Ольга Лукас - Элексир князя Собакина Страница 63

Через неделю наступил День знаний — Первое сентября, однако учитель Некипелов на работу не вышел. Не явились в класс и трое его учеников, в том числе гордость школы — призер всероссийских олимпиад по русскому языку Миша Лиходумов. Конечно, тогда и в голову никому не могло прийти, что эти славные мальчишки станут грабителями и убийцами. Однако жизнь в очередной раз опровергла все наши прогнозы: костяк банды Кипяченого составили его ученики.

— Причем что удивительно, — рассказывал Иван Иваныч, — выбирал он не трудных подростков, а самых что ни на есть отличников. Устраивал им обряд посвящения. Я с веранды видел. Сначала громко произносил заклинание — что-то такое про порося и карася. А потом давал выпить из фляги. И всё, они тут же, моментально превращались в братков. Мистика!

— Навсегда превращались?

— Нет, нет, только на время. Это состояние им надо было поддерживать. Они постоянно что-то пили, у каждого была фляга. Лиходумов и сейчас с флягой ходит...

Надо сказать, что к моменту таинственного превращения заслуженного учителя в начинающего вора в законе преступность в городе давно успела организоваться и устаканиться. Все местные бандиты входили в три большие подразделения: бригаду братьев Ляпы и Тяпы Сытых, рекрутированную в основном из зареченской шпаны, кавказское землячество под руководством Бесо Ваняшвили и группу «рыночников», которую возглавляла огромная бабища из бывших базарных торговок по прозвищу Верка Усё. За два года, прошедших с начала эпохи свободного предпринимательства, пырьевские мафиози успели выяснить отношения и поделить источники дохода. Ляпа и Тяпа контролировали розничную торговлю, люди Бесо занимались общепитом, а Верка владела своим родным городским оптовым рынком. Тут следует заметить, что больших промышленных предприятий в Пырьевске отродясь не бывало, и это обстоятельство не только позволяло жителям дышать чистым воздухом, но и вселяло надежду на бескровное вхождение в развитый капитализм. Однако не тут-то было: с появлением банды «пионеров» все надежды обывателей рухнули. Военные действия вспыхнули с новой силой и переросли в гражданскую войну, которая продлилась целых полтора года.

— Я вам не буду все это описывать, — морщился в этом месте своего рассказа Иван Иванович. — Вы же по улицам ходили? Ну вот, значит, все видели и можете догадаться, чем кончилась война.

— Ну да, понятно, — кивнул Живой. — Ляпу тяпнули, а Тяпу ляпнули. Бесо, наверное, отправили в Тбилиси в трех ящиках из-под «Киндзмараули». А что стало с Веркой?

— А Вера Иванна жива, здорова и до сих пор торгует на базаре. Говорят, ей недавно предлагали должность замдиректора по маркетингу, но она отказалась. Сказала, что не женское это дело — людьми руководить.

К началу 1995 года боевые действия закончилось полной победой Кипяченого, и по этому случаю недалеко от его дачи, на берегу реки Пырки, был насыпан памятный курган в честь павших «пионеров». В марте фактического хозяина города официально выбрали мэром, после чего все успокоились.

Сразу после прихода к власти Кипяченый расширил свой дачный участок в пятьдесят раз, разогнав всех соседей и сравняв с землей их дома. Не пожалел он и домик старого друга Вани.

— Впрочем, я еще раньше сам ушел и с дачи, и с городской квартиры, — рассказывал Иван Иванович. — Все-таки история кое-чему учит. Я хорошо помнил судьбу старых друзей товарища Сталина и потому не стал дожидаться, когда за мной придут. Спрятался в архиве — его как раз тогда сюда и выселили — и с тех пор тут и живу. Очень надеюсь, что про меня все уже забыли.

На захваченной территории Кипяченый построил охотничий замок с красивыми башенками для пулеметных гнезд, обнес всю Вакхову Поляну трехметровым забором из бетонных блоков с колючей проволокой, установил КПП и никого туда не пускал. Кроме того, он соорудил в городе множество разных монументов, в том числе воздвиг и памятник самому себе в виде бога Марса, управляющего собачьей квадригой.

— Да уж, видели мы... — кивнул Живой.

— А кстати, что это за буква «Н» у вас на Соборной? — спросил Савицкий.

— О, это особая история!

Глава 27

Грамматический террор

Лицо директора архива снова изменилось: в засушливой саванне наступил сезон дождей. Иван Иванович достал из кармана халата выцветший от многочисленных стирок, но идеально чистый носовой платок, снял очки, утер уголки глаз, вернул окуляры на место, платок сложил вчетверо, положил обратно в карман и грустно улыбнулся.

— История учит, что как бы человек ни оскотинился — в нем всегда остается что-то светлое и благородное. Но вот чем оно обернется — другой вопрос.

— Кипяченый, значит, абстрактное искусство подкармливал? — догадался Паша. — Вот мы с ребятами не знали. У меня как раз в те времена корешманы были — конкретные такие абстракционисты. Надо нам было к вам податься: и хлебно, и весело.

— И хлопнули бы тебя вместе с твоими корешманами, — закончил Савицкий. — Тебя бы — в первую очередь.

— Да, юноша, вы с таким жаргоном при прежней власти долго бы не протянули, — кивнул Иван Иванович.

— А я бы мимикрировал и вел беседы на исключительно грамотном, великом и могучем! — не сдавался Паша. — Ну ладно, что вспоминать? Было и прошло. Рассказывайте лучше про искусство.

Иван Иванович снова улыбнулся чему-то своему, уставившись в темноту, и вернулся к истории Краснопырьевска.

Никакого искусства папа Кипяченый, конечно, поддерживать не собирался. Были у него два придворных художника — тоже из бывших учеников, — малевали портреты братвы. Братву перестреляли, а портреты, говорят, до сих пор висят в здании мэрии для устрашения нынешних чиновников. Скульптуры же ставили специально нанятые иностранцы.

В начале своего правления Кипяченый совсем не собирался украшать город странными памятниками. Как все диктаторы, он только подминал и запугивал, а непокорных — уничтожал. И, как все диктаторы, пристально следил за тем, что пишут о нем в газетах и на заборах, что рассказывают в анекдотах. Каждое утро его бывшая ученица и тайная возлюбленная Шура Прытко, некогда чемпионка области по скорочтению, приносила ему подборку публикаций, в которых воспевались труды и дни нового мэра. Попивая утренний кофе и обнимая юную прелестницу, бывший учитель русского языка машинально исправлял ошибки и опечатки и ставил внизу на полях оценку. Сначала эта привычка казалась ближайшим сподвижникам мэра милым чудачеством. Но однажды, проверяя утреннюю прессу, он вскочил с места, отшвырнул чашку, достал из внутреннего кармана флягу, сделал пару добрых глотков и приказал вызвать братву.

Причиной внезапной вспышки гнева стала заметка в преданной новому режиму газете «Комсомольское знамя». Заметка воспевала заслуги мэра, но вот только в заголовке и во всем тексте прозвище грозного главы администрации было напечатано с двумя «н» — «КипячеННый».

В тот же день в редакцию газеты приехали ребята на джипах. Ни о чем не подозревающие журналисты попивали самогон, привезенный из деревни чьей-то дальней тетушкой, и, поглядывая на редактора, продолжали восхвалять лучшего друга журналистов.

И тут по коридору прогрохотали шаги.

Всех сотрудников согнали в отдел новостей (это был самый просторный кабинет) и поставили в первую милицейскую позицию — лбом в стену, руки за головой, ноги на двойную ширину плеч. Чтобы вычислить автора злополучной заметки, потребовался всего лишь десяток ударов по почкам.

Операцией «Принуждение к грамотности» руководил ближайший сподвижник мэра — Миха Лиходумов. По его знаку братки выложили на стол несколько наборов детской азбуки на магнитиках. Затем на глазах у всего коллектива редакции Миха и его команда около часа — за временем, впрочем, никто не следил — кормили главного редактора большими буквами «Н», а автора заметки — маленькими.

Когда экзекуция закончилась, виновных вытолкали на улицу, посадили в разные джипы, и с тех пор их никто не видел. По словам одного из участников операции, «фраеров безграмотных» увезли в ближайший лес, расстреляли и закопали. С тех пор в народе эта поляна называется «Энской магнитной аномалией», и растут на ней одни только поганые — с одной буквой «н» — грибы.

Натерпевшиеся страху журналисты разбежались по городу, разнося ужасную весть, которая постепенно обрастала жуткими подробностями. Так закончила свои дни газета «Комсомольское знамя». А в Краснопырьевске началась эпоха большого террора, получившего название «грамматический».

— Так ваш бывший мэр был настоящим рейхсграммар-фюрером! — не удержался Живой. — Тема офигенная, надо об этом в жежешечке написать! Пусть граммар-наци порадуются!

— Пашка, говори по-русски! — повернулся к нему Бабст.

— Я говорю, четкий перец был этот Кипяченый. Расово верный грамотей-опричник! Вам всем надо носить футболки с надписью «Я пережил грамматический террор»!