Михаил Маковецкий - Девушки для диктатуры сионизма Страница 66

— У меня есть план, как нам найти человека, скрывающегося под вывеской «полицейская мафия», — без всякой связи с национальным строительством сообщил Пятоев, — для нас это будет проблема одного вечера.

Солнечным утром следующего дня в полицейский участок, с выражением лица, не предвещавшем ничего хорошего, вошла видная деятельница театра Варвара Исааковна Бух-Поволжская. К тому времени в полицейском участке уже находился Рабинович, который забежал о чем-то посоветоваться со своим старым знакомым, дежурным офицером.

Впервые дежурный офицер увидел Бух-Поволжскую в отделении полиции, где она робко и застенчиво пыталась выяснить судьбу своего чемодана. За прошедшее время в её облике произошли разительные перемены. Чувствовалось, что за три недели, проведенные в Израиле, она не только окрепла физически, но и закалилась духовно. Просительные интонации, которые так тронули сердце дежурного офицера, сменились на голос, звенящий металлом. По-настоящему громко зазвучали интонации человека, глубоко убежденного в правоте своего дела, пламенного борца за свои неотъемлемые права.

— Практически только что я была зверски изнасилована, — не терпящим возражений голосом заявила Варвара Исааковна дежурному офицеру, — и в настоящее время мне не обходимо дать свидетельские показания.

— Вам придется немного подождать, — мягко возразил дежурный офицер.

— Вы что, не видите, что мне дурно? — взревела Бух-Поволжская ударяя кулаком по столу перед носом дежурного офицера. — Вы что не понимаете, что с точки зрения психического здоровья я агонизирую? Меня может спасти только Мустафа!

— Нет, — осадил Рабинович выдающуюся деятельницу театра, — грубые полицейские могут неправильно понять тонкие душевные порывы ослабленного психиатрическим лечением чистого бедуинского юноши.

— Что она говорит? — спросил Рабиновича дежурный офицер, который, к счастью, не русского языка знал. — Кто такой Мустафа и почему она разлила мой кофе и съела половину моего торта?

— Несчастная одинокая женщина, — перевел Рабинович на иврит рассказ Варвары Исааковны с легкими, чисто техническими неточностями, — дожить до пятидесятитрехлетнего возраста девицей для того, чтобы быть изнасилованной какими то Хомяком и Сапогом. Но при том она оставалась верной каком-то Мустафе.

— Как раз по этому поводу мне звонил Шай Ругальский и приказал замять дело, — сообщил дежурный офицер, настроение которого заметно испортилось, — дело замять невозможно, с высоким начальством конфликтовать не хочется. Ну почему это всегда случается в мою смену?

— Все будет хорошо, — утешил Рабинович расстроенного работника правоохранительных органов, — Ты когда-нибудь встречал пышущую здоровьем зрелую женину, которую изнасиловал хомяк или, тем более, сапог. Это же бред. Эта тетка совсем чокнутая, до пятидесяти трех лет дожила, и всё в девицах. У нас в сумасшедшем доме таких к кроватям сразу привязывают. Отправь её с патрульной машиной в психбольницу, а в конце смены доложишь, что приходила женщина, выглядит странно, ведет себя неадекватно, утверждает, что является шейхом Мустафой. Месяц она там полежит, как минимум. А у тебя все по уставу. И дело не закрыто, и начальство не обидел.

— И что бы я делал без сумасшедшего дома? — радостно воскликнул дежурный офицер, и уже через час Варенька уже пила чай с вишневым тортом в окружении заботливых санитаров отделения судебно-психиатрической экспертизы.

— Значит, вы говорите «Шай Ругальский»? — переспросил Варвару Исааковну Пятоев.

— Голубчик, сколько можно переспрашивать? — с достоинством отвечала видная деятельница театра, — я еще нахожусь в том возрасте, когда воспоминания еще не потеряли яркость, а имена мужчин еще не путаются между собой. Напротив, вспоминать об этом мучительно интересно и полезно для здоровья.

— Навестить нужно маньяка, — убежденно сказал Шпрехшталмейстер, — исполнить парню акробатический этюд. Это наш долг.

— Отчего же не навестить, — согласился Пятоев, — навестить надо. Только к этому визиту необходимо привлечь Гришина. По поводу старшего лейтенанта у меня есть определенные надежды.

— Обязательно приду, — выслушав гостей, сообщил Гришин, — люблю наносить визиты незвано. Более того, рассматриваю это как выполнение своего воинского долга.

— Так ты хуже татарина, — констатировал Шпрехшталмейстер.

Но отвлечёмся на минуту от описания примеров с честью выполненного воинского долга, — вновь вернул бразды правления в свои руки Гришин, — и вернемся к теме недавней нашей беседы. В гости я, конечно, пойду, но прежде выскажу вам все, что наболело на душе.

Мне хочется рассмотреть вблизи ещё одну этническую мину, заложенную под Европу ещё во времена первой мировой войны. Результатом этой войны, в том числе, был распад Австро-Венгерской империи. Образовавшееся, среди прочих, государство Венгрия было значительно меньше, чем реальный ареал проживания венгров. Кусок территории, населённой венграми, который назвали Воеводиной, отошёл к Югославии. Другой кусок, называемый Трансильванией, достался Румынии. В Словакии венгры составляют десять процентов населения и компактно проживают в приграничных с Венгрией районах. Даже Украине, которая к моменту распада Австро-Венгрии вообще не существовала как независимое государство, получила в Закарпатье кусочек земли, заселенный венграми. После распада Советского Союза в Венгрии нарастает желание эти территории присоединить к себе.

По русский этот процесс называется воссоединение, а по-немецки die Wiedervereinigung. Это короткое немецкое слово ещё войдёт в русский язык, если его не заменят аншлюсом, походом на восток (die Wanderung nach Osten) или чем-то в этом роде. Оружие, используемое во второй мировой войне, было гораздо мощнее, чем оружие первой мировой. Это в полной мере относится и к этническим минам, заложенным под Европу. Если раньше НАТО существовало для защиты западной Европы от миролюбивых помыслов СССР, то после распада Варшавского договора существование НАТО утратило всякий смысл. Обедненная Германия воспользуется любым поводом для развала НАТО и вывода американских войск со своей территории. Франция, как всегда верная идеалам политической проституции, Германию поддержит. Далее Германия, после «die Wiedervereinigung» (воссоединения) Австрии, начнёт свой очередной «die Wanderung nach Osten» (поход на восток) с нападения на Францию. Что будет дальше — очевидно.

Польша, которая первая рванулась к независимости при первых признаках ослабления Советского Союза, своими неразумными национально-освободительными действиями копает себе могилу. Большая территория современной Польши — это исконная территория Германии. Пруссия — это историческая область Германии, вокруг которых шло объединение немецких земель в единое государство. В настоящее время большая часть Пруссии — это Польша и Калининградская область. Пруссия для Германии — это всё равно, что Нечернозёмные области для России. При малейшей же возможности Германия попытается вернуть себе Пруссию и Силезию. Сталин, переселив поляков из районов со смешанным населением, которые он назвал Западной Украиной и Западной Белоруссией, в Пруссию и Силезию, откуда он предварительно выселил немцев, надеялся, что любое польское руководство, находящееся в здравом уме и трезвой памяти, понимая, что Польше без России не жить, будет надёжным щитом России. Но поляки, получив национальное государство из чужих рук и ценой чужой крови, бездарно его утеряют в самом ближайшем будущем. Чехи, может быть, как всегда, и рада отдать Судеты, но, как всегда, этим дело не ограничиться.

— Все, хватит, — сказал Пятоев, — к своей одежде, а значит и к нам, направляется господин Ругальский.

Пятоев, Шпрехшталмейстер и Гришин лежали на тель-авивском пляже. Был вечер. Большое красное солнце скатывалось в море на западе, где-то в районе Кипра. Мимо трех атлетически сложенных мужчин иногда, покачивая бедрами, проходили девушки в нескромных купальниках, но похотливых взглядов за собой они не ловили. Внимание атлетов было привлечено мужчиной лет сорока пяти, довольно хорошо сохранившемся для своего возраста. Мужчину звали Шай Ругальский, он занимал довольно высокий пост в системе правоохранительных органов. После окончания рабочего дня он любил иногда окунуться в море, а потом посетить какой-нибудь ресторанчик в старом Яффо.

Подойдя к своей одежде, возле которой в расслабленной позе расположились трое атлетически сложенных мужчин, он, было, потянулся за брюками, но самый молодой из атлетов его окликнул.

— Скажите, Шай, а как вас звала в детстве мама? Никогда не поверю, что в Ленинграде кто-то мог назвать своего сына Шаем.

— В детстве меня звали Шуриком, — ответил Ругальский, сразу поняв, что ресторанчика в Яффо ему не видать сегодня, как своих оттопыренных ушей без зеркала.