только начало учебного года. Родители сдали трудно заработанные рубли, чтобы их чада посещали секции вязания и балета. И это… ЖОБ, что за гусь? Как его вести? Бизя, ты с ума сошел? У истории феерический финал, а ты накупил учебники, бормочешь про детей, и собираешься лететь в сраный Сибирск, где сейчас минус тридцать, в пять уже темно, а утром невозможно вытащить себя из постели, потому что стучишь зубами от холода, но нужно много работать, потому что нужно много еды и очень много одежды… Кстати, тебе хватит на обратный билет?

— Займу у Сазона. А там у меня скоро аванс, — буркнул он.

— Кем ты вернешься, Дроздовым или Сазоновым?

— Тягнибедой! — рявкнул он так, что зазвенели оконные стекла.

— Дразнить будут в школе! А испанцам наплевать! В конце концов, махнешь, не глядя, автосалон на школу со спортивным уклоном.

— Дура.

— Кретин.

— Вот и поговорили, — вздохнул он, уселся на пол у кровати и начал листать свои учебники.

Это было невыносимо. Вот он — принц на белом коне. Вилла в Испании, автосалон там же. В кармане у него куча маленьких бумажек, по которым, если действовать осторожно, можно стрясти еще пару таких же наборчиков в Европе. И принцесса-то от него сбежала, превратившись в лягушку — бери его тепленьким! Только он ни фига не видит, кроме своего ЖОБ. Или БОЖ?

Мне захотелось стряхнуть с него пыль. Я стянула с себя футболку и, скомкав, запустила ему в лицо. Он отшатнулся, потом сгреб ее своей немузыкальной лапой и понюхал.

— Да, пора постирать. — Он отшвырнул футболку в угол, и снова начал читать.

Я встала и сняла джинсы. Он, посмотрев на меня, поморщился:

— Ты чего?

— Пойду постираю.

— И мое тоже, — Он встал, разделся, и швырнул свои шмотки к моим. Мы стояли друг перед другом абсолютно голые. И не знали, что делать.

— Там расписки, — кивнула я на его джинсовку. — Намокнут.

— Черт! — он наклонился и стал рыться в кармане.

— Ага, все-таки жалко!

— А как же! Такой сыр-бор из-за них. Я покажу их детям. И объясню, что деньги — не главное. Из-за них можно все потерять — дружбу, любовь, жизнь, и даже собственное имя…

Я пнула его коленкой под голый зад. От неожиданности он упал на колени и замер.

— Нам нужно поменяться местами, — вдруг тихо сказал он.

— Не факт.

— Так мы никогда не договоримся, — он вскочил, сгреб меня в охапку и бросил на кровать.

Из нее мы не вылезали два дня. Мы почти ничего не ели, а я так и не постирала провонявшие дымом, потом, и кровью вещи. Расписки Бизя положил в учебник по ОБЖ и заявил, что сделает из них учебное пособие. Именно такое пособие как нельзя лучше подходит к такому предмету, как ОБЖ. Он, наконец, разобрался, что это за гусь и как его вести.

Сазон пропадал на работе. Пару раз в квартире появлялся Мальцев, но мы не выходили из комнаты, а поэт не рискнул сунуться в нашу комнату, хотя шпингалет так и валялся на полу. Просто сильно скрипела наша кровать, а Мальцев, в отличие от Сазона, слышал нормально.

Потом позвонила Бэлка и сказала, что нас могут вызвать на допрос, но она все уладила и нам нечего опасаться: запись в диктофоне оказалась отличной. Мы сходили в прокуратуру, где нас интеллигентно допросили милые люди. После всего, что случилось, эти допросы воспринимались как светские развлечения.

С Бизона сняли все обвинения, он больше не числился в розыске, как убийца Грача. Но в одном из кабинетов ему хорошенько промыли мозги на тему, что если нашел где-либо чей-нибудь труп — нужно заявить в милицию. А не нестись на кладбище оказывать ему, трупу, ритуальные услуги.

Задали вопросы и про расписки. Не сговариваясь, мы в разных кабинетах дружно пожали плечами и нас оставили в покое.

В один из вечеров я решила свозить Бизю в Бэлкин клуб «для своих». Он долго упирался, говорил, что не понимает такого времяпровождения. Я согласилась, что нет интереса разглядывать девок у шеста. Тогда он засобирался, засуетился, нашел в шкафу свежую рубашку и крикнул: «Поехали!»

Минут пятнадцать мы перепирались, кто сядет за руль. Я уступила только потому, что рулить ему приходилось, согнувшись пополам. Он смахивал на орангутанга в детской машинке и этим добавлял мне хорошего настроения.

Бэлка встретила нас в полутемном пустом зале. Она напялила рыжий парик и Бизя, не узнав ее, тоном капризного клиента крикнул: «Девушка! Две минералки!» Бэлка смолчала, но посмотрела на меня с жалостью. Она явно не одобряла мой выбор.

Мы уселись за столик. Бизя громко и нравоучительно произнес речь о том, что пора законом запретить бабам таскать парики — от этого все беды на свете. Бэлка вежливо выслушала его и крикнула:

— Коля! Три прыжка с парашюта!

Бизя огляделся по сторонам:

— Здесь?!

— Помолчи, — попросила его я.

Он послушно молчал, пока Коля проделывал все манипуляции, но потом не выдержал и спросил:

— Так я не понял, а где парашют?

Мы с Бэлкой выпили, и затянулись дымом через соломинку.

— Не-е, мне минералки! — попросил Бизя, не притронувшись к гремучей смеси.

— Не курит! Не пьет! — похвасталась я Бэлке.

— Болеет?

— Не, здоров как бык!

Бэлка с сомнением посмотрела на принца.

— Коля, принеси бутылку «Перье»! С лимоном.

— Да он круче «Карачинской» не пьет ничего!

— Эй, девки! Я тут! — возмутился Бизон. Но мы не обратили на него никакого внимания.

Прибежали полуголые официантки и уставили стол отменной закуской.

— Люблю повеселиться! Особенно пожрать! — обрадовался Бизя и навалился на салаты.

— Что там слышно про нашу историю? — спросила я у Бэлки. — Никитина нашли?

— Нашли. Они с Костяном обгорели сильно, но мать Аркашу опознала. Ее арестовали и обвинили в сокрытии улик. Это она вытащила кассету, на которой была запись убийства Грача. Она этой кассетой пыталась шантажировать сынка, наставляя на путь истинный, чтобы он больше не ввязывался ни в какие сомнительные истории. Но Аркаша был уверен, что мать ему никогда плохого не сделает. Матушка призналась, что тогда, в Казани, знала, что сын не разбился в угнанном джипе. В тот день он поджидал свою подружку не один, а с дружком, который и сел за руль. Дружок и погиб. Инна Петровна опознала его как сына, а сынок с подружкой по чужим документам начали новую жизнь в этом городе. Карина не Карина, а Гульнара Насырова. Она подцепила вдовца Грача и даже вышла за него замуж. Никитин не возражал, он поджидал любую возможность приобщиться к капиталам богатого дядьки. Рано или поздно, так или иначе, они все равно расправились бы с Грачом. Инну Петровну Карина пристроила в свой новый дом горничной. Мишка часто бывал в доме Грача, как родственник Инны Петровны, и его хорошо там знали. Костяна Мишка перетянул из Казани, он был членом его банды. Мишка пристроил его через Карину в охрану к Грачу, видимо, считал, что чем больше «своих» людей в доме, тем лучше.