Иоанна Хмелевская - Лесь (вариант перевода Аванта+) Страница 8

В проектном бюро сделалось тихо. Несмотря на это, он продолжал сидеть в своем убежище — по установившемуся обычаю последний из уходящих придет в комнату закрыть окно. И Лесь все сидел и сидел, нескончаемые столетия, а тот, последний трудолюбивый придурок, все не приходил, будто и не думая уходить из мастерской. У Леся затекло все тело, и, дьявольски ревнуя к Барбаре, он впал в унылое, яростное, мрачное отчаяние, позабыв все на свете, кроме одного. Натужно и злобно размышлял он о загадочном выборе Барбары и представлял, как разыщет этого типа. Перед глазами поплыла картина страшного мордобития, восторженное лицо Барбары, падающей в объятия сильнейшего, то есть в его, Лесевы, объятия; эти образы столь зачаровали его, что он перестал обращать внимание на время и неудобства. Почти забыл, где и зачем сидит. Задумчиво извлек сигарету, потянулся за спичками…

— Черт бы все побрал! — раздался от дверей нетерпеливый голос главного инженера. — Погляди, Анджей, опять то же самое! Вот гаденыши, все окна оставили открытыми! Закрой здесь, а я пойду посмотрю у сметчиков.

Лесь замер со спичками в руках. Ведь он не расслышал шагов главного, который заговорил уже от дверей комнаты. И тех шагов, тех ног в итальянских ботинках тоже не слышал! Qx, любой ценой надо увидеть ноги главного инженера!

Анджей закрыл окно и балкон и вышел. Лесь только того и ждал. Тотчас вылез из-под стола и торопясь пролез на четвереньках к двери. Осторожно приоткрыл дверь и высунул голову у самого пола. Главный стоял в комнате кадровички около входных дверей, и видно его было только сверху. У него были, правда, темные брюки, но и у Анджея тоже были темные брюки, все словно сговорились носить одинаковые брюки, а ботинки Лесь никак не мог увидеть!

Стоя на четвереньках, он тоскливо наблюдал, как все вышли из помещения и захлопнули замок. До завтрашнего утра времени было вдоволь.

И тащилось оно немилосердно долго. Почти совсем протрезвевший Лесь ужасно оголодал, купить что-нибудь забыл, а выходить не хотелось. Обошел всю мастерскую, нашел кусок засохшего хлеба и немного прогорклого масла, съел все это, запил водой, затем снял с полки большой глиняный жбан из магазина народных промыслов и, размышляя о сложных своих проблемах, принялся точить мясницкий нож. Наточив нож, нашел в ящике стола короткий толстый шнур, скептически осмотрел и, не видя пока что способа применения, положил на всякий случай вместе с ножом.

До вечера все еще было далеко. От скуки Лесь потащился к своему столу и осмотрел начатый чертеж. От скуки же взял карандаш и провел линию. Посмотрел, провел еще одну. Обе линии оказались там, где и положено быть, и заинтересованный Лесь продолжил работу.

Когда он снова посмотрел на часы, было уже около десяти. Рабочий чертеж шкафа был закончен. Он бросил свое занятие, вышел из служебного помещения, старательно закрепив дверь, чтобы не захлопнулась, и отправился на запланированный ужин.

Уже около двенадцати он добрел до работы крупным зигзагом — не только с полной сумятицей в голове, но и с приятным чувством достигнутой цели. Лесь не был уверен, какова же, собственно, эта цель, однако такой пустяк его не особо смущал. Беспокоило, правда, досадное и туманное ощущение, что нормальный путь на службу невозможен, ибо сторож наверняка уже закрыл ворота, и посему необходимо перелезть через два забора и забраться в окно.

Потребленный за ужином алкоголь окрылил и прибавил куражу. Форсируя второй забор, Лесь вознамерился спеть громкую и вместе с тем трогательную песню: он даже открыл рот, дабы издать чистую и внушительную руладу, однако неожиданно потерял равновесие и свалился на землю, в результате чего внезапная страсть к пению закономерно поубавилась. Наконец, он пробрался на задний двор своей собственной службы, и осталось лишь преодолеть окно на лестничную клетку. Уже будучи около окна, услышал лай и вспомнил, что у сторожа есть собака, которую ночью спускают с цепи. Собака вылетела из темных ворот с яростным лаем и понеслась прямиком на Леся.

В нормальных условиях, в средней кондиции и без всякого допинга форсирование высокого окна связано с известными трудностями и затратой времени. Сейчас же перед лицом стремительной, рычащей, гавкающей опасности, Леся подбросила явно сверхчеловеческая сила. Уже находясь по другую сторону подоконника, он услышал неоспоримые звуковые признаки пробуждения сторожа и укрылся за дверью в подвал, не понимая, почему сторож медлит, и не очень-то представлял, что произойдет, когда тот появится.

Через несколько минут пес отказался от своих претензий, а сторож не пришел по уважительной причине: он был еще пьянее, чем Лесь, и никакая сила в мире не вынудила бы его оставить дежурку. Но об этом Лесь не знал. А посему не решился подняться к себе наверх нормальным шагом, опустился на четвереньки и пополз, затаив дыхание, застывая от ужаса при каждом мощном храпе несколько ослабевшего стража.

Таким манером добирался он до своего четвертого этажа весьма длительное время и дополз совершенно измученный. Закрыл за собой дверь и привалился к ней, стараясь вспомнить страшно важное, чрезвычайно неотложное дело. Апеллировать к памяти было бесполезно. Что-то мелькало про хулиганов, а, может, про миллионера, кто-то замышлял на кого-то напасть пораньше, еще до восьми утра, и еще всякое разное в таком роде, а он должен что-то подготовить. Все было столь запутанно и мучительно, что Лесь решил сперва малость выспаться.

С большим трудом он поснимал с вешалки все рабочие халаты и устроил из них лежбище в коридоре, напротив входной двери, где ощущался слабый сквознячок. Ему было очень жарко. Рядом со своей постелью уложил найденный на столе наточенный мясницкий нож и свернутый петлей шнур — эти предметы смутно напоминали ему о чем-то весьма важном и необходимом. Потом, расставшись с большей частью своего гардероба, свалился на постель в одних плавках и заснул.

В шесть утра в квартире главного инженера зазвонил телефон.

— Ну, так как? — спросил неуверенно зав мастерской.

— Будете через полчаса на службе, как договорились?

— Через сорок пять минут, — ответил главный заспанным голосом. — У нас целый час на обсуждение деталей. Я думаю, успеем?

— Должны успеть. Ну так я без пятнадцати семь буду.

Почивающего сном праведника Леся неожиданно разбудил скрежет ключа в двери. Он уже ворочался во сне, так как в кармане одного халата лежало что-то твердое и ужасно давило Лесю бок. Хотел, было, повернуться и вдруг вспомнил все сразу, и этого всего оказалось чересчур много. Необходимость спрятаться на службе, нападение на кадровичку, хулиганы, таинственный поклонник Барбары… И голове закружился вихрь — надо было как-то действовать. С трудом приняв сидячее положение, полусонный, мало что соображающий, схватил лежащий около него ножище, увидел шнур и собрался встать, не уверенный, убегать ли ему или дождаться кадровички, которая всегда являлась на службу первая. Пока он пребывал в нерешительности, дверь отворилась и появился главный инженер.

Лесь еще не успел оторваться от полу, и взгляд его поневоле и прежде всего упал на ботинки главного инженера. Серые, итальянские, в дырочках, хорошо знакомые ботинки.

Главный окаменел в дверях, сраженный невероятным ирелищем: на полу, на куче халатов, сидел Лесь в плавках с большим мясницким ножом в одной руке и чуть ли не с пароходным канатом в другой, уставив неподвижный взгляд на его ботинки…

Главный тоже посмотрел на свои ботинки, потом на Леся: а не галлюцинации ли у него от этой жары? Голый Лесь с ножом в помещении, которое вчера он лично закрыл на ключ — это же полный абсурд.

Потрясенный видом ботинок, Лесь оставался в той же самой позиции. Он уже и не помнил, что в дверях должна была появиться кадровичка, а не главный инженер. Молнией пронеслась мысль — здесь вмешалась сама судьба: незачем копаться в каких-то сложных проблемах, надо попросту убить главного. Медленно он поднял дикий взгляд от ботинок на лицо.

Главный слегка встревожился, может, человек помешался от жары? Но он был мужчина самостоятельный, а посему вошел в коридор и прикрыл дверь.

— Господи Боже, как вы здесь оказались?

Лесь сделал движение — дабы ринуться на него, словно какой-нибудь могучий хищник, но не успел. Главный получил мощный удар дверью, и в коридор вошел зав мастерской. Он открыл рот, чтобы извиниться, и ничего не сказал: его взгляд упал на Леся; ошеломленный, как и главный инженер, он не мог вымолвить ни слова. А Лесь взглянул на ботинки зава и тоже потерял дар речи, ибо и у зава были такие же серые ботинки. Все трое молчали, уставившись друг на друга в полном столбняке.

Главный инженер первым пришел в себя — он уже несколько освоился с ситуацией и подошел к Лесю.

— Что вы здесь делаете?

— Что случилось? — спросил потрясенный зав. — Пан Лесь, вы здесь ночевали?