Елена Логунова - Кляча в белых тапочках Страница 8

– Спи спокойно, дорогой товарищ!

Среда

И не стоило удивляться тому, что под утро мне приснился Конопкин с лопатой!

– Копайте и докопаетесь! – загробным (что воспринималось как само собой разумеющееся) голосом возвестил он.

– Стучите и откроется вам, – сквозь дрему пробормотала я.

– Кыся, стучат! – в развитие темы сонным голосом сообщил мне Колян.

И тут же виртуозно всхрапнул, демонстрируя полную невозможность подняться самому, чтобы впустить раннего гостя.

Я с трудом оторвала всклокоченную голову от мягкой подушки и прислушалась. Действительно, в дверь стучали. Или, точнее сказать, деликатно скреблись.

С большой неохотой я слезла с кровати, сунула ноги в шлепки и побрела к входной двери, по дороге подхватив со стула и напялив на себя просторную мужнюю майку.

– Кто там? – зевнув, поинтересовалась я.

– Свои! – прошептали мне в ответ.

Голоса я спросонья не узнала, но свои так свои. Я повернула ключ в замке и открыла дверь.

– Привет, дорогая! – в проем шагнула моя мама с большой дорожной сумкой в руке.

Поцеловав меня, она крадучись проследовала в кухню.

– Привет, дорогая! – следом за мамулей на пороге возникла моя сестрица, тоже с сумкой и уже заранее на цыпочках.

– Пливет, дологая! – За сестрой хвостиком следовал ее четырехлетний сынишка, мой племянник Шурик.

За спиной у пацана болтался плюшевый мишка, путем элементарного харакири превращающийся в рюкзачок.

Я пропустила Шурика в дом и выглянула на лестничную площадку – больше там никого нет? А то в одной квартире с мамой, сестрицей и Шуриком живет еще кот Пуся, может, он тоже приехал? С узелком на палочке…

Кот на лестнице и в самом деле был, но не Пуся, а какой-то совершенно посторонний матроскин – безо всякой ручной клади. Он, впрочем, быстро переместился на коврик у двери и тоже изъявил желание войти и присоединиться к компании гостей, но я недрогнувшей рукой закрыла дверь перед усатой-полосатой мордой.

– Мы останемся до пятницы, – деловито сообщила сестрица.

– Отлично, – ответила я, мысленно прикидывая, сколько спальных мест смогу организовать в однокомнатной квартире.

– Не беспокойся, – словно угадав, о чем я думаю, сказала мама. – Мы уже звонили Иришке, договорились, что остановимся у нее. К вам мы сейчас зашли просто по пути.

– Отлично, – повторила я, вздыхая с облегчением.

Иришка – это моя единственная настоящая подруга. Сама я обычно называю ее Иркой. Уменьшительное «Иришка» плохо подходит к образу дамы с параметрами сто семьдесят на сто семьдесят, а именно таковы ее рост и объем бедер. Правда, при этом фигура Ирки далека от кубической, потому что у нее есть и стройная шея, и отчетливо выраженная талия. Она вовсе не толстуха, просто очень крупная, воплощенная мечта Рубенса. Свойское залихватское «Ирка» отлично сочетается с присущими моей подруге детским оптимизмом и любовью к приключениям. Даже после того, как Ирка моими стараниями обрела любимого и любящего мужа, она не перестала активно участвовать в моих бесконечных авантюрах!

– Кстати, Иришка просила передать, что ждет и вас всех сегодня вечером на ужин, – продолжила мама. – Сама она почему-то не может тебе дозвониться.

– Ага, у меня сотовый не работал, а домашний телефон я на ночь выключила, чтобы не разбудил Масяньку, – кивнула я. И с некоторым опозданием вспомнила о долге хозяйки: – Кому кофе, кому чай?

– Чай, кофе, коньяк, кисель? – хихикнула сестрица, цитируя бабушку моей приятельницы Оли.

Гостеприимная старушка этим любезным предложением регулярно ставила в тупик гостей, пораженных столь оригинальным ассортиментом напитков.

– Нет, спасибо, мы плотно позавтракали дома и еще перекусывали в автобусе, так что пойдем, у нас много дел, нужно успеть в три разных места, – сказала мама.

– Мось, Мось! – удрав из кухни, громко зашептал под дверью в комнату Шурик, очевидно, убежденный, что прозвище двоюродного братика– «Масяня» – пишется через «о» – как «Моська».

– Будем ждать вас у Иришки в восемь вечера, – напомнила мама, с ловкостью опытного торреро загоняя Шурика в коридор. – Мы ушли, пока! Коле и Масяне, когда проснутся, привет!

Родственники организованной толпой без лишней суеты и шума покинули квартиру. Я закрыла за ними дверь, поставила на огонь чайник и пошла будить своих спящих красавцев. Впрочем, малыш, оказывается, уже нетерпеливо подпрыгивал в кроватке, готовясь громким криком сообщить миру о своем пробуждении.

– Кыся, кто это приходил? Что надо? – зевая, спросил Колян.

– Кака! – радостно отозвался Масяня на вопрос, крепко запомнившийся ему благодаря стихотворению Чуковского.

– Что надо? Шоколада, – понятливо завела я требуемую «сказку». – Для кого? Для сына моего. А много ли прислать? Да пудов этак пять…

– Или шесть! – воскликнул Колян, воодушевляясь при упоминании о еде. – Больше ему не съесть, он у меня еще маленький! Кыся! А что у нас сегодня на завтрак?

И утро покатило по накатанным рельсам. Я покормила своих троглодитов, снарядила одного на работу, другого на прогулку и собралась сама. Уже подтягивая полностью экипированного Масяньку к двери, я услышала стук и посмотрела на будильник: ровно девять часов утра, наша няня на редкость пунктуальна!

– Кто там? Что надо? – совершенно автоматически отозвался Колян, задержавшийся у зеркала.

– Мама, кака! – уловив знакомое словосочетание, требовательно закричал ребенок.

– Папа, сказку! – переадресовала я заказ.

– Что надо? Шоколада, – покорно завел Колян, привычно ловко производя «хвощение». То есть собирая под резинку в гладкий толстый «хвост» свои длинные волосы – предмет моей зависти.

Я распахнула дверь, вручила младенца няне, крикнула:

– Пока-пока! Мама побежала! – и ускакала на работу.

Честное слово, даже будь я младшей медсестрой в перенаселенном сумасшедшем доме, нипочем не оставила бы работу, ведь самая беспокойная трудовая деятельность в сравнении с каторжной жизнью домохозяйки – это сплошной праздник!

Дежурный праздник жизни в нашей телекомпании предполагал мое активное участие в съемках и монтаже пары новостных сюжетов. С этой частью шоу-программы я справилась быстро, уже к обеденному перерыву, так что остаток трудового дня могла посвятить работе над сюжетом о бабушкиных именинах.

Честно говоря, в связи с гибелью Генки мне ужасно не хотелось возвращаться к этой теме, но материал был заявлен в программе на субботу. Значит, эмоции придется отодвинуть в сторону, хочешь не хочешь, а работу нужно сделать.

А уж если что-то делать, то делать хорошо! Поэтому я не отказалась от мысли использовать в своем материале интересное семейное фото, которое показывал мне Конопкин на празднике в Приозерном. А как же мне этот снимок получить? Телефон Капиной правнучки Генка мне не оставил, но проговорился, что она его соседка по лестничной площадке. Адрес дома, в котором жил Генка, я не знаю, но сам дом, а также подъезд и квартиру помню, потому что мне случалось бывать у него в гостях. Поеду-ка я туда, пожалуй, и на месте отыщу потомков уважаемой Капитолины Митрофановны…

Добрый Дмитрий Палыч дал мне по такому случаю служебную машину с водителем, и я с комфортом добралась в спальный микрорайон Водников. Без труда нашла нужную мне блочную девятиэтажку, оставила водителя Сашу дремать в машине и вошла в подъезд. Поднялась на второй этаж, с грустью покосилась на обитую красным дерматином дверь квартиры, в которой жил Генка, обвела взглядом две другие двери и задумалась: с какой начинать? Генкина квартира крайняя слева, значит, логично будет двигаться слева направо. Так и сделаю.

Я решительно нажала на кнопку электрического звонка.

– Хто-о? – вопросил слабый старческий голос.

Трель звонка не успела еще отзвенеть. Похоже, старикан занял пост под дверью загодя!

– Телевидение, – откликнулась я, прикидывая, может ли мой собеседник оказаться потомком столетней бабы Капы.

Если судить по голосу, старикан, скорее, «тянул» на ее предка! Не видя деда, я дала бы ему лет двести…

– Хто-о? – Дедок меня явно не услышал.

– Телевидение! – гаркнула я.

– Како-ое? – пропищал дотошный старец.

– Такое! – рявкнула я.

– Покажь документ! – деловито потребовал ровесник Мафусаила.

– Как? – удивилась я.

– Документ, говорю, покажь! – Дедок, насколько смог, повысил голос.

Интересное дело, он что же, считает глухой меня?!

– Как показать?! – заорала я. – В замочную скважину?!

Пятисекундная пауза. Потом, издав лязгающий металлический звук, дверь приоткрылась на длину стальной цепочки. Я сунула в амбразуру раскрытое удостоверение.

– Погодь, не суй мне свою корочку, я за очками сбегаю, – торопливо проговорил старец.