Ирина Хрусталева - Летучее недоразумение Страница 7

– Глядя на тебя, я примерно представляю, на кого я сейчас похожа, – тяжело вздохнула Евгения. – Хорошо, что нас сейчас никто из знакомых не видит. Давай-ка располагайся здесь, рядышком со мной, а на разведку мы с тобой завтра сходим, – перевела она разговор в прежнее русло. – И вообще, прекрати со мной спорить, я на целых пять минут старше тебя, – улыбнулась Евгения.

– Да я и не собиралась с тобой спорить. С чего ты взяла? Как скажешь, так и сделаем, – весело согласилась Надя. – Ну, хоть на пальму, за бананами, мне без тебя залезть можно? – засмеялась она. – Вот только отдохну немного, послушаюсь твоего совета. А то вдруг сил не хватит, и я свалюсь оттуда?

– Можно ли на пальму? – спросила Женя и задумчиво посмотрела вверх, где висела гроздь бананов. – Мне кажется, даже нужно, – тут же согласилась она. – Я умираю с голоду, как, впрочем, и ты. Нужно съесть хоть банан, иначе эта вынужденная диета приведет нас с тобой к больничной палате.

– Ты знаешь, а я бы сейчас с удовольствием согласилась оказаться в больничной палате, в какой-нибудь затрапезной богадельне, но только у нас в России, среди березок и дубов, а не здесь, среди пальм и бананов, – мечтательно проговорила Надя. – Век бы этой экзотики не видеть, – сморщила она носик.

– Кто ж с этим спорит? – тяжело вздохнула Женя и с нежностью и любовью посмотрела на свою сестру. – Ничего, Надюш, прорвемся, и не в таких мы с тобой переделках бывали. Помнишь? – улыбнулась она.

– Да, Жень, я все помню, – кивнула Надя головой и тоже улыбнулась. – Разве такое забывается? Такое и захочешь, не забудешь, – грустно посмотрела она на сестру.

Евгения и Надежда были сестрами-близнецами, одинаковыми, как две вишенки с одной веточки.

Когда им было по пять лет, от тяжелой болезни умерла их мать, а отец погиб еще до этого, в Афганистане. Когда девочки остались сиротами, их, естественно, определили в детский дом. Но по воле судьбы и случившейся однажды трагедии девочки потеряли друг друга. В том детском доме, где они прожили совсем немного, ночью начался пожар. Сгорело все, погибли некоторые дети, а вместе с ними погибла и директриса детского дома. Тогда, в дикой суматохе, никто ничего не мог разобрать, все были в страшной панике. На место трагедии то и дело подъезжали машины «Скорой помощи» и увозили травмированных детей. Случилось так, что девочек-близняшек развезли по разным больницам. Надя, только через три дня очнувшаяся после травмы, не помнила ничего, и лишь благодаря одному малышу из того же детского дома узнали, как ее зовут. Он все время бегал к ней в палату и твердил лишь ее имя: «Надя, Надя, Надя». Больше он ничего не мог сказать, потому что был слишком мал. Все документы сгорели в том пожаре, и выздоравливающих детей после окончания срока реабилитации развозили по разным детским домам. Наде повезло, ее удочерила врач той же больницы, где она и лежала. После того как девочка очнулась и увидела рядом со своей кроватью женщину-доктора с доброй улыбкой, она тут же назвала ее мамой. Почему так произошло, никто не мог объяснить, но Наденька упорно продолжала называть врача мамой. Женщина была бездетной и очень привязалась к девочке, а позднее решила ее удочерить. Женя лежала в другой больнице и помнила все – и свое имя, и фамилию, и то, что у нее есть сестра. Но тогда она была слишком мала, чтобы ее послушали и начали искать сестру: видно, никому это было не нужно. Вот так они и потеряли друг друга. Евгения не теряла надежды и никогда не забывала о том, что у нее есть сестра, совсем такая же, как и она сама. Она часто видела ее во сне и всегда мечтала о том, что та обязательно найдется. В конечном итоге Жене все же удалось разыскать Надю, но произошло это… только спустя семнадцать лет. В тот год девушкам исполнилось уже по двадцать два года. Их встреча произошла благодаря загадочным и странным событиям, в которых по воле случая, а может быть, и судьбы, им пришлось принимать непосредственное и активное участие.[1]

Глава 2

– Надь, как ты думаешь, нас еще долго здесь будут держать? Вроде бы мы уже совсем здоровы, – повернувшись к сестре, спросила Женя.

– Откуда я знаю? – пожала та плечами. – Когда я спросила у врача, он как-то неопределенно ответил: «До полного выздоровления».

– Я уже совершенно нормально себя чувствую, надеюсь, и ты тоже. Сколько можно здесь взаперти сидеть да лежать? Гулять не пускают, телевизор смотреть не разрешают, газет не приносят, диету дурацкую придумали, меня от этой пищи уже тошнит! Я домой хочу, к соснам и березкам, хочу жареной картошки с солеными огурцами, грибочками и квашеной капустой, – продолжала ворчать Евгения. – Одними анализами замучили, с ума можно свихнуться. Крови уже литра три отдала, про мочу я вообще не хочу распространяться.

– Не ворчи, это же ради нашего блага делается, – усмехнулась Надя и снова уткнулась в книгу. – А домой и я хочу, в этом ты не одинока, – добавила она и перевернула страницу.

– Ты даже поговорить со мной не хочешь, – недовольно проворчала Женя. – Как ты можешь эти дурацкие детективы читать, там же сплошное насилие, да еще на английском? – покачала она головой и принялась пилить ногти. – Ногти стали – караул, мама дорогая, будто я ими в огороде месяца два безвылазно работала вместо грабель, – моментально перескочив на другую тему, шипела неугомонная Женя, чем снова вызвала улыбку своей сестры.

Надя знала, что Евгения очень гордится своим маникюром, и когда та нечаянно ломала один из ногтей, эта трагедия приравнивалась к всемирному потопу. Вот и сейчас она, чтобы привести их в порядок, два дня приставала к молоденькой медсестре-мулатке при помощи Надежды, которая выступала в роли переводчика. Она просила медсестру, чтобы та принесла ей пилочку для ногтей, маникюрные ножницы и бесцветный лак. Сегодня Женя наконец получила то, что хотела, и с одержимостью маньяка занималась своими руками.

– И вообще, мне уже давно пора в косметический кабинет сходить, – то ли с сестрой, то ли сама с собой продолжала разговаривать Евгения. – Масочку на лицо просто необходимо сделать. После долгого пребывания на солнце моя кожа превратилась в наждачную бумагу. Педикюр опять же необходим, массаж и лица, и тела. Здесь даже крема приличного не могут дать, сколько ни просила, кошмар какой-то! Надь, ну что ты молчишь-то? Хватит уже свои книжки читать, поговори со мной, – повысила она голос на сестру.

Надежда нехотя отложила книгу и насмешливо уставилась на Евгению:

– Давай поговорим, если тебе так хочется. Только о чем? Мы с тобой уже обо всем переговорили, о чем только можно. Снова обсуждать кораблекрушение и что же там на самом деле произошло, я не хочу. Надоело гадать и переливать из пустого в порожнее. Да и не очень-то приятно вспоминать все, что нам с тобой пришлось пережить, – нахмурилась она.

– Почему обязательно про это говорить? – не отрываясь от своего занятия, спросила Женя. – Разве других тем мало? Расскажи мне, например, про эту книжку, которую ты сейчас читаешь.

– Ты же не любишь детективов, – засмеялась Надя.

– Можно подумать, что у меня сейчас есть выбор, – проворчала Женя. – Все лучше, чем в тишине сидеть. Хоть бы радио притащили, музыку послушали бы, а еще лучше, если бы домой отправили. Я даже согласна уехать вот так, в том, в чем есть, – посмотрев на больничную пижаму, засмеялась она. – Сто лет уже прошло, а нас все держат здесь, в этом богом забытом месте! И надо же было нам с тобой забраться на этот край географии!

– Это не мы сюда забрались, это нас рыбаки сюда привезли, – со смехом поправила сестру Надежда.

– Ничего смешного в этом не вижу, – взвилась та. – Сколько мы еще будем здесь сидеть, вернее, лежать и бока нагуливать? Вон, у меня скоро второй подбородок отрастет!

– Успокойся, очень тебя прошу, – проговорила Надя. – Если держат нас здесь, значит, так нужно.

Девушки уже вторую неделю пребывали в госпитале Красного Креста, расположенном на территории Индии. После благополучного и невероятно счастливого спасения их привезли именно сюда. Произошло это спасение совершенно случайным образом, а перед этим… впрочем, все по порядку.

Евгения и Надежда пробыли на том экзотическом острове уже четверо суток, как однажды утром услышали шум мотора катера. Они кубарем слетели с возвышенности, на которой организовали свой импровизированный дом, состоящий в основном из пальмовых листьев. Постелью девушкам служили все те же пальмовые листья и мягкий мох. Питались они фруктами, которые в изобилии произрастали на острове. Они, конечно, могли бы еще есть и рыбу, которую можно было ловить из воды прямо руками. Ручей, рядом с которым они соорудили свой временный лагерь, совсем недалеко от него перерастал в небольшую речку, в которой кишмя кишела рыба. Но огня у девушек не было, а есть ее сырой – это их как-то не привлекало. Однажды попробовали устриц, но тут же выплюнули, удивляясь вкусу французов, которые их обожают. Надя подпрыгнула, как укушенная, когда, положив в рот одну из них и прикусив ее зубами, вдруг услышала слабый писк.