Михаил Серегин - Менты с большой дороги Страница 7

– Эй, как вас? – робко позвал он безучастную ко всему окружающему женщину. – Вы лучше пройдите в комнату. Здесь лежать будет неудобно.

Разумное его замечание осталось без внимания. Ясно было, что вынос тела на диван оставалось произвести единственному свидетелю происшествия, не считая кота. То есть ему, Пешкодралову Алексею Агаповичу. Вот незадача! Ничего не оставалось делать, и Леха двинулся к двери.

Не иначе как в родне ненавистного Пешкодралову животного были сторожевые коты или, на худой конец, коты-секьюрити. Зверь черною пантерой преградил путь курсанту и угрожающе вздыбил шерсть на хребте, пустив в воздух две стремительные искры. Леха попробовал продвинуться боком. Кот зашипел и зверски выпустил когти, махнув в сторону парня лапой. Вторая попытка проникнуть в квартиру увенчалась тем же результатом.

А тяжелое тело женщины не становилось легче. Совсем даже наоборот. Леха почувствовал, как руки от большого напряжения стали мелко подрагивать. А коту хоть бы что! Его это даже радовало.

– Давай с тобой поговорим как мужик с мужиком, – попробовал надавить на сознательность врага парень. Он хотел присесть на корточки, чтобы лучше видеть бесстыжие глаза, но с грузом в семьдесят килограмм ничего не получилось. – Мне от твоей хозяйки ничего не надо. И она, кстати, тоже мне не нужна. Хочешь, забирай ее и тащи сам в квартиру. Мне только лучше будет.

Леха замолчал, ожидая реакции кота на его слова, но животное не побеспокоилось протянуть лапы, чтобы принять грузное тело хозяйки в свои объятия. Посторониться оно тоже не пожелало.

– Значит, игнорируешь мое предложение? – начинал злиться Леха. Он нервничал, отчего ушибленный копчик все сильнее и сильнее болел. – Хорошо, попробуем подойти к вопросу с другой стороны.

Пешкодралов как мог постарался изобразить безразличие на лице и, демонстративно насвистывая под нос простенький мотив, двинулся на выход. Розовые пятки случайной знакомой потащились по каменному полу, собирая вековую пыль. Изящная, пушисто-красная тапочка соскользнула с правой ноги и одиноко осталась лежать между уплывающей хозяйкой и психованным котом.

– Твоя взяла, я ухожу, – бросил парень и осторожно взглянул назад. Кот не сдвинулся с места. – Заметь, некому тебе будет теперь «Китикет» покупать, – гнул свое Леха, спускаясь по ступеням. Нести тело стало неудобно, отчего пришлось его перевалить на спину. Женщина странно ухнула, но в сознание не пришла.

Назревала ситуация, которую Леха предвидеть не хотел. Зверь, обманутый Лехиным ложным маневром (на самом деле Пешкодралов не собирался никуда уходить, потому что с женщиной на спине таскаться по улицам не хотелось), бдительность почему-то терять не собирался и из дверного проема не уходил.

– Медом ему там, что ли, намазали, – пробурчал парень и приостановился на месте. Может, попробовать на таран?

Он взглянул на врага пристально. Злая искорка полыхнула в его глазах и погасла, зародив уверенность. Нужны были решительные действия, и Леха был готов к ним.

Перевалив несчастное тело хозяйки со спины опять на руки, Леха подумал и засунул его под мышку, чтобы не мешалось. Благо силушкой парень, возросший на вольных хлебах деревенской глубинки, обделен не был. Пара прыжков – и он вновь на площадке у злополучной квартиры. Кот вильнул хвостом из стороны в сторону, стараясь запугать Пешкодралова. Не на того напал! Курсанта российской милиции на понт не возьмешь!

С громким боевым кличем: «Ухне-ем!» – Леха рванул вперед, громко шлепая босыми ногами по полу. Голова несчастной женщины, имевшей неосторожность не вовремя потерять сознание, задорно подпрыгивала в районе Лехиного сердца, а растрепанные волосы производили беспорядочные движения, сбрызгивая капли недавно принятого душа. Рот недовольно скривился, но глаза были закрыты, продолжая изображать бессознательность. По-молодецки, в считаные секунды развив завидную скорость, парень ворвался в темную прихожую, впопыхах запулив животное в дальний угол коридора.

– Мя-я-я-у-у! – грязно выругался кот.

Леха не отреагировал. Он сделал свое дело, и крепость была взята. Оставалось только забросить хозяйку квартиры на диван и линять отсюда, пока чего еще не случилось. Парень помнил, что диван располагался в той комнате, из которой он совсем недавно так бесславно вырвался. Оказавшись рядом с ним, Пешкодралов уже размахнулся, примеряясь к броску…

Душа его, возросшая в грубых условиях бескультурной деревни, по сути своей от рождения была доброй и широкой, как бескрайние поля российской глубинки. Несмотря на возраст и будущую профессию, она словно беспомощный цыпленок оставалась наивной, ранимой. Тяжелая жизнь села не смогла заставить ее сделаться черствой. Короче, Леха женщину бросить не мог, и точка.

Укладывая бессознательное тело на мягкое ворсистое покрывало, разрисованное стилизованными цветами и бабочками, курсант склонился над бледным лицом хозяйки кота и почувствовал ее горячее дыхание. Лехе и без того было жарко от одной только мысли, что его тыл оказался открыт пристальному взгляду врага, притаившемуся сзади, у кресла. А тут еще этот горячий пар, вырывавшийся из широких ноздрей хозяйки. Незащищенный тыл курсанта с новой силой заныл, напоминая о позорном падении. Женщина резко открыла глаза, вперив каштановый взгляд в Лехин нос, густо покрывшийся испариной. Парень ощутил, как рука ее обвила его шею и требовательно притянула к себе ближе.

– Мой мачо, вы такой галантный, – Пешкодралов попробовал вырваться. – …и страстный.

Откуда у женщины взялась такая сила, Леха не знал. Властным движением она прижала курсанта к своей вздымавшейся как океан груди.

– Как только я тебя увидела, я потеряла голову. Ты такой красивый.

– Здесь темно, вы плохо рассмотрели, – безрезультатно пытался вырваться Леха.

– Пышешь молодой страстью…

– В квартире душно.

– У тебя такая крепкая, спортивная фигура…

– Я на днях полнеть начал. Вон он, второй подбородок. – Пешкодралов вытянул шею, чтобы женщина лучше рассмотрела.

– А эта обольстительная неприступность.

– Ну что вы, я мягок и податлив.

Объятия сжались крепче.

– Как отрадно это слышать, – горячо прошептала влюбленная женщина, и парень почувствовал прикосновение ее полных влажных губ к своим губам.

В голове все завертелось, покатилось кувырком, смешалось в одну большую кучу. Все мысли покинули распаленный Лехин мозг, кроме одной. «Линя-я-ять», – кричала она внутри Пешкодралова и ругалась матом. Бдительность была потеряна напрочь, чем и воспользовался злейший враг человечества, черный зверь, затаившийся до поры до времени в углу. Полет до этого угла им не был забыт. И возмездие наступило.

Острые когти впились в тот самый тыл, незащищенность которого волновала Леху уже заранее. Словно медсестра-садистка вонзила туда сотню острых шприцов. Леха дернулся и подался вперед, навалившись на разгоряченную любовными чувствами женщину.

– Больше страсти! – вскрикнула она, раздирая майку на Лехиной груди. Она бросила на пол истерзанные лоскуты и откинула в стороны руки. – Я ваша!

Кот вонзил зубы в мягкую плоть курсанта, что оказалось той самой пресловутой последней каплей. Пешкодралов взвился на месте, подпрыгнув чуть ли не до потолка, и ринулся в первую попавшуюся дверь.

Это была дверь балкона.

Балкон оказался узким, а его перила некрепкими. Проторив себе дорогу далее, в безграничные просторы воздушного пространства, Леха сделал несколько шагов по воздуху и… почувствовал, что зря надрывается. Все равно летит.

Приземление не отличалось мягкостью, но удивило своей целенаправленностью. Пешкодралов рухнул точно на копчик. В который вцепился кот. Под котом же оказалась та самая вожделенная грязно-красная крыша школы милиции, на которую так хотелось попасть курсанту. Парень вздохнул – не разбился.

Крыша была покатой, и Леха почувствовал, что с ускорением съезжает вниз. Вместе с котом. Кот, послуживший прокладкой между человеком и крышей, истошно выл, оставляя клочки шерсти на металле. Ухватиться было не за что, чтобы хоть как-то притормозить движение. Серый асфальт дороги, с мчащимися по нему машинами, угрожающе надвигался. Падение было неизбежным. Край крыши. Ноги безвольно повисли в воздухе…

Леха вцепился руками в скользкий карниз и мысленно попрощался с мамой, папой и капитаном Мочиловым.

Огромная толпа, в центре которой оказались Федя и Садюкин, приветственно помахивала платочками «спортсменам» и скандировала что-то ободряющее. Рядом, на небольшом возвышении, которое при богатой фантазии можно было принять за трибуну, размахивал носовым платком, зажатым в кулак, какой-то тип мужиковатой наружности, крашенный в рыжий цвет и с нарисованными веснушками.

– Вот парни показали нам типичный пример современной распущенности нравов и стремления подражать Западу, – кричал рыжий на трибуне. – Не постеснялись ради правого дела. Молодцы!